Гриша посмеивался, Оксана в ответ обвиняла его в занудстве и провинциальной заскорузлости. Ее можно было понять. Она просто слепла от многоликой и многоголосой Москвы, как плотва, которая из мутного пруда попала в мир тропического кораллового рифа.
Она менялась и внешне. Григорий с сожалением обнаруживал, что ее замечательные натуральные черные волосы в один из приездов оказались красно-рыжими. Она стала красить ногти в черный цвет, носить куртки раздражающе ярких цветов, ботинки с несуразными гигантскими платформами. С этим Гриша мог только мириться, поскольку воспитывать Оксану не мог и не хотел. Наверно, она лучше знала, какой ей нужно быть.
– Ты, по-моему, раньше на такси не очень-то каталась, – произнес Гриша, заметив, что таксист ждет, пока они поговорят. – Разбогатела, что ли?
– Нет, просто сумки...
– Ну что, Ксюха, поехали? – раздался вдруг незнакомый голос.
Гриша обернулся. Долговязый парень в черной лаковой куртке стоял рядом, перемалывая челюстями жвачку. Белые крашеные волосы, узкие очки-светофильтры, за которыми не видно глаз, наушники на шее, легкая «творческая» небритость.
– Привет. – Он небрежно кивнул Грише. – Ксюх, сумки с собой или в багажник?
– Не знаю... – тихо произнесла растерявшаяся Оксана. – В багажник. Познакомься, Гриша, это Артур. Мы вместе учимся.
– Я так и подумал, – так же тихо ответил Гриша.
– Да нет, ты не понял. Он на этюды приехал, я обещала ему наш монастырь показать...
– Ну... – Гриша пожал плечами. – Желаю творческих успехов.
Он поверил бы той Оксане, что была год или два назад. Но только не этой – растерянной, давно уже запутавшейся, потерявшей смысл их отношений, повисшей между небом и землей.
– Гриша, подожди, ты ничего не понял.
– Ну, поехали, – позвал ее парень, по-хозяйски усаживаясь на переднее сиденье.
– Не надо оправдываться. Ты ни в чем не виновата. – Гриша сказал это совершенно искренне.
– Я не оправдываюсь!
– Меня-то ты не обманешь. У тебя стрессовая ситуация. Зрачки расширены, дыхание учащенное, речь сбивчивая. Я все понимаю.
Раздался сигнал – Донской подкатил на своем «Мерседесе» поближе.
– Здравствуйте, – сказал он, с любопытством посмотрев на Оксану.
Та мельком взглянула на него, не подозревая, что между Гришей и этой шикарной машиной есть какая-то связь. Она снова перевела взгляд на Григория.
– Желаю удачно провести уик-энд, – сказал он и быстро сел в машину. – Поехали отсюда!
– А дама? – удивился Донской.
– Поехали, – настойчиво повторил Гриша.
– Ах вот оно что...
Уезжая, Гриша мельком увидел в зеркало изумленные глаза Оксаны. Вместо помпезной встречи вышло помпезное расставание.
Донской молча вел автомобиль, но надолго его терпения не хватило.
– Кинула? – поинтересовался он.
– Нет, что ты! Просто твой «мерс» не подходит под цвет ее помады.
– Ну, понятно... А что за персонаж с ней был? Ты его знаешь?
– Артуром зовут. Приехал город посмотреть, этюды порисовать.
– Этюды в постельных тонах?
– Наверно.
– М-да, неприятно. Девочка-то красивая, только размалеванная очень.
– Она не всегда такой была.
– И давно у вас эта любовь на расстоянии?
– Не знаю, как насчет любви... А вообще, давно.
– И ты ждал ее, как Пенелопа? Жизнь-то должна брать свое...
– Она и брала. Только не за то место.
– Выглядишь ты очень скверно, Гриша. Надо лечить.
– Водкой, что ли?
– Да нет, это лекарство симптоматическое, а тебе сейчас нужна интенсивная терапия. Вообще, когда тебе плохо, лучше всего – сделать что-нибудь хорошее. Старушку, например, через дорогу перевести или скворечник сколотить.
– Вот-вот, я как раз этого и хочу.
– Или давай вон ту девушку подвезем. Видишь, с мальчиком стоит? Наверняка ведь опаздывает.
Гриша увидел блондинку в темно-сером плаще, с сумкой в руке. Она стояла неподалеку от остановки, запруженной народом, и пыталась поймать такси.
– Ну, подвези, – безразлично сказал он. – Может, сшибешь с нее червонец на пиво.
– Червонец мало, – покачал головой Донской. – Минимум пятнадцать.
Он остановил свой белый «Мерседес» точно рядом с незнакомкой.
– Гражданочка! Вы лимузин заказывали?
* * *Светлана опаздывала прямо-таки катастрофически. Только к вечеру она доделала наконец платье, которое срочно нужно было занести подружке на работу – та собиралась сегодня на какое-то торжество.
После этого следовало срочно забросить Пашку к другой подруге, пообещавшей посидеть с ним вечер. А затем отправляться на вторую работу, и как можно скорей. Сторож в школе имел обыкновение запирать дверь и включать на полную громкость телевизор.
Светлана понимала, что Люда в парикмахерской уже рвет и мечет, дожидаясь платья. Поэтому она и решила ехать на такси, хотя подобных расходов в ее скудном бюджете не предусматривалось. Она отошла от переполненной остановки и приподняла руку. И почти сразу рядом остановился роскошный белый автомобиль.
Она даже не поняла, что остановились ради нее, поэтому отошла в сторону и снова подняла руку. Но ее окликнули.
Светлану не однажды пытались таким образом подцепить на улице. Всякий раз она эти попытки игнорировала – отшивать липучих мужиков она умела очень хорошо. Но впервые на нее обратили внимание с ребенком. Это ее только возмутило.
– Куда прикажете ехать? – спросил водитель.
– Куда вам надо, туда и езжайте. Я такси дождусь.
– Барышня, откуда такое недоверие к людям? – укоризненно проговорил Донской. – Разве мы похожи на негодяев?
Светлана посмотрела внимательнее. Водитель был прав – оба парня выглядели вполне благопристойно. Однако, по мнению Светланы, людям с такой машиной нет необходимости заниматься частным извозом.
– Вы похожи на двух бездельников, которые не знают, чем заняться, – сказала она.
– О-о! – тихо произнес Донской. – Девушка-то с характером.
После подобных слов он уже не мог просто так уехать. Он вмиг стал серьезным и вышел из машины.
– Ну, ладно, перестаньте. Мы на самом деле хотим помочь вам, потому что... Потому что погода хорошая. Давайте вашу сумку.
Светлана еще раз с сомнением посмотрела на обоих незнакомцев. Ей захотелось поверить, что на «Мерседесах» катаются не только проходимцы, но и порядочные люди. Затем она взглянула на часы и даже ахнула. Людмила, наверно, уже проклинала ее.
– У меня денег всего... – проговорила она, отдавая в протянутую руку сумку.
– Гражданочка, только не надо этого пафоса! – попросил Донской. – Если вы еще не умерли с голоду, значит, деньги у вас есть. И зачем вы о них заговорили? Разве я хоть раз обмолвился о деньгах?
Он поставил сумку назад, помог Светлане забраться в машину.
– Куда едем?
– Сначала на Ломоносова, – сказала Светлана. – А потом, если можно, на Спортивную площадь, там все по пути. На Ломоносова – это где химчистка, знаете?
– Химчистка, – разочарованно повторил Донской. – Какая проза! Мы-то думали, вам в аэропорт, потому что до самолета в Лас-Вегас всего четверть часа...
– Какой еще Лас-Вегас? – Девушка была сейчас не слишком восприимчива к юмору.
– Ладно, едем в химчистку, – вздохнул Донской.
Пашка тем временем обнаружил блестящую кнопку на дверце и нажал на нее, завороженно наблюдая, как стекло поползло вниз.
– Павлик, не трогай! – Светлана схватила его за руку.
– Что, Павлик, нравится машина? – спросил Донской.
– Да, хорошая, – кивнул мальчик.
– Скажи папке, пусть такую же купит.
– А мне дядя Валера подарил вертолет! – похвастался Пашка.
– Вертолета у нас нет, – признался Донской. – А дядя Валера – начальник аэродрома, что вертолеты дарит?
Светлана молчала, оценивая парней женским чутьем. Тот, что в фуражке, действительно похож на веселого и говорливого шофера. Второй, хмурый и серьезный, вроде бы должен быть начальником, раз его шофер возит. Но для начальника он молод, да и просто не похож. И не стал бы шофер с начальником подвозить всех встречных, да еще так болтать...
– А вы, девушка, значит, в химчистке работаете? – продолжал беседу Донской.
– В парикмахерской.
– Честно сказать, не люблю ходить в парикмахерские. Там всегда морочат голову глупыми вопросами: «Тут снимать или не снимать? Пробор здесь или здесь?» Откуда я знаю, где должен быть пробор, – ты ж мастер, ты со стороны все видишь...
– Честно сказать, – не осталась в долгу Светлана, – я тоже не люблю клиентов, которые даже не знают, где у них должен быть пробор.
– Сдаюсь. Давайте, что ли, знакомиться. Я – Андрей, а это – Гриша. Он тоже работает в парикмахерской. Он – председатель совета директоров парикмахерской номер восемь, знаете такую? А я его шофер и телохранитель.
– Врете, – сказала Светлана и чуть улыбнулась из вежливости.
– Правильно, врем. На самом деле мы из бюро добрых услуг. Целыми днями катаемся по городу и подвозим опаздывающих граждан. Я машину веду, а Гриша пассажиров развлекает, истории рассказывает, куплеты поет. Видите, какой он у нас общительный?
– Пока не очень.
– Гриша, а ну, спой девушке частушки, а то она не верит.
– А не боишься, что от смеха в фонарь врежешься?
– Вот видите, какой веселый... Пашка! А скажи-ка нам, как маму зовут?
– Зачем? – задал мальчик недетский вопрос.
– Как – зачем?! Нам же отчитываться за добрые услуги! Вот спросит меня начальник, кого сегодня подвозили. А я скажу – Пашку и его маму. Как маму-то зовут?
– Светлана меня зовут, – ответила девушка, чтоб не вмешивать ребенка во взрослый разговор.
– Гриша, не забудь занести в журнал, – озабоченно произнес Донской.
Григорий совсем не был сейчас настроен на шутки, болтовню и флирт, поэтому только едва заметно кивнул.
– А вот и химчистка, – сказал Донской, прижимая машину к тротуару.
– Спасибо, – поблагодарила Светлана и взялась за сумку. – Сколько я вам должна?
– Вы должны нам ласково улыбнуться, – охотно ответил Донской. – Постойте, а разве мы дальше не едем? Вам же еще куда-то.
– Нет, спасибо, – замотала головой Света. – Тут уже близко, мы дойдем.
– Да нет, что вы! – запротестовал было Донской, но девушка уже вытащила из салона сумку и ребенка. Прежде чем уйти, она улыбнулась. Ласково, как и просили.
– Хороша куколка, – вздохнул Донской, выруливая на проезжую часть. – И ведь не замужем.
– С чего ты взял?
– А что, не видно? Какой-то дядя Валера-вертолетчик... Ты-то чего молчал, как пень? Мог бы поддержать диалог.
Григорий некоторое время молчал.
– Ты не обижайся, Андрей, – сказал он наконец. – Но я не пойму: ты издеваешься или дураком прикидываешься?
Тут настала очередь Донского задуматься.
– Наверно, дураком прикидываюсь, – решил он. – А теперь ты скажи: ты и в самом деле считаешь, что сегодня понес невыносимо тяжелую утрату?
– Да! – не задумываясь ответил Гриша. Но потом добавил: – Не знаю.
– А ты подумай. Ах, извини, влюбленным мысли неподвластны! Давай я за тебя подумаю. Скажи мне – ты давно свою художницу последний раз видел?
– Не очень, – с ходу ответил Григорий, но тут же понял, что, пожалуй, давно. – Месяца три.
– И ты думал, – продолжал Донской, – что молодая здоровая баба все это время никого перед сном не целует, кроме плюшевого мишки? Гриш, я удивляюсь, как ты не стал реалистом, проработав несколько лет в «Скорой». Там все такие наивные?
– Что значит «наивные»? Верить близкому человеку – это уже наивность?
– Да ладно, перестань... Просто знаю я этих художниц.
– Что, интересно, ты знаешь?
– Да ведь им, чтоб рисовать, адреналин нужен! Я с этой публикой встречался, ребята они веселые, но...
– Что «но»?
– Хочешь, расскажу? Знаю, например, одного парня, который свои картины задницей рисует. Пьет красители с фенолфталеином, потом присаживается над холстом – и водит анусом взад-вперед. Еще одна художница, тоже москвичка, устроила выставку своих выделений. Расставила баночки – в одной моча, в другой – сопли, в третьей – гной из ушей. И все культурно, на полочках, с табличками. И ведь огромные деньги за это получают!
– Ну, есть извращенцы...
– Нет, Гриша, что ты! Это называется не извращенцы, а концептуалисты! Хочешь, еще про них расскажу?
– Зачем? Я не понимаю, при чем тут задница, гной, извращенцы...
– Что ты можешь противопоставить им? Чем ты свою Оксану здесь удивишь – обходом кинотеатров? Или кафе-мороженым? Ты ведь для нее нудный парень, согласись. Днем – работа, вечером – книжки, писанина... Художница тебе не пара, ты червяк книжный, а они все – гении! Ты хоть раз видел гения, который меньше двух раз состоял в браке? Ну, кроме Ленина, конечно...
– Да дело не в браке...
– Ладно уж, молчи! Ты же сам все давно понимаешь, не дурак ведь, а признаться боишься. Разве не так?
Григорий промолчал.
– А вот скажи мне еще одну вещь, – безжалостно продолжал Донской. – Ты сам-то как эти месяцы жил? Любовь до гроба – это одно. А ведь работаешь в здравоохранении – кругом молоденькие козочки в белых халатиках. Улыбаются, глазки строят, попками крутят... Ты ничего не чувствуешь, ты железный?
– Не железный. Чувствую.
– Та-ак. И что делаешь?
– Что чувствую, то и делаю. Приходится...
– Ах ты несчастный! Приходится ему... Представляю, как ты мучаешься, бедный мальчик. Гриша, пойми – жизнь любит реалистов. А почему ты сегодня так рассопливился, я легко сказать могу.
– Ну-ну.
– Это все равно что кошелек с пятью рублями украли. Вроде и не жалко, а обидно, что кто-то на твою пятерку сейчас пойдет пиво пить. Была у тебя девочка-конфетка, а какой-то хмырь взял да и скушал. Ты согласен?
– Ты несколько упрощенно понимаешь мир.
– Зато ты любишь сложности! Загляни в себя, только реально, и реши, что ты на самом деле чувствуешь.
– Чувствую себя как после вскрытия. Ты меня так располосовал, что кусков не соберешь.
– А ты как думал! Лечение – это иногда больно.
– Эффективно лечишь. Все правильно, жизнь продолжается. Мне бы теперь сходить в кабак или в публичный дом, развеяться.
– Этот вариант мы уже обсуждали и отвергли. Давай-ка лучше дождемся Костика – у него дежурство до десяти – и закатимся в сауну. Посидим, пивка попьем, поговорим. Глядишь, и дышать начнешь свободнее.
Гриша неопределенно качнул головой.
– Нет, если хочешь, отвезу тебя домой. Сиди там один, пускай слюни, грызи батарею... Или в сауну?
– В сауну, – сказал Гриша. – Гулять так гулять.
– О! – радостно воскликнул Донской. – Жизнь налаживается!
Некоторое время он молчал, глядя на дорогу с непонятной улыбкой.
– Гриш, а все-таки хороша девочка Света, а? – произнес он. – И чего ты, дурак, телефончик у нее не попросил?
Григорий промолчал. Хотя в мыслях он был совершенно согласен с Андреем. Девушка в самом деле была очень хороша. Более того, сейчас она, а не Оксана стояла у него перед глазами.
* * *Вначале был страх. Выплывая из беспамятства, Луков не испытывал ничего другого. Все пропало – свет, тепло, боль, голод, радость, память, мысль. Вначале был один лишь ледяной, ничем не объяснимый страх.
И от него нельзя было скрыться. Даже пошевелиться Луков не мог – он не чувствовал тела. Оно словно растворилось в гигантском океане, распалось на эфирные частицы, которые невозможно снова собрать и заставить действовать.
Он кое-что помнил. Как мела метель, как он шел по улице, жмуря глаза, и как занимал очередь в пивной. Все это было, хотя и очень далеко... А дальше...
Он не мог объяснить самому себе, что произошло. Раньше такого никогда не было. Сгустилась тьма, краски мира поблекли и поплыли друг на друга. Показалось, что земля под ногами становится мягкой, топкой, будто тает. И в эту холодную серую мякоть он стал погружаться.
Что это – смерть?
Он беспомощно уходил все глубже, глубже, стены пивной были как в тумане. Тяжелая завеса опускалась на глаза, отрезая Ивана Сергеевича от света. И никого рядом, кто мог бы вытащить, встряхнуть, развеять удушливый туман. Холод, полумрак, быстрые тени. Воздух стал густым, он совсем не приносил жизни. Твердь под ногами распадалась все быстрее, и вскоре Луков почувствовал, что падает.