— Кто это, мама? — спросила Вейнесс, заходя в комнату.
Она уже успела сменить свою темно-зеленую блузку на светло-бежевую тунику, которая по цвету вполне соответствовала ее коже; в полумраке ее глаза казались большими и светящимися.
— Глауен? Как я рада видеть тебя!
— Глауен пришел как официальный гость, — сказала леди Кора, — не взирая на те неудобства, которые могут вызвать для него другие наши гости.
— Тебе не надо беспокоиться за Глауена, — сказала Вейнесс, делая шаг вперед, — он — человек общительный и не застенчивый. Во всяком случае, я или Мило проследим, чтобы он не испытал затруднений.
— В том-то и дело, — сказала леди Кора, — И ты и Мило нужны, чтобы занять Джулиана. Боюсь, что Глауен может почувствовать себя лишним.
— Какая ерунда, мама! Глауен очень хорошо подойдет для нашей компании. А если нет, то Мило может повести Джулиана на прогулку, а я займусь Глауеном.
— Это вполне меня устроит, если случится худшее! — вежливо сказал Глауен, — Пожалуйста, не надо беспокоиться на мой счет.
— Я оставлю вас с Вейнесс, — кивнула леди Кора, — Но помни, дорогая, вам не следует слишком много болтать о ваших школьных делах, чтобы не заставить скучать беднягу Джулиана, — она повернулась к Глауену, — Джулиан один из самых уважаемых наших молодых мыслителей. Он очень прогрессивен! Я уверена, что он вам очень понравиться, кстати говоря, у них с Вейнесс большие планы на будущее.
— Чрезвычайно волнующая новость! — заметил Глауен, — Мне надо будет поздравить молодого джентльмена.
— Это будет преждевременно, — рассмеялась Вейнесс, — Джулиан может подумать, что я плету для него сети, что очень далеко от истины, наши «большие планы» пока что распространяются только на посещение в этом году охотничьего домика на Безумной горе.
— В самом деле, Вейнесс, ты сегодня что-то уж чересчур легкомысленна, — холодно сказала леди Кора, — У Глауена может сложиться не лестное мнение о тебе.
Она кивнула Глауену и вышла из комнаты, оставив за собой тяжелую тишину.
Глауен повернулся к Вейнесс. Он наклонился вперед, чтобы поцеловать ее, но та отпрянула назад.
— Глауен! Ты что, с ума сошел? Мама может войти в любую минуту! И ты же уже слышал разговор о легкомыслии! Пойдем в гостиную! Там намного веселее.
Она провела его по коридору в широкую просторную гостиную. Оттуда открывался вид на спокойную лагуну. Три зеленых ковра покрывали отбеленный деревянный пол; диванчики и стулья были закрыты чехлами из зеленой и синей ткани.
Вейнесс подвела Глауена к диванчику, тот сел с одного конца, а Вейнесс расположилась на другом. Глауен искоса наблюдал за ней и гадал, сможет ли он когда-нибудь постичь ход ее мыслей.
— И где же ваши гости? — спросил он.
Вейнесс прислушалась, наклонив головку.
— Джулиан и Мило в библиотеке изучают карты района Безумной горы. Сандж навалилась бедром на стол, надеясь, что кто-нибудь обратит внимание на ее интеллект. Оба директора ругают отца. Это ежегодный ритуал, который Хранитель должен терпеливо вынести. Директор Олжин Боллиндер — это отец Сандж; директор Клайти Вердженс — тетя Джулиана. Леди Боллиндер, мать Сандж, болтает с мамой в комнате наверху. Они по очереди рассказывают друг другу ужасные истории про ум и безумие своих дочерей, при этом одна рассказывает, а вторая — ахает. Это хороший вид терапии: после таких разговоров моя мать дня четыре очень хорошо ко мне относится. Ну и наконец в гостиной на краешке диванчика сидит, соблюдая все правила этикета, отважный Глауен Клаттук из Дома Клаттуков, который пока что ведет себя вполне прилично.
— И который очень счастлив находиться здесь, хотя и не совсем понимает причину своего присутствия.
— Ты думаешь, что каждому событию, как наклейку на банку, надо прицеплять еще и причину? — с нотками раздражения в голосе поинтересовалась Вейнесс.
— В данном случае, некоторые ситуации могут быть для меня очень болезненными, поэтому я не перестаю над этим раздумывать.
Вейнесс, не вставая с диванчика, взглянула в проход, ведущий в гостиную и тихим голосом продекламировала несколько строчек из древней поэмы:
— Не задавай вопросов темному морю глубокому; можешь узнать, что на дне уже все сокровища жизни твоей. Так пел безумный поэт Наварт.
Слова повисли в воздухе. Наконец, Глауен попросил:
— Расскажи мне что-нибудь о своих гостях.
— Там каждой твари по паре. Джулиан и директор Вердженс завзятые ЖМСеры. Варден Боллиндер не менее завзятый консерватор. Леди Боллиндер, пока человек вежливо себя ведет, согласна на любую точку зрения. Сандж называет себя новой гуманисткой, но что она под этим понимает, известно только ей. Ну, этого вполне достаточно.
— Не терпится мне встретиться с ними, особенно с Джулианом. Твоя мать уверена, что мы с ним ужасно друг другу понравимся.
— В маминых мечтах все очень очаровательны и ведут себя должным образом, — улыбнулась Вейнесс, — Я выхожу замуж, воспитываю двух милых и тихих детишек и сияю от гордости каждый раз, как Джулиан объявляет новый манифест. Мило предназначено стать той силой, которая будет защищать добро. Он — чистый, честный, предусмотрительный и изобретательный: он никогда не будет груб по отношению к йипи, не говоря уж о том, чтобы воевать с ними. Консерватизм — это благородный идеал, хотя мать и боится противных диких зверей, которые рычат и от которых плохо пахнет. Возможно, их просто надо держать за забором.
— А как твой отец относится к этим взглядам?
— О, отец сумел выработать искусство приятной неопределенности. Возможно он скажет: «Очень интересная идея, дорогая, надо бы посмотреть, как это согласуется с Законодательством». На этом может все и кончиться, — она подняла голову и прислушалась, — Ну вот и гости из библиотеки идут сюда.
В комнату вошла слегка покачиваясь высокая молодая женщина. На ней были обтягивающие брюки цвета спелой сливы и черный жакет; под шапкой иссиня черных волос ее лицо казалось маленьким и бледным. Ее испускающие искры глаза, изогнутые брови и широкий насмешливый рот придавали ей вид человека знающего, самодовольного и посвященного во всякого рода экзотические секреты. За ней вышагивал высокий крепкий молодой человек, очевидно, Джулиан Бохост, который беседовал с Мило. Глаза его были круглыми и голубыми, а нос правильным и прямым. Ореол светло-каштановых волос окружал светлое румяное лицо, его тенор звучал звонко и свободно разлетался по комнате.
— … когда дело касается законов о земле, то тут возникает множество чудесных явлений… Здравствуйте. Кто это?
Мило вышел у него из-за спины и резко остановился, увидев Глауена.
— Ну, ну, сегодня наш дом, похоже, переполнен знаменитостями! Могу я представить наших гостей?
— Сделай это, пожалуйста, — сказала Вейнесс, — Но постарайся быть кратким, а то твои представления очень часто начинают напоминать надгробные речи.
— Сделаю все, что в моих силах, — согласился Мило, — Прелестную юную особу зовут Сандж Боллиндер. Рядом с ней, не так бросающийся в глаза, но не менее влиятельный, Джулиан Бохост. Ни один из них не имел трений с законом и оба относятся к великолепному обществу Штромы. А с другой стороны мы видим достойного Глауена Клаттука из Дома Клаттуков, который уже занимает довольно высокий пост в Бюро В.
— Считаю за честь встретиться с вами обоими, — поклонился Глауен.
— Я тоже не в меньшей степени почту это за честь, — ответил Джулиан.
Сандж внимательно оглядела Глауена.
— Бюро В? Какое чудесное поле деятельности! Насколько я понимаю, вы патрулируете берег и защищаете Заповедник от нападений?
— Совершенно верно, — кивнул Глауен, — Но у нас есть еще и другие обязанности.
— Не сочтете ли вы слишком нахальным, если я попрошу вас на минутку достать ваше оружие?
— К сожалению, не могу удовлетворить вашей просьбы, — улыбнулся Глауен, — Мы носим оружие только когда выезжаем в патруль.
— Ах, какая жалость! Меня давно уже интересует вопрос, правда ли, что патрульные делают отметки на своем оружии каждый раз, как убивают йипи.
— Я, например, делаю отметки каждый раз, когда мне выпадает свободное время! — улыбнулся Глауен, — Мое дело убивать йипи, а не вести этому счет, который вряд ли окажется точным. Когда я открываю огонь по переполненной лодке, я могу говорить только о вероятности. Во всяком случае, это бесполезная статистика, так как на месте одного йипи, которого я убью тут же появляется два или три новых. Этот спорт потерял свою былую привлекательность.
— А не мог бы ты взять с собой в патрулирование и Сандж, чтобы она лично могла подстрелить несколько йипи? — поинтересовался Мило.
— Не вижу причин, почему бы и нет, — Глауен повернулся к Сандж, — Но учтите, я не могу гарантировать вам эту возможность. Иногда дни, а то и недели проходят без единого выстрела.
— Ну, что скажешь? — повернулся Джулиан к Сандж, — Если ты действительно готова к этому, то вот тебе шанс.
Сандж пересекла комнату и плюхнулась на стул.
— Мне кажется, вы оба слишком безвкусны.
— Возможно, мне надо было предупредить, что Сандж поддерживает программу Новых Гуманистов, — сказал Мило, обращаясь к Глауену, — которые в свою очередь являются пограничной полосой с пацификами.
— С ЖМСами, если не трудно.
— Это все термины и фразы из номенклатуры политики Натуралистов, — пояснил Мило Глауену, — Ж, М и С означают соответственно «Жизнь», «Мир» и «Свободу». Джулиан горячий сторонник этой группы.
— Трудной найти человека, который посмел бы поднять голос против такого лозунга, — улыбнулся Глауен.
— По общей договоренности, лозунг должен отражать лучшую часть программы, — заметил Мило.
— Не смотря на здравый смысл, противники движения ЖМС не только существуют, но цветут махровым цветом, — заметил Джулиан, не обращая внимания на замечание Мило.
— Это, наверное, СВРы, что означает «Смерть», «Война» и «Рабство», — заметил Глауен, — Я прав?
— Они очень умны и коварны! — возразил Джулиан, — Они никогда не станут так открыто объявлять о своих целях. Вместо этого мои противники называют себя Старыми Натуралистами и пытаются удержать свои позиции размахивая перед нами старым забавным документом.
— Этот документ известен как «Сборник положений Общества Натуралистов», или Законодательство. Джулиан, почему бы тебе не почитать его как-нибудь на досуге? — предложил Мило.
— Намного легче спорить, исходя из полной неосведомленности, — добродушно отмахнулся Джулиан.
— Все это меня просто шокирует, — заметил Глауен, — На станции мы рассматриваем Законодательство, как главную организующую силу на Кадволе. Любой, кто думает иначе, это или йипи, или сумасшедший, или сам Дьявол.
— И к кому ты себя относишь, Джулиан? Спросила Вейнесс.
— Меня называли самоуверенным молодым паразитом, — немного подумав, сказал Джулиан, — дятлом и дурнем, а сегодня еще и «безвкусным», но я ни йипи, ни сумасшедший и не Дьявол! Если все сложить вместе, то я ни что иное, как честный молодой парень, мало чем отличающийся от Мило.
— Поосторожней! — воскликнул Мило, — Я не уверен, что Джулиан хотел сказать мне комплимент.
— Это должно быть комплиментом! — возразила Вейнесс, — Джулиан никогда не говорит о себе иначе, как в превосходных степенях, ну или в самых модных выражениях.
— Я согласен на подобие, — согласился Мило, — Мы оба носим туфли, которые направлены носами вперед. Мы оба пользуемся столовыми приборами, чтобы не откусить пальцы. Но у нас есть и различия. Я методичен и уравновешен, в то время как Джулиан расплевывает свои умные мысли во все стороны, как собака выкусывающая блох. А уж где он их берет, это, поверьте мне, я понятия не имею.
— Я могу дать этому довольно мирное объяснение, — предложил Джулиан, — Когда я был маленьким, я очень много читал, читал днем и ночью, и таким образом я вобрал в себя идеи полутысячи ученых. Пока я пытался усвоить эту огромную кучу перемешанных постулатов, у меня начались одна за другой спазмы интеллектуального несварения, которые…
— Должна заметить, — подняла руку Вейнесс, — что стол уже почти накрыт, и если ты собираешься расширить свою метафору, ты можешь лишить кое-кого из нас аппетита. Бедная Сандж уже выглядит довольно бледной и больной.
— Учту твое замечание, — поклонился Джулиан, — Я постараюсь умерить прыть моего языка. Короче говоря, когда я обнаруживаю в своей голове очередную идею, то сразу же стараюсь выяснить ее источник. Действительно ли это моя идея или это отголосок чужого высказывания. Таким образом я очень часто не решаюсь высказать вслух ту или иную чудесную концепцию, опасаясь, что кто-нибудь более умный и эрудированный чем я обвинит меня в плагиате.
— Хороший принцип! — кивнул Мило.
— Я тоже так подумал, — подал голос Глауен, — когда несколько дней назад случайно натолкнулся на подобное высказывание.
— Да? — удивился Джулиан, — Что ты хочешь этим сказать?
— Пару дней назад, мне надо было проверить работы философа Ронселя де Руста, который входит в «Карманный путеводитель по работам пятисот выдающихся мыслителей с аннотациями к их высказываниям» Бьярнстра. В своем предисловии Бьярнстр описывает те же трудности, что и ты, используя если не те же самые, то очень похожие выражения. Конечно, это всего лишь совпадение, но очень показательное.
— Уверен, что вон там на полке у нас тоже есть томик Бьярнстра.
Сандж, развалившаяся на стуле как огромная тряпичная кукла, издала хриплый смешок:
— Мне надо бы найти экземпляр этой полезной книжки!
— Никаких проблем, — пообещала Вейнесс, — Она, кажется, есть повсюду.
— Осталась только одна загадка, — заметил Мило, — С чего это ты, Глауен, заинтересовался Ронселем де Рустом?
— Все очень просто. Намур объявил, что Руст является его любимым философом, таким образом я из праздного любопытства решил посмотреть что о нем говорится у Бьярнстра. Так что никаких тайн больше не осталось, если не считать интерес самого Намура к Русту.
— А кто такой этот любознательный Намур? — спросил Джулиан.
— Это руководитель трудовых ресурсов на станции, к стати говоря, он внештатный Клаттук.
— Где бы ни случилось что-то выходящее за рамки обычного, — сказала Вейнесс, — можете не сомневаться, что там замешан кто-нибудь из Клаттуков.
По дому прокатилась приятная мелодия. Вейнесс вскочила на ноги.
— Приглашают к столу. Пожалуйста будьте аккуратны и не забывайте о манерах.
Обед был накрыт на веранде, находящейся в тени четырех маркизетовых деревьев и открывающей широкий вид на лагуну. Леди Кора принялась рассаживать присутствующих.
— Эгон, ты, конечно, сядешь на свое обычное место. Затем… как бы это сделать получше?… далее Сандж, затем Мило, потом Клайти и, пожалуйста, Глауен. На другой стороне Вейнесс, справа от отца, а рядом с ней Джулиан, я уверена, что им найдется что обсудить. Далее Эртрун, пожалуйста. А мы с Олжин сядем вот здесь. А теперь ради мира и спокойствия давайте договоримся не разговаривать о политике.
— Из гуманистических соображений я протестую, — заявил Мило, — Ты просто заставишь замолчать Джулиана.
— Умерь свое остроумие, Мило, — сказала леди Кора, — Джулиан может не догадаться, что ты не собирался его оскорбить.
— Совершенно верно! Джулиан, учти, чтобы я не сказал, обижаться на это не надо.
— Да я и не собираюсь обижаться, — лениво ответил Джулиан, — На самом деле, я просто собирался сидеть за столом и тихо наслаждаться выдавшейся приятной возможностью.
— Золотые слова, Джулиан, — заметила его тетка, Клайти Вердженс, приятная, хотя и довольно строгого вида женщина вступившая в средний возраст, с копной каштановых кудрей, с серыми проницательными глазами и строгими чертами лица. — Это и в самом деле очень приятная возможность. Лесной воздух так освежает.
И обед начался: от жидкого супа из морских фруктов, собранных на берегу, к салату из зеленицы, окружавшему небольшой кусок жаренной дичи; затем булькающие в коричневых глиняных горшочках бобы, вместе с сосисками, пряностями и черными сморчками; и наконец, десерт из замороженного арбуза.