6. Спанчетта и Симонетта
В доме Клаттуков две сестры — Спанчетта и Симонетта — отличались несколько большей привлекательностью, чем все остальное семейство. Симонетта, обычно ее называли Смонни, в свою очередь обладала большим воображением и неутомимостью, чем Спанчетта — существо более земное. Обе девицы со временем превратились в высоких полногрудых дам, с роскошными шевелюрами вьющихся волос и маленькими глазками, блестевшими из-под тяжелых бровей. Обе отличались страстностью, жадностью и стремлением властвовать. Однако таланты их пропадали втуне — обе были не замужем, хотя и прилагали колоссальную энергию в этом направлении. В годы юности сестры сосредоточили внимание на Шарде Клаттуке; каждая намеревалась соблазнить его, выйти за него замуж или заполучить его каким-нибудь иным способом. К несчастью для обеих, Шард нашел их равно неприглядными, если не просто мерзкими, и стал избегать сестер всеми возможными способами, какие только допускали приличия, а несколько раз даже срывался до откровенной грубости.
Впоследствии Шарда послали служить в ИПКЦ* 2 в Сарсенополис на Альфекке-9. Там он встретился с Марьей Арагон, темноволосой и грациозной молодой женщиной, полной шарма, чувства собственного достоинства и рассудительности. Он влюбился в нее без памяти и удостоился взаимности. Они поженились в Сарсенополисе и через некоторое время вместе прибыли на Араминту.
Спанчетта и Симонетта глубоко оскорбились и обиделись, узнав, что Шард вернулся с женой. Разгар гнева, к тому же, совпал с тем, что Смонни не получила диплома об окончании лицея и соответственно не могла стать даже внештатником. Как раз в это время и приехали Шард с Марьей, и весь гнев несчастной девушки сконцентрировался в направлении молодой пары.
Переполненная злобой, Смонни уехала с Араминты. Какое-то время она болталась по всей Сфере, занимаясь всем, чем только можно, пока случайно не вышла замуж за Титуса Зигони, владельца ранчо «Тенистая Долина», занимавшего двадцать две тысячи квадратных миль в мире Розалия, и космической яхты типа клайхакер.
Чтобы обеспечить себя рабочей силой, Титус, поддерживаемый Смонни, начал эксплуатировать йипов, привезенных туда никем иным, как Намуром, который делил барыши с Калайактусом, умфау Йиптона.
По настоянию Намура Калайактус посетил ранчо на Розалии, где был убит не то самим Намуром, не то Смонни, не то обоими вместе.
И маленький незначительный человечек Титус Зигони вдруг стал «Титусом Помпо, умфау», хотя вся реальная власть оказалась в руках Смонни.
Несмотря на все достижения, ее ненависть к Араминте в целом и Шарду Клаттуку в частности, так никогда и не прошла, и самым заветным ее желанием было совершить в отношении и той и другого нечто ужасное и кровавое.
Тем временем, Намур легко и хладнокровно вступил в связь сразу с обеими сестрами.
Примерно тогда же Марья родила Шарду сына, Глауена. Когда мальчику было всего два года, Марья вдруг утонула при весьма странных обстоятельствах. Пара йипов, Селиос и Каттерлайн, были этому свидетелями, но оба заявили, что плавать не умеют и потому помочь Марье никак не могли, тем более, что тонула она далеко, метрах в ста от берега, да и вообще все это их не касалось, они занимались своими делами и разговорами. К тому же, ей самой надо было научиться плавать, прежде чем пускаться в открытое море. Шард допрашивал обоих йипов с пристрастием, но оба тупо и упрямо отмалчивались, вследствие чего Шард в бешенстве отослал их обратно в Йиптон.
Была ли смерть жены случайностью или нет, Шард так и не понял, но твердо решил, что раньше или позже разгадает загадку.
Глава первая
1Терраса таверны Атвард на Штроме располагалась на скале, имевшей около тридцати футов длины и вдававшейся в зеленовато-синие воды фьорда, что позволяло всем ее посетителям подставлять лица прекрасному солнечному свету. За столиком рядом с перилами, на самом краю террасы сидела компания из четырех мужчин. Торк Тамп и Фаргэйнджер были людьми из других миров и потому пили из каменных кружек привычный эль, сэр Денцель Аттабус потягивал специально заказанный напиток из трав, а Роби Мавил, резидент Штромы, предпочел темно-зеленое вино с Араминты. Оба последних господина были одеты в соответствии с модой Штромы — строгие куртки плотной черной саржи, едва прикрывающие по бедрам узкие красные брюки. Роби, младший из двоих, был несколько полноватым, с круглым лицом, слегка вьющимися черными волосами, узковатыми серыми глазами и тонкой полоской усов. Он сидел, откинувшись в кресле, периодически рассматривая на свет свой бокал; и было видно, что то, как разворачиваются теперь события, его не устраивает.
Сэр Денцель совсем недавно присоединился к компании и все еще не мог расслабиться. Это был пожилой господин с седой шевелюрой, сильно выдающимся носом и синими глазами под лохматыми бровями. Свой напиток из трав он то и дело отставлял подальше.
Двое остальных представляли собой совсем иной тип людей и были одеты в костюмы, носимые по всей Сфере Гаеан: просторные рубашки, темно-синие брюки, и высокие ботинки с застежками. Торк Тамп был низкоросл, имел бочкообразную грудь, лысину и тяжелое мрачное лицо. Фаргэйнджер, наоборот, — худ, костляв, изможден, с узкой головой, сломанным носом с горбинкой и серыми губами, казавшимися прорезью на бесцветном лице. Оба сидели равнодушно и лишь порой презрительно кривили губы, слушая двух других.
Сэр Денцель в очередной раз окинул Тампа и Фэргэйнджера быстрым взглядом, и вернулся к разговору с Роби.
— Я не только неудовлетворен — я в шоке, я просто в отчаянии!
Роби попытался изобразить подобие ободряющей и веселой улыбки.
— Но воистину, сэр, дело не так уж плохо! На самом деле, я могу только верить…
Денцель резким жестом остановил его.
— Как вы не можете понять элементарного принципа? Наш договор был утвержден всем директоратом.
— Вот именно! И ничего не изменилось, если не считать того, что теперь мы можем подкрепить наше решение более основательно.
— Тогда почему не посоветовались со мной?
Роби пожал плечами и посмотрел на безмятежные воды фьорда.
— Этого я не могу сказать.
— Зато я могу! Все это отклонение от Догмы, причем, не на словах, а на деле! Это нарушение всех условий!
Роби оторвался от созерцания вод.
— Могу я спросить, откуда у вас такая информация? Случайно не от Руфо Каткара?
— Это не важно.
— Не скажите. Каткар замечательный парень, хотя порой бывает настоящим флюгером, к тому же с поразительной страстью к преувеличениям.
— Что тут можно преувеличить, когда я все видел собственными глазами?
— Так уж и все?
— А что, есть еще что-то?
Роби вспыхнул.
— Я имею в виду только то, что когда цель была поставлена, исполнительный совет действовал с соответствующей гибкостью.
— Ха! А вы еще употребляете слово «флюгер» по отношению к Каткару, когда только он один остался честным и даже приподнял завесу над всеми этими событиями, — Денцель вдруг вспомнил о своем напитке, поднял к губам кружку и выпил содержимое одним глотком. — А слова «порядочность» и «честность» не знакомы людям вашего круга!
Какое-то время Роби сидел в мрачном молчании, а потом, осторожно стрельнув глазами куда-то в сторону, объяснил:
— Необходимо прояснить возникшее непонимание. Я подготовлю все необходимое, и, без сомнения, мы получим официальные извинения. А уж потом, с восстановленной «порядочностью» наша команда продолжит работу, каждый в меру способностей и обязанностей, как и раньше.
Денцель только хрипло рассмеялся в ответ.
— В таком случае позвольте мне процитировать кусочек из «Хэппенингов» Наварта: Девицу четыре раза изнасиловали в кустах. Насильник предстал перед судом и вынужден был возместить ущерб. Самое реальное, что он сделал, так это приобрел дорогую мазь для излечения царапин на ее ягодицах… Представьте, все его извинения оказались бессильными восстановить ее девственность.
Роби тяжело вздохнул и заговорил сладким голосом, каким успокаивают неразумных детей:
— Возможно, мы вообще пересмотрим наши планы.
— Что? — голос Денцеля дрогнул. — Я достиг Девятого Знака Благородного Пути, а вы сейчас предлагаете мне пересмотреть перспективы?! Неслыханно!
Но Роби, не обратив на эти слова никакого внимания, продолжил:
— Как я вижу, мы уже втянулись в теоретические споры: борьба Добра со Злом и так далее, но к нам, поверьте, это не имеет никакого отношения. Наши противники — люди отчаянные, они могут бунтовать и ниспровергать, но мы, связанные долгом… Короче, мы должны или переплыть реку реальности — или утонуть в ней, утопив заодно и наши мечты о славе.
— Так давайте же сделаем это немедленно! — хлопнул по столу Денцель. — Я давно живу на этом свете, и прекрасно знаю, что порядочность и правда вещи хорошие, они украшают нашу жизнь! А обман, жестокость, кровь и боль — плохие, равно как и предательство!
— Нехорошо в таком случае оставлять в душе даже намеки на какие-то дурные чувства, — отважно сказал Роби.
Денцель поперхнулся.
— Да, я суетен и капризен, и хочу, чтобы меня все устраивало, или хотя бы, чтобы ко мне относились с подобающим уважением. Если не с обожанием. Вы об этом? Вероятно. Но на самом деле я понимаю, что цели ваши идут дальше — вы намерены заставить меня выложить еще одну кругленькую сумму. Сто тысяч солов — вот ваша цель!
Роби болезненно скривился.
— Клайти сказала мне, что вы согласились на сто пятьдесят тысяч.
— Да, такая цифра упоминалась, — тоже скривился Денцель. — Но это время было и прошло. Настали дни, когда мы обнаружили, что фонды и вложения расходуются неверно; все до последнего гроша. Я уверен в этом, и потому больше вы не выманите у меня ни полцента и не потратите их на свои идиотские нужды!
Роби возвел глаза к небу. Тамп и Фаргэйнджер продолжали сидеть с непроницаемыми лицами, но Денцель, наконец-то, вспомнил об их присутствии и забеспокоился.
— Простите, не расслышал, как вас зовут?
— Торк Тамп.
— А вас?
— Фаргэйнджер.
— Просто Фаргэйнджер и все?
— Этого вполне достаточно.
Денцель впился взглядом в их лица, но обратился все-таки к Тампу:
— Хотел бы задать вам несколько вопросов. И надеюсь, вы не оставите их без ответов.
— Спрашивайте, — равнодушно ответил Тамп. — Но, мне кажется, что Мавил ответит вам на все вопросы гораздо лучше, чем я.
— Возможно, возможно, но так или иначе я все равно намерен добиться правды.
Роби Мавил выпрямился, и на лице его появилась гримаса, обозначавшая появление нового персонажа — это оказался Руфо Каткар, высокий, тощий, бледный человек, со втянутыми щеками и окаймленными лиловыми тенями горящими черными глазами под угольными бровями. Черные кольца волос оттеняли белый лоб, а на подбородке курчавилась неопрятная, тоже смоляная борода.
Руки и ноги у Руфо были длинными и тонкими, а ступни и ладони непропорционально большими. Поприветствовав Мавила сухим кивком, Каткар подозрительно оглядел Тампа с Фаргэйнджером и заговорил с Денцелем:
— Вы выглядите невесело, — с этими словами пришедший буквально упал в свободное кресло.
— Невесело — не то слово, — поправил Денцель. — Вам же известны все обстоятельства.
В разговор хотел вступить Роби, но Денцель властным жестом остановил его.
— Это старая история. Когда я подумаю, что такое могло случиться со мной, то готов и смеяться, и плакать!
Роби нервно оглянулся.
— Прошу вас, сэр Денцель! Ваши драматические признания привлекают внимание всей таверны!
— Так пусть слушают! Возможно, они извлекут для себя хотя бы какую-нибудь пользу из моего несчастного опыта. Итак, факты таковы. Ко мне относились с полным уважением и любезностью, все жаждали услышать мое мнение — новость, которой я мог только удивляться. Однако я, как и всегда, выразил все пожелания ясно и подробно, не оставляя ни малейшей возможности для двусмысленного или неверного понимания. — Денцель иронически склонил голову к плечу. — И потому ответ удивил меня вдвойне — меня, видите ли, спросили об источнике моей философии! Посему я вынужден был ответить, что единственной моей философией является продвижение по Благородному Пути. Казалось, на всех это действительно произвело впечатление, но, тем не менее, от меня потребовали, чтобы я определил догму и для ЖМС, и что будто бы, все только этого и ждут. Было уже никак не отвертеться, и мне пришлось открыто высказать все свои взгляды, включая и финансовые. Совершенно естественно выходило, что толку в пассивном богатстве мало — и я согласился пожертвовать весьма значительную сумму, положив ее на счет банка Соумджианы. Доступ к счету должен был быть открыт только трем членам Исполнительного совета, которых тут же и выбрали: Роби Мавил, Джулиан Бохост и, по моему настоянию, Руфо Каткар. Кроме того, я заявил, что никакая сумма не может быть использована на нужды, противоречащие принципам Благородного Пути, и всем, по-моему, это было ясно. Абсолютно ясно! Индоссамент* 3 был сделан единогласно, и больше всех одобрял это решение именно Роби Мавил, повторяя, что все произошло в атмосфере дружбы и откровенности.
А сегодня утром произошла развязка! Я узнал, что вся моя искренность попрана, что высокие идеи отброшены, как кусок протухшего мяса, а денежки мои пошли на совершенно неблагородные цели! В этом случае годится лишь одно слово — предательство, и теперь я вижу единственный выход — пусть мне вернут мои деньги!
— Это невозможно! — взорвался Мавил. — Деньги уже сняты со счета и использованы!
— Но в какой точно сумме? — заинтересовался Каткар.
Мавил бросил на него полный ненависти взгляд.
— Я пытался выдержать разговор хотя бы в более или менее приличном тоне, но вы вынуждаете меня говорить откровенно. А факты таковы: Руфо Каткар не состоит больше членом Исполнительного совета ЖМС, и вообще отныне мы не считаем его настоящим жэмээсовцем!
— Хороший пацифик, плохой пацифик — чушь собачья! — возмутился Денцель. — Руфо Каткар мой кузен и человек безупречного поведения! Кроме того, он мой помощник, и я полагаюсь на него полностью.
— Не сомневаюсь, — ответил Мавил. — Но не смотря на это, Каткар отличается весьма непрактичными взглядами, если не сказать хуже. А потому, в интересах дела, он исключен из состава директората.
Каткар вскочил и отшвырнул ногой стул.
— Мавил, придержите-ка свой язык хотя бы на то время, пока я изложу вам факты, слышите, все факты. А они неприглядны и жестоки. ЖМС полностью контролируется двумя идиотками, одна чище другой. Имена их, я думаю, можно, не называть. И среди этой банды нинкомпупов и прочего сброда, к которым относится и Роби Мавил собственной персоной, я являюсь последним оплотом здравого смысла, о который пока еще разбивалась глупость обеих наших красавиц… Что ж, они, наконец, отставили меня, но ваша ЖМС будет отныне кораблем без руля и без ветрил. — Каткар повернулся к Денцелю. — Ваше решение абсолютно правильно, сэр! Больше ни одного кредита этой своре! А все что уже дано, немедленно забрать! — С этими словами Каткар развернулся и пошел прочь с террасы. Денцель тоже хотел было встать, но его остановил вопль Роби:
— Подождите! Выслушайте меня! Кузен он вам или нет, но Каткар лжет!
— Неужели? А мне показалось, что его советы звучат вполне разумно.
— Вы не знаете полной правды! Каткар исключен из директората, но там есть и другие люди! Идет неприкрытая борьба за власть, и Каткар сам ведет ее ничуть не более чистыми методами, чем Клайти или Симонетта! Кроме того, он уже раз был пойман на предосудительных вещах и наказан, причем, наказан так, что до сих пор ненавидит и презирает всю партию!
— Подробности, — сухо заметил Денцель. — Кузен упоминал как-то о некоем опыте, полученном в Шаттораке, и на его месте после такого я вел бы себя точно так же.
Роби подавил тяжкий вздох.