Брови Михалыча удивленно взлетели, он взял деньги, пересчитал и сразу подобрел. Вынул из кармана ватника дубликат ключа от каморки и протянул мне.
— Держи. Человек ты аккуратный, гадить здесь не будешь, я тебе верю Но задолжаешь — снова отберу.
— Спасибо за доверие! — бодро отсалютовал я, сунул ключ в карман, подхватил пакет с поленом и выскочил на улицу. На именины меня ждали через два часа, но еще предстояло поменять доллары на рубли и купить Любаше подарок. Раньше предполагал подарить помаду или брасматик, но теперь это казалось убогим при моих-то деньгах. Все-таки Любаше тридцать пять, почти круглая дата.
Деньги я разменял в обменном пункте универмага, здесь же решил присмотреть и подарок. Давно в универмаг не заглядывал, не по моим возможностям Вещи предпочитаю приобретать на рынке у «челноков» — хоть и не то качество, но гораздо дешевле. Сейчас же решил не экономить — один раз живем. Гуляй, рвань подзаборная!
Вначале хотел купить часики — чтоб уж память так память. Но, проходя мимо отдела бижутерии, бросил взгляд на витрину и застыл, привороженный гарнитуром из серебра с бирюзой. Серебро искрилось в лучах подсветки, а бирюза сияла, как Любашины глаза. К тому же бирюза — камень Любаши по зодиаку... Я не суеверный, ни в приметы, ни в гороскопы не верю, но мода есть мода. Да и цена весьма приемлемая — три с половиной тысячи.
— Это в рублях? — на всякий случай поинтересовался у продавщицы.
Миловидная продавщица окинула меня оценивающим взглядом и увидела перед собой красномордого с мороза мужика в поношенном тулупе и непрезентабельной шапке.
— Да... — скривив губы, процедила она. Но, поскольку покупатели в универмаге отсутствовали и ей было скучно, насмешливо добавила: — За валюту— в другом конце зала.
Я пропустил насмешку мимо ушей и снова принялся разглядывать гарнитур. Предметов было много: перстенек, серьги, кулон на цепочке, серьга в ноздрю, серьга в пупок, серьга... ну, в общем, понятно куда. Гм... Для молодежи, может быть, это в порядке вещей, но, честно говоря, не знаю, как Любаша воспримет серьгу в эту... этот... да и в ноздрю и пупок тоже.
— А предметы гарнитура все вместе продаются или можно по отдельности приобрести?
— Любой предмет по выбору, — не глядя на меня, бросила продавщица.
— Да? — Я воспрянул духом. — Тогда посчитайте, сколько будут стоить кулон, перстенек и серьги... — Запнувшись, я поспешно поправился: — Серьги в уши.
Продавщица презрительно фыркнула, покосилась на меня, но все же взяла калькулятор и посчитала.
— Две тысячи триста рублей.
— Беру.
Я достал из кармана пачку пятисоток, полученных в обменном пункте, отсчитал пять купюр и бросил на прилавок.
Продавщицу будто подменили. Она расплылась в улыбке и залебезила, словно мой тулуп мгновенно превратился во фрак, а шапка в шляпу. Наверное, я себя вел точно так же в сквере с нежданно-негаданно щедрым заказчиком.
— Вам завернуть или уложить в футляр?
— В футляр.
— Это еще двести рублей.
Я степенно кивнул.
Продавщица достала из-под прилавка длинный, как пенал, футляр, обтянутый черным бархатом, уложила в него кулон с цепочкой, серьги, затем взяла перстенек и вопросительно посмотрела на меня.
— Простите, а какой размер?
— Чего — размер? — не понял я.
— Перстенька.
Размера я не знал, но, вспомнив тонкие пальцы Любаши, быстро нашелся.
— Как на мой мизинец.
Продавщица бросила профессиональный взгляд на мои руки, заменила перстенек на другой и протянула мне.
— Примерьте.
Я надел перстенек на мизинец, глянул, и оправленная в серебро бирюза снова зачаровала меня голубым цветом Любашиных глаз.
— Да... То, что нужно... — восхищенно выдохнул я, возвращая перстенек.
Продавщица уложила перстенек, закрыла футляр и, упаковав его в полиэтиленовый чехол, протянула мне.
— Спасибо за покупку.
Слащавая улыбка на ее лице выглядела приклеенной, и я непроизвольно отметил, как мало в этой улыбке общего с улыбкой «Снегурочки», прошедшей мимо меня по заснеженному скверу.
— И вам спасибо... — отведя взгляд в сторону, буркнул я и спрятал футляр во внутренний карман пиджака. Поближе к сердцу. Сентиментальным я стал в последнее время выше всякой меры.
— Заходите еще, — продолжала расплываться фальшивой улыбкой продавщица.
— Всенепременно, — раскланялся я и, не удержавшись, отомстил за насмешку: — Как только, так сразу.
В гастрономе я купил бутылку шампанского и бутылку коньяка. Хотел взять торт, но вовремя одумался. Любаша непременно испечет сама и обидится, если я принесу покупной. Насчет тортов она мастерица, и никакой торт из итальянских или французских кондитерских магазинов, недавно открывшихся в городе, не сравнится с ее тортами. Каким бы вкусным ни был. Уже хотя бы потому, что это — Любашин торт.
У дома Любаши я зашел в цветочный киоск и купил пять громадных алых роз по баснословной цене. Обвязывая букет серебристой ленточкой, продавщица словоохотливо поучала, в какую воду и как нужно ставить розы, чтобы они стояли долго. Оказывается, вода нужна комнатная, отстоянная, подсахаренная, а черешки должны быть наново подрезанными и расщепленными. А ту часть черешка, которая находится в воде, необходимо освободить от веточек и колючек. Продавщица уложила цветы в длинную коробку и предупредила, что по такой погоде больше десяти минут мне не следует находиться на улице — цветы может прихватить мороз. Лучше взять такси.
Я молча кивал, но, когда вышел на улицу, такси брать не стал. До дома Любаши было пять минут хода, однако я на всякий случай пробежал расстояние за три. Заскочил в подъезд, поднялся на третий этаж, отдышался перед дверью и посмотрел на часы. Пришел на семь минут раньше. Нормально. Мужчине следует приходить немного раньше, а не опаздывать. Опаздывать — женская прерогатива.
Дверь открыла Оксана, четырнадцатилетняя дочка Любаши. Этакая стервочка с мамиными глазами, но паршивым характером. Меня она недолюбливала, но терпела. Правда, не всегда. Сегодня она была особенно агрессивной.
— О, Дед Мороз пришел, подарки принес! — скривилась она. Сразу уловила запах перегара, сморщила нос и помахала перед лицом ладонью. — И уже поддатый... Видно, не в первый дом заглядывает.
— Ну что ты... — начал я оправдываться. Перед Оксаной я часто терялся, несмотря на ее возраст. А может быть, именно из-за него. — Был на рынке, торговал, немного погрелся...
— Нормальные люди греются чаем из термоса, — резонно заметила Оксана. — А бомжи, — она окинула меня взглядом с головы до ног, явно причисляя к изгоям общества, — у коллектора центрального отопления.
В прихожую выглянула Любаша.
— Здравствуй, — сказала она, и я утонул в бирюзовой глубине ее глаз.
— Здравствуй, именинница... — выдохнул я, шагнул к ней и неловко чмокнул в щеку. — Это тебе.
Суматошно разорвав коробку, достал букет и протянул Любаше.
— Ох, какие...
При виде столь царского подарка Любаша от неожиданности присела, губы у нее задрожали, и мне показалось, что в глазах блеснули слезы. Но она быстро справилась с волнением и поцеловала меня в щеку.
— Спасибо... Они, наверное, сумасшедших денег стоят...
— Брось... — делано отмахнулся я.
— ...с балкона, — вклинилась в разговор Оксана. Яда у нее на языке было, как у гремучей змеи. И это в ее-то возрасте... Не завидую тому, кому достанется в жены.
— Не порть маме праздник, — попросил я.
— Я их в вазу поставлю, — сказала Любаша и поспешила на кухню.
— Погоди, цветы в воду по науке ставить нужно, чтобы месяц радовали глаз! — крикнул я вдогонку. — Сейчас разденусь, помогу.
Я поставил пакет с поленом в угол, а пакет с коньяком и шампанским протянул Оксане.
— Выставь, пожалуйста, на стол.
Бутылки в пакете звякнули.
— Ага, водку пьянствовать будем, — резюмировала маленькая стервочка. Она заглянула в пакет и удивленно покосилась на меня. — Богатенький Буратино...
Я ухмыльнулся, снял тулуп, шапку, повесил на вешалку, а когда обернулся, увидел, как Оксана достает из второго пакета полено.
— А это кому подарок? — спросила она.
— Это не подарок, а заготовка для куклы. Положи на место.
Оксана снова окинула меня взглядом с головы до ног и заметила:
— Гляди-ка, а в костюме и при галстуке можно принять и за порядочного человека.
Она сунула полено в пакет и скрылась в комнате. Я причесался у зеркала, поправил галстук, смахнул с пиджака ворсинки овчины и направился на кухню помогать Любаше ставить цветы в вазу.
Отстоянной воды не нашлось, и мы воспользовались кипяченой. В остальном же строго следовали советам продавщицы из цветочного киоска.
— Красота! — сказала Любаша, подняла вазу и залюбовалась розами. Она оглянулась на дверь и быстро поцеловала меня в губы. — Идем за стол.
Стол на троих был накрыт в проходной комнате.
— Я никого больше звать не стала, — извиняясь, сказала Любаша и поставила цветы посреди стола. — Не такая уж и дата... Завтра на работе отметим.
Работала Любаша библиотекарем в городской библиотеке, и как они с дочкой вытягивали на ее зарплату — уму непостижимо. Знаю, как завтра будут справлять день рождения на работе — по кусочку торта, чай... На том и все.
Я окинул взглядом небогатый стол. Мясной салат, соленья, грибы, холодец... На их фоне бутылка коньяка и шампанское смотрелись как аристократы среди бедных родственников. Дурак, не сообразил прикупить чего-нибудь вкусненького. Сказано, мужик, которому главное, чтобы на столе наличествовало спиртное. Хотя при другом раскладе я посчитал бы стол вполне праздничным.
Любаша расправила розы в вазе и только тогда наконец заметила шампанское и коньяк.
— Ой, а я водку на лимонных корках настояла..
— Водку будем пить в другой раз, а сейчас — шампанское!
Я взял бутылку, снова прошелся взглядом по столу, но увидел только две рюмочки.
— Тащи бокалы! — сказал Оксане.
Мое распоряжение Оксана выполнила беспрекословно. Ни капли яда не упало с ее языка. Скорее всего, потому, что принесла не два, а три бокала.
— Может, оставим шампанское под торт? — растерянно предложила Любаша. — А то у меня ничего на столе под него нет... Не огурцами же закусывать?
— И под торт останется! — возразил я. — Но первый тост за именинницу обязательно с шампанским.
Наклонив бутылку, я выстрелил так, что пробка осталась в руке, и принялся разливать по бокалам.
— Имениннице... дочке...
— Оксане чуть-чуть! — предупредила Любаша.
— Лей-лей, не жалей... — возразила дочка. — Чтоб бокал полным был, счастья не будет...
Я выполнил обе просьбы — плеснул так, что пена заполнила весь бокал, но когда опала, шампанского оказалось на донышке.
— С днем рождения, Любаша! — Я поднял бокал. — Пусть все твои желания сбудутся, и чтобы твои глаза всегда сияли от счастья, родная!
Мы сдвинули бокалы.
— Кому родная, — уголком губ пробурчала Оксана так, чтобы слышал только я, — а кто только сбоку лежал...
Взрослая она была не по годам.
Мы выпили стоя, затем сели.
— Тебе положить салат? — спросила Любаша.
— Погоди, это еще не все. — Я полез в карман, достал футляр и положил на стол перед Любашей. — Открой.
— Это... что? — дрогнувшим голосом спросила Любаша и растерянно посмотрела мне в глаза.
— Мой подарок.
Любаша протянула руку и открыла футляр. Блеск серебра и свет бирюзы, казалось, хлынули в комнату.
— Таки богатенький Буратино... — ошеломленно прошептала Оксана, переводя взгляд с меня на маму, с мамы на футляр, с футляра на меня.
Любаша замерла, не отрывая взгляда от серебра с бирюзой, затем побледнела, лицо ее перекосилось, и она, закрыв лицо руками, в голос зарыдала.
— Мама, что ты... — всполошилась Оксана.
— Мне... мне... никто... никогда... — захлебывалась слезами Любаша, пытаясь унять рыдания.
Я отнял ее правую руку от лица, взял из футляра перстенек и надел на палец.
— С днем рождения.
— Я... Я сейчас...
Любаша вскочила из-за стола и выбежала в ванную комнату.
Я развел руками, но довольной улыбки сдержать не смог. Оксана смотрела на меня во все глаза — кажется, я впервые произвел на нее впечатление, — и ее взгляд пробудил во мне давно угасшую надежду, что мы сможем когда-нибудь подружиться. Во всяком случае, мне этого очень хотелось.
Через пару минут Любаша вернулась, обняла меня за шею влажными руками и поцеловала.
— Спасибо...
Она смущенно взъерошила мне волосы и села за стол. Умываясь, она смыла тушь и помаду, и то ли от этого, то ли от беззащитной растерянности показалась мне еще красивее. Я иногда намекал, что макияж ее портит, но она никогда не соглашалась со мной, отшучиваясь, что мне жалко денег на косметику Чисто женская психология — хочется выделиться и одновременно быть не хуже других.
— Надень весь гарнитур, — попросил я.
— У меня уши не проколоты... — покраснела Любаша.
— Тогда кулон.
— Я тебе помогу, — предложила Оксана, подхватилась с места, взяла цепочку с кулоном, накинула маме на шею и застегнула сзади.
— Красавица! — объявил я. — Королева! Коньячку?
— Да... — стесняясь, согласилась Любаша.
Оксана бросила на меня ревнивый взгляд, но в этот раз не отпустила никакой колкости.
Я налил коньяк в рюмочки, а Оксане в бокал компот, и мы снова выпили за именинницу.
— Холодец? — будто извиняясь, предложила Любаша. Лимона под коньяк на столе не было.
— Да.
— С хреном, — пододвинула ко мне блюдечко Оксана.
Я настороженно глянул на нее, ожидая очередного подвоха. Но нет, обычной неприязни в глазах Оксаны не было. Наоборот, прочитал в них нечто вроде удивленного уважения. Кажется, дело начинает сдвигаться с мертвой точки. Глядишь, скоро и у меня будет нормальная семья, как и у всех людей. С любимой женой и взрослой дочерью.
— Спасибо, — поблагодарил я.
— Послушай... — Любаша задумчиво покрутила на пальце перстенек. — Это, наверное, дорого стоит... Откуда у тебя такие деньги?
— Не бери в голову, — улыбнулся я. — Получил сегодня заказ на изготовление куклы, и мне заплатили аванс. Баснословные деньги — пятьсот долларов.
— Это из того бревна, что у тебя в пакете? — не доверила Оксана.
— Из того самого полена, — поправил я.
— Правда? — переспросила Любаша.
— Самая что ни на есть. Предлагаю налить и в третий раз выпить за именинницу.
— Лучше за твою удачу, — не согласилась Любаша. — Чтобы побольше было таких заказов.
— Первые три тоста только за именинницу, — возразил я. — Ты мое счастье и моя удача.
— Тридцать пять, тридцать пять, мама ягодка опять! — высоко подняв бокал с компотом, торжественно провозгласила Оксана, и мы рассмеялись.
Затем все покатилось по известному сценарию праздничного застолья. Ели, пили, говорили о пустяках... Оксана включила телевизор, по которому транслировался юмористический концерт, и мы много смеялись. Затем пили чай со знаменитым Любашиным тортом. Что удивительно, но за весь вечер строптивая Любашина дочка больше не отпустила в мой адрес ни единой колкости.
Когда Оксана наконец выскользнула из-за стола, я положил руку на ладонь Любаши и тихо спросил:
— Я сегодня останусь?
— Что ты, что ты... — зашикала Любаша, покраснела и поспешно выдернула руку — Оксана еще не привыкла к тебе... Я завтра после работы зайду.
Притворно вздохнув, я развел руками и тут заметил, что обтянутый черным бархатом футляр исчез со стола. Я поискал глазами по комнате и в отражении стекол серванта увидел, как Оксана крутится возле зеркала в прихожей, прикладывая к мочкам ушей мамины серьги На душе у меня потеплело и стало так хорошо, будто это был мой праздник. А почему, собственно, не мой?