Три дня они лежали пластом, в полубессознательном состоянии, а Бардуз и вовсе находился на шаткой грани между жизнью и смертью. Бригада врачей, используя систему терапевтической саморегуляции, оставалась неотлучно у постели раненого, контролируя все жизненные процессы. Чилка же забинтовали, наложили гипс, напичкали всякими костновосстановительными лекарствами и приговорили к постельному режиму.
Время шло. Глауен все чаще приходил в сознание, но лежал по-прежнему неподвижно. Силы возвращались медленно и помалу. Бардуз очнулся днем позже. Он открыл глаза посмотрел направо и налево, пробормотал что-то нечленораздельное, снова закрыл глаза и погрузился в дрему. Врачи расслабились — кризис миновал.
Через два дня он уже мог говорить. Сначала медленно, с большими паузами, мучительно подбирая слова и с трудом вспоминая происшедшее. Но потом начал становиться все живей, и скоро мог уже вполне сносно описать, что с ним произошло. В полете он получил известие от Баньоли о том, что планы его поменялись и что лучше всего будет встретиться у развалин замка. Бардуз, удивленный, но ничего не заподозривший, полетел к слютам. Там он не обнаружил и следа своего инженера, но все же посадил судно, вышел и пошел по направлению к предполагаемому месту строительства. Проходя мимо большого камня, он вдруг ощутил удар сзади по голове, и весь мир рассыпался для него на яркие вертящиеся обломки. Он упал в гнездо бродяжек и, возможно, именно это спасло ему жизнь. Спасло хотя бы тем, что он упал не на камни, а на мягкий песок. Кажется, он слышал потом еще выстрел, и ощутил удар в грудь. Бродяжки завизжали, после чего наступило гробовое молчание. Бродяжки вернулись, вереща и щебеча от гнева. Он с трудом нашарил пистолет и выстрелил. Они отошли, но когда он погрузился в забытье они, конечно, снова вернулись и истыкали его острыми когтями. Пистолет они утащили и, наконец, оставили Бардуза спокойно умирать.
Флиц рассказала ему, как его нашли и спасли. С некоторым усилием магнат повернул голову и увидел лежащего Глауена, а за ним Чилка.
— Сейчас благодарить не буду.
— Да и вообще незачем, — слабо ответил Глауен. — Мы только выполняли свои обязанности — вот и все.
— Может быть, и так, — бесцветным голосом прошептал Бардуз. — Но выполняли вы обязанности или нет, я все равно благодарен. А насчет моих врагов… Я знаю, кто это и знаю, почему он предпринял попытку убрать меня. — После этих слов Бардуз немного передохнул, собираясь с силами. — И думаю, он еще очень пожалеет о своей неудаче.
— Вы говорите о Намуре?
— Да, о Намуре.
— И зачем он сделал это?
— Долгая история.
— Вам обоим нельзя переутомляться, — напомнила Флиц.
— Хорошо, я стану говорить до тех пор, пока не устану, а потом остановлюсь.
Флиц неодобрительно посмотрела на всех троих и вышла из комнаты.
И Бардуз начал рассказывать.
— Сначала надо вернуться к давнему времени, примерно лет на пятнадцать назад. Моя строительная кампания выполняла кое-какие работы для семьи Стронси, и они хотели обсудить подробности. Я прибыл к ним для переговоров, но вдруг обнаружил, что вся семья уехала на побережье в замок Байнсей, причем, всего дня два назад. Однако, ничего необычного или неудобного в этом не было, и я спокойно стал ждать.
Все уехали на север, все двадцать семь, причем, многие, прибыв для этого из других миров. Настоящим патриархом был Мюрдайл Стронси, они с женой Глайдой жили здесь, в Стронси, со своими сыновьями Цезарем и Цамусом, их детьми и престарелой теткой.
Уехали они, должно быть, по случаю какого-нибудь праздника, они вообще были веселыми и счастливыми людьми, любящими веселиться несколько на старомодный лад. Для этого они всегда уезжали в свой замок Байнсей. Однако на этот раз поднялся чудовищный шторм, вздыбились черно-зеленые волны, и замок разрушился, словно песочный дом. Бежать им было некуда, оставалось только смотреть, как на них надвигается водяная громада — и умереть.
Когда связь с замком пропала, все на ранчо забеспокоились и послали людей разузнать, в чем дело. Я тоже поехал с ними. Мы обнаружили жуткие руины и изуродованные тела, часть которых водные бродяжки уже успели затащить под слюты. Выживших не было, мы вызвали врачей и уехали. Но как только я поднялся в воздух, со мной стали творится странные вещи, словно я не доделал чего-то или сделал что-то не так. С той поры я перестал быть абсолютно в себе уверенным, и как ни взывал к своему разуму, инстинкт твердил мне, что здесь что-то не так. Короче говоря, я вернулся. Вернулся один. Стоял поздний полдень и было очень тихо. Я, как сейчас, помню это время.
Баррдуз помолчал немного, отдышался и продолжил:
— На западе солнце проглядывало сквозь рваные тучи и освещало слюты тревожным светом спелой вишни. Я подошел совсем близко к руинам и остановился, осматриваясь по сторонам. Неожиданно мне показалось, что я услышал крик, очень слабый и жалостливый. Если бы дул ветер, услышать его было бы невозможно, но на этот раз кругом было абсолютно тихо. Поначалу я подумал, что это бродяжка, но не поверил себе, стал искать и, наконец, под грудой камней увидел кусок яркой материи. Я разобрал каменный завал и обнаружил маленькую девочку, оказавшуюся в каменной ловушке. Девочка была без единой царапины. Она пролежала там две ночи, вокруг лазали бродяжки и когтями пытались процарапать камни, чтобы до нее добраться.
Словом, чтобы сократить ненужные подробности, скажу лишь, что вытащил ее, едва живую от слабости. Девочке было семь лет. Я вспомнил, что видел ее на семейных фотографиях — ее звали Фелиция Стронси. Она единственная выжила из всей семьи.
Заботиться теперь было о ней некому. Опекуны далеко, в других мирах, и заняты совершенно иными проблемами. Ассоциация Факторий же почему-то не любила Стронси, и я решил не говорить им ничего о своей находке. Я просто взял девочку с собой, намереваясь со временем найти для нее хороший дом и заботливых приемных родителей. Но время шло и неожиданно я понял, что мне приятно видеть ее постоянно рядом с собой.
Это оказалось странное маленькое существо. Поначалу девочка не могла даже говорить, а только сидела рядом и смотрела на меня большими глазами на худеньком личике. Но постепенно шок прошел. Однако она практически потеряла память, твердо зная только одно — что зовут ее Флиц. — Бардуз снова замолчал, вызвал горничную и попросил принести фото семьи Стронси, которое Чилк с Глауеном уже видели. Серьезная маленькая девочка с пепельными локонами, сидевшая скрестив ножки на переднем плане и была Фелицией Стронси. Взглянув на фотографию, Бардуз вздохнул и стал рассказывать дальше. Он привык к девочке, но, подумав, признался во всем опекунам, которые с легкостью назначили его ее попечителем. Магнат дал ей образование, какое дал бы своему сыну, то есть — связанное с техникой, математикой и строительством, не забыв музыку, эстетику и историю цивилизации.
Флиц росла, более или менее соответствуя возрасту, и когда ей исполнилось четырнадцать, новоиспеченный приемный отец отдал ее в частную школу на Старой Земле, где она проучилась два семестра. Девочка по-прежнему оставалась бледной, худенькой, но уже было видно, что с такими глазами цвета морской волны, такими сверкающими волосами и нежностью черт она в конце концов станет настоящей красавицей. Все в школе считали ее способной, но несколько таинственной.
В конце второго семестра Флиц вдруг объявила, что учиться больше не будет, а на возмущения начальницы школы — старой опытной дамы — ответила, что хочет вернуться к прежней жизни, то есть ездить по всем концам Сферы Гаеан вместе с Левином Бардузом и его строительной компанией. Все аргументы разбились о ее твердое нежелание, и девочку отослали обратно к Бардузу, который с радостью ее принял.
Подростковый возраст Флиц миновала безо всяких драм. Правда, однажды она весьма сильно заинтересовалась одним спортивным молодым человеком из персонала компании. Бардуз ни во что не вмешивался, позволяя девушке делать все, что она сочтет нужным.
Много работать Флиц не любила, но при необходимости работала самозабвенно, и так или иначе постоянно сравнивала всех остальных с Бардузом. Следует признать, девочка редко находила людей лучше своего приемного отца. Многие часто принимали ее за его любовницу, и девушка знала это, но не обращала на толки и слухи никакого внимания. Она не помнила никого другого, кто был бы с ней так нежен, добр и заботлив. Только в его присутствии она чувствовала себя уверенной и защищенной.
Все ранние события ее жизни перечеркнула катастрофа в замке, и девочка помнила лишь дедушку Мюрдайла и братьев. Мать и отец канули в темную пропасть забвенья. Как-то Бардуз напомнил ей, что, являясь Фелицией Стронси, она остается единственной законной владелицей ранчо и, может быть, пришла пора приехать туда и посмотреть, что можно сделать.
Флиц отнеслась к идее без энтузиазма, боясь старых воспоминаний, но согласилась. На ранчо всеми делами давно уже занимался управляющий Альхорин, поселившийся в хозяйском доме. Он показался весьма недовольным их появлением.
Однако Флиц нашла ранчо менее страшным для себя, чем предполагала, и даже придумала несколько проектов приведения в божеский вид старого полуразвалившегося здания. Но потом вдруг Флиц обнаружила, что спальня, где она в последний раз ночевала еще семилетней девочкой, не изменилась с того страшного дня ни на йоту, и впала в депрессию. Она не могла больше заставить себя даже войти туда и приказала наглухо заколотить двери в детскую. А через день наняла команду уборщиц, которые перевернули, вычистили, вымыли весь дом, и только после этого немного успокоилась. Бардуз тем временем просмотрел счета, которые вел Альхорин, и остался весьма недоволен. Альхорин занимался мертвыми душами и приписками, выписывал зарплату несуществующим рабочим — и жил неплохо.
Под рукой у него всегда было несколько вполне сносных объяснений, однако с Бардузом этот номер не прошел.
— Хватит объяснений, — остановил он управляющего. — Я вижу, что вы хорошо пососали из всех четырех основных фондов — и единственное объяснение, которое мне требуется, заключается в том, каким образом вы намерены их восстановить?
— Это дикость! — завопил Альхорин и снова принялся что-то горячо доказывать.
Бардуз не стал его слушать и сказал, что передаст дело в соответствующие органы. Альхорин, живший до того в главном доме, был переселен в бунгало управляющего, как и раньше. Кроме того, Альхорин должен был возместить все неоправданные расходы. Управляющий, в конце концов, согласился на это, а в то, как именно он намеревался это сделать, Бардуз не вмешивался. Магнат знал, что деньги у Альхорина, судя по его счетам, есть.
Управляющий ворчал и бесился, но Бардуз безапелляционно поставил его перед выбором: возмещение ущерба или наказание.
Альхорин воздел руки к небу, но вынужден был принять условия, смирившись с судьбой.
Именно в это время Намур привез на ранчо первую партию йипов.
Бардуз познакомился с ним и решил попробовать использовать для строительства дешевый труд йипов. Он заключил с Намуром контракт на поставку двух партий по триста йипов в каждой. Одну магнат привез на ранчо, две другие — на строительство.
Но, как и все остальные, очень скоро Бардуз понял, что толку от йипов никакого и что он только зря потратил на них немалые деньги. Впрочем, он не удивился и даже не возмущался. Йипы просто психологически не были приспособлены работать в качестве наемных рабочих. Обдумав это дело как следует вместе с Флиц, Бардуз покинул Розалию в поисках более выгодной рабочей силы. По возвращении он нашел, что Альхорин возместил большую часть убытков и теперь работает, вроде бы, как полагается. Йипы же, по его словам, ушли на юг, на Мистические острова в заливе Мьюран, где живут в сибаритской идиллии и так хорошо, что он сам готов к ним присоединиться.
Проверив эту информацию, Бардуз и Флиц пришли к выводу, что Альхорин не преувеличивает. В заливе Мьюран было около двухсот островов, почти на всех произрастала буйная живописная растительность, и не существовало никаких видов бродяжек — так что можно было жить на островах, не опасаясь ничего. Лагуны с белыми песчаными пляжами и прозрачные речки создавали у здешних обитателей постоянное чувство свободы и праздника.
Йипы с ранчо Стронси заняли для себя несколько ближайших островков, построили пальмовые хижины и жили в сладком безделье, питаясь дикими фруктами, семенами, моллюсками и кокосовыми орехами с бесчисленных кокосовых пальм. Они пели и танцевали при свете костров под мелодии маленьких лютней, сделанных ими из сухих кусков дерева нароко.
Бардуз и Флиц снова уехали с Розалии и какое-то время перемещались с места на место, из мира в мир, занимаясь бесчисленными делами компании и другими вещами, связанными с большим бизнесом Бардуза.
В странствиях они еще раз посетили Кадвол. В первый визит он поразил их природной красотой, удивительной флорой и фауной, и уникальной жизнью на Станции Араминта. Тогда-то они и посетили Охотничьи домики. Это были небольшие гостиницы, построенные в одном из самых интересных мест Кадвола, где прибывший мог наслаждаться еще неиспорченными цивилизацией запахами, звуками и видами вкупе с весьма опасными обитателями заповедника — не подвергаясь риску и не вмешиваясь в естественный ход вещей.
На Бардуза это произвело сильное впечатление, а главное — принципы, по которым строились эти домики, очень совпадали с его собственными представлениями о сохранении природы. На протяжение жизни он перебывал в сотнях отелей, харчевен и постоялых дворов всех сортов и уровней и не мог не заметить, на что всегда жаловались содержатели гостиниц: несоответствия затрат доходам. И вот теперь, при виде этих домиков, у него начала зарождаться собственная эстетическая доктрина гостиничного дела.
Она заключалась примерно в следующем: во-первых, не должно быть никакого насилия — гостиница должна естественно вырастать из окружающего пейзажа. Настоящая гостиница состоит из множества компонентов: места расположения, внешнего вида, синергического эффекта архитектуры; интерьера, по возможности, простого, свободного от излишеств и чрезмерной пышности; кухни, ни бедной, но и не изысканной и тем боле никогда не стилизованной; персонала, вежливого, но безличного. Кроме того, в сожительстве любых людей всегда существуют всевозможные сложности и недоумения, предупредить которые полностью — невозможно. Когда же Бардуз вспомнил Замок Байнсей, то решил, что это место является самым подходящим для нового эксперимента. Потом он хотел построить несколько гостиниц в примитивном вкусе на побережьях Мистических островов, предполагая, что эти гостиницы будут обслуживать красивые мужчины и соблазнительные девушки из племени йипов. В лагунах можно было наладить прекрасное безопасное купание, ибо во всех остальных местах наличие водных бродяжек постоянно создавало для отдыхающих если не очень серьезную, то, по крайней мере, вполне реальную опасность. На маленьких субмаринах посетители могли бы совершать путешествия между островами, совершать экскурсии по коралловым рифам, любуясь разнообразием морских растений.
Такова, в общем, была идея Бардуза, но ее никак не хотела разделить Флиц. Она лишь поначалу слегка заинтересовалась проектом, но потом решительно отказалась помогать приемному отцу в этом деле.
В холле отеля на Араминте Бардуз снова встретился с Намуром. Какое-то время они непринужденно болтали о том, о сем, но с каждой минутой Бардуз становился все мрачнее. Намур говорил о компании Л-Б Констракшн и ее достижениях, выражая восторг размахом нового моста на Реа.
— Какое мастерство! Какая гениальная инженерная мысль! Какое смелое решение! — восторгался он.
— У меня работают грамотные инженеры, — остановил его Бардуз. — Они могут построить все, что потребуется.
— Я так понимаю, что в ходе этого строительства вы использовали подводные лодки?
— Да, именно так.
— Но позвольте мне задать вам еще один вопрос: где вы используете их теперь?