В первые годы, когда база ФРИК на Шенанди еще обустраивалась, земляне сочли южную пустыню необитаемой. Ошибочное мнение! Лет через пять-шесть наблюдатели, трудившиеся в Кьолле, выяснили, что в областях у торгового тракта живут дикари, немногочисленные, зато опасные и почти неуловимые. Они кормились воровством и убийством, но в оазисы, как правило, не лезли, предпочитая грабить караваны и мелких торговцев, странствующих небольшой компанией. По словам кьоллов, немногие выжили после встречи с ними, ибо к жертвам своим они подбирались незаметнее, чем хищник Четыре Лапы. Этот народ, скорее всего, не походил на шас-га ни видом, ни обычаями, но сходство кое в чем имелось: как и шас-га, они пожирали любую тварь, от ящериц до человека. Впрочем, в силу скудости ресурсов каннибализм на Пекле был весьма распространен.
Срезав юго-восточный край пустыни, Инанту приземлился среди прибрежных скал. Красное солнце стояло в зените, ослепительный белый диск Ракшаса виднелся чуть ниже, и по морю тянулись две дорожки, алая и серебристая. Море тут было не шире Средиземного где-нибудь между Францией и Алжиром, и за солеными водами лежал материк Намучи, населенный племенами хеш. У всех крупных морских бассейнов на Раване поверхность выглядела темно-серой с фиолетовым отблеском, и поэтому казалось, что море угрюмо хмурится. Шумный рокот волн и посвист ветра усугубляли это впечатление.
Вызвав Юэн Чина, Инанту доложил, что находится у склада-18 и приступает к следующей фазе операции. Включив инфракрасный сканер, он убедился, что живых тварей крупнее ящериц и крабов здесь нет. Тогда он покинул свою машину, тут же взмывшую в небеса, и направился к искусственной пещере в скалах, одному из хранилищ со всякой всячиной, которые были разбросаны по континентам планеты. Вход маскировался щитом из пластика, неотличимым от скалы, покрытым наслоениями соли и мелких ракушек. Инанту нажал завиток на своем браслете, пластиковая крышка сдвинулась, вспыхнули светильники. Вдоль стен квадратного помещения ряд за рядом громоздились контейнеры, в центре висели над каменным полом резервный гравипланер и неуклюжий баркас местного производства – такой, какие брали на борт галеры туфан. Посудина, рассчитаная на шесть человек, могла идти под парусом и веслами и, в случае гибели корабля, была единственным спассредством.
Но на этом баркасе имелся гравидвижок. Инанту вытащил невесомое суденышко из пещеры и, спустив на воду, отрегулировал тяготение на четверть земного. Мачту поднимать не стал, к веслам тоже не прикоснулся; запустил двигатель и направил баркас сначала в открытое море, а потом вдоль берега. Шел кораблик быстро, перелетая с волны на волну, а над ним плыла в небе туманная дымка, скрывавшая планер. Инанту находился сейчас между Буррой, ближайшим к Кииту портом на севере, и скалой, где стоял Киит. Подобно некоторым древним финикийским городам, его возвели на крохотном островке километрах в трех от берега; за проливом лежала пустыня, раскаленный солнцами песок, но морские воды защищали остров от ее знойного дыхания.
Баркас приближался к Кииту со скоростью шестьдесят узлов, и спустя недолгое время между небом и морем возникла темная точка. Она росла и росла, превращаясь сначала в пятнышко, затем – в треугольник, и, наконец, в почти правильный пологий конус, напоминавший крохотный вулкан. Но это образование было не вулканом, а лишь вершиной подводной горы, утесом, что поднимался над морской поверхностью метров на триста. С восточной стороны в горе зияла широкая трещина – дар богов, природная гавань, а склоны рассекали ступени террас, связанных лестницами и галереями, застроенных множеством домов, лавок, мастерских, храмов и торговых складов. На вершине скалы стояло святилище Зиттана, Морского Бога, а над ним торчал маяк – башня в семь этажей, крытая золотистой бронзой.
Инанту не приходилось бывать в Киите, но он знал, что площадь островка – полтора квадратных километра и что его обитатели живут за счет торговли, солеварения и морского промысла. Мясо, мука из дигги, топливо и металлические изделия большей частью завозились и шли в обмен на товары Киита – соль, рыбу и рыбью кожу, а также украшения из раковин, кораллов, жемчуга и бирюзы, за которой отправлялись экспедиции в пустыню. Но главным сокровищем острова были источники сладкой воды – их хватало на пятнадцать тысяч жителей и на несколько сот пришлых мореходов. Население Киита не росло; лишних детей и подростков продавали или топили в море.
Пришло время поднимать мачту и распускать парус. Сделав это, Инанту пошарил под кормовой банкой, извлек маленький цилиндр гравидвижка и швырнул его за борт. Баркас сразу осел в воде, скорость упала; теперь суденышко двигалось по воле ветров и волн, как любой корабль на этой планете.
Инанту осмотрел свои запасы, состоявшие из пустого бочонка для воды, щербатого медного ножа и рваных штанов, подпоясанных задубевшим от соли ремнем. Потом проверил, что синяки и ссадины, нанесенные с помощью грима, выглядят как настоящие, что корка засохшей крови на плече вполне правдоподобна, и что его губы даже на ощупь кажутся воспаленными и потрескавшимися. Закрепив руль и убедившись, что ветер гонит баркас к острову и шнырявшим в проливе рыбачьим лодкам, он лег на спину и погрузился в транс. Выглядел он точь-в-точь как потерпевший крушение туфанский мореход, что могло быть правдой – не прошло и трех дней, как здесь, у побережья, штормило.
Он ждал минут пятнадцать или двадцать. Потом где-то поблизости заорали, плеснула под веслами вода, стукнулись о борт крючья багров, заскрипели друг о друга доски. Инанту приоткрыл один глаз. Пара плоских рож склонилась над ним, кто-то третий спускал парус, четвертый уже обшаривал баркас, а в лодках, притершихся с обоих бортов, раздавались голоса советчиков. «Рыбаки, – довольно подумал он, открывая второй глаз. – Рыбаки, спасители!» Правда, эта братия разглядывала его без всяких намеков на сочувствие.
– Чрево Зиттана! – буркнул первый рыболов. – Похоже, живой!
– Бросим в море, будет дохлый, – заметил второй. – Только вот браслетец сниму.
Он потянул с руки Инанту браслет и испуганно ойкнул, получив слабый парализующий удар.
– Заговоренная штуковина! А парень, видать, колдун!
– Колдунов топить положено. В воду его, в воду!
– Сперва в поясе пошарьте, – посоветовали с лодки.
Инанту почувствовал, как чьи-то жесткие пальцы ощупывают пояс.
– Нет там ничего. На прикорм пойдет, рыбья шелупонь!
– А посудина у него хороша, – сказал первый рыбак, схватив Инанту за ноги.
– Хороша, – согласился второй, приподнимая Инанту за плечи. – Ну, взяли! Плоть – морю, кости и зубы – камням, волосы – волне!
«Похоронный обряд, ритуальная фраза», – подумал Инанту и испустил жалобный стон:
– Люди… во имя Баахи… воды, воды!.. Гонец я, не колдун… гонец из Саенси… корабль разбился… к правителю меня…
Над бортами возникли еще четыре рожи.
– Что он болтает? – спросил кто-то.
– К правителю меня!.. Быстро!.. – захрипел Инанту. – Вести… важные вести… будет вам награда… Воды! Дайте мне воды, отродья хффа!
К его губам поднесли кожаный мех и позволили сделать пару глотков. Кажется, при обещании награды у рыбаков проснулась совесть.
– В гавань! – сказал Инанту, приподнимаясь. – В гавань и на берег! Там стражей позовете. Пусть несут меня к Крепкому Парусу.
Крепкий Парус являлся старшиной городских магистратов, правивших в Киите. Как утверждал Юэн, его отличали здравомыслие и государственный разум.
Присмирев при имени правителя, рыбаки вздернули на мачту парус и взялись за весла.
– А велика ли награда? – полюбопытствовал один.
– Каждому по золотому браслету, – предположил другой.
Инанту потянулся к меху, глотнул теплой, пропахшей кожей воды и сообщил:
– Живы останетесь, вот вам и награда! Страшные вести я принес, спаси нас Бааха и дети его! Дикари идут! Людоеды из-за гор!
Лица рыбаков посерели. Они навалились на весла, обогнули мыс и вошли в гавань, где теснились корабли, три-четыре десятка киитских галер и суда из ближних городов. Инанту облегченно вздохнул – галеры со знаком Саенси среди них не было. Он мог без боязни играть роль посланца.
Его сдали с рук на руки городским стражникам. Что до спасителей-рыбаков, то они, бросив баркас, с воплями ринулись к причалам, оглашая недобрые вести. Инанту, которого стражи тащили вверх по лестницам, видел, что у кораблей и доков сбивается толпа, слышал тревожный гул голосов и хриплый вой раковин – владельцы кораблей сзывали свои команды. Казалось, шас-га уже стоят за проливом и готовятся к переправе, чтобы сожрать всех жителей Киита.
Такая обеспокоенность вдохновила Инанту. В Саенси все вышло по другому: Тяжелый Кулак – кость ему в ноздрю! – счел его смутьяном и лгуном, да и городские магистраты, Смотрящий Искоса и Руки к Себе, тоже доверием не порадовали. Но Киит, очевидно, бдительности не терял и был готов к любому бедствию. Скорее всего, это объяснялось его удаленностью; в стране туфан Киит считался таким же форпостом, как лагерь римских легионов где-нибудь в Дакии или Британии.
Дюжие стражи вознесли Инанту на самый верх утеса, где стояли жилища местных нобилей, храм Зиттана и маячная башня. По дороге он не забывал стонать, закатывать глаза и жаловаться на голод, жажду, раны и ушибы, поминая время от времени богов, спасших его от свирепости волн и морских чудовищ. Стражам это надоело. Один из них ткнул Инанту дубинкой и велел захлопнуть пасть, другой добавил по шее и пробурчал, что боги уже утомились от его нытья.
Его поволокли в святилище. За неимением лишнего места храм служил в Киите судебной палатой, ратушей и канцелярией, где хранились тысячи кипу [26] – кодекс торговых договоров, отгруженных и принятых товаров, пошлин с чужих кораблей, выданных ссуд и наложенных штрафов. Инанту втолкнули в эту канцелярию, длинное узкое помещение с пучками веревок, что свешивались со стен и потолка будто водоросли в подводной пещере. Из соседнего зала доносилось гнусавое пение – кажется, там молились Зиттану или справляли какой-то обряд. Старший страж сунулся в дверной проем, забормотал вполголоса, и пение смолкло.
Послышались тяжелые шаги, и в канцелярию вошел мужчина в тунике из рыбьей кожи, с длинным, окованным бронзой посохом – видимо, символом власти. «И правда крепкий парус», – подумал Инанту, глядя на бычью шею, мощные бицепсы и широкие плечи правителя. При небольшом росте фигура его казалась квадратной, длинные волосы струились по спине и груди, но, в отличие от магистратов Саенси, он был безусым и безбородым. За ним семенил жрец – не такая развалина, как Рожденный-в-Ночь-Полной-Луны, а молодой и довольно юркий.
Инанту, кряхтя и причитая, стал делать знаки почтения.
– Смотрящий Искоса, правитель Саенси, говорит моим языком: да будет с тобой, почтенный, милость Баахи. Пусть умножатся твои богатства, пусть не иссякнет вода в твоем городе, пусть его камни будут крепкими, а море – изобильным. И пусть дела твои будут удачны, что бы ты ни задумал, а твои корабли…
Крепкий Парус прервал его нетерпеливым жестом.
– Я вижу, гонец, твое плавание удачным не стало.
– Да, – сокрушенно признался Инанту. – Киит далеко от Саенси, а путь труден и опасен. Корабль наш разбила буря, в лодке спаслись я и двое гребцов, и нас носило по морю от белого восхода до красного заката. Один из гребцов вскорости свалился за борт, ослабев от ран.
– Где же другой?
Инанту потупился.
– Ты не выглядишь истощенным, – заметил жрец. – Ты его съел?
– Пришлось, достопочтенный. Мне нужны были силы… Слишком важную весть я вез.
– Боги тебя простят, если весть в самом деле важная. – Жрец принялся творить священные знаки. – Умершие в море да упокоятся в утробах своих спутников… Так повелел Зиттан, и слово его снимает вину с терпящих бедствие. Но надо провести очистительные обряды.
– Непременно, – согласился Инанту. – Но прежде – весть: шас-га прорвались через горы и разоряют Кьолл. Несколько владений уже погибли.
Крепкий Парус отставил посох и провел широкой ладонью по лицу, что было жестом печали.
– Я тех гор не видел, но слышал, что они неприступны. Однако нет преград человеческой злобе, жадности и голоду… когда-нибудь это должно было случиться… Много ли их, гонец?
– Вдвое больше, чем жителей Киита.
– И куда направляются эти отродья взбесившихся хффа?
– Никто не знает, правитель, но они ближе к морю восхода, чем к морю заката.
Жрец в ужасе вскинул руки.
– Будем молиться, чтобы они пошли не к нам, а к ядугар!
– Съедят ядугар, придут сюда, – возразил Крепкий Парус, доказав, что он в самом деле государственный муж. – Пролив им не помеха. Захватят лодки в Бурре и явятся к нам. Сколько у нас есть времени, гонец?
– Две или три луны, – прохрипел Инанту. – Две или три, если шас-га отправятся к восходу. Из Саенси придет другой корабль. Может, тогда скажут точнее.
Правитель поглядел на Инанту, бросил стражам: «Дайте ему воды!» – и тоскливо вздохнул. Потом его лицо посуровело; он стоял, опираясь на посох, и ворочал головой, осматривая крепкие стены святилища, каменные плиты пола и многие тысячи веревок с нанизанными ракушками – летопись двухвековой истории Киита. Снаружи, сквозь узкий проем, открывавшийся к морю, доносился ропот людских голосов – должно быть, все население города ринулось к храму.
Принесли воды, и Инанту напился. Жрец, перестав бормотать молитвы, спросил:
– Доводилось ли тебе, посланец, видеть этих шас-га? Так ли они страшны, как рассказывают люди с севера?
– Я видел только рабов, купленных в степи. Умелые воины, дикие и кровожадные! – Инанту машинально коснулся шрама на шее. – Еще видел владения кьоллов, где ветер разносит пепел и песок. Там не осталось ни человека, ни хффа, ни плода дигги – все сожрано или увезено.
Жрец вздрогнул.
– В наши края не привозили рабов из этих степных дикарей. Правда ли, что у них есть огромные твари с рогами? Что они садятся на этих чудовищ и сражаются, не слезая с их спин?
– Правда, – подтвердил Инанту. – Только длинным копьем можно прикончить такую тварь. Еще стрелой, но лук должен быть очень мощным.
– Каким богам поклоняются дикари?
– Одни боги – те же, что у нас: Камма, владычица песков, Бааха, повелитель неба, и дети его Уанн и Ауккат. Но есть у них свои демоны, и самый свирепый из них Ррит, Бог Голода.
– У дикого племени и бог дикий, – произнес жрец, повернувшись к морю. – Зиттан, Зиттан! Спаси наш город, укрой его за морскими волнами! Камма, пошли бурю на воинство врагов! Бааха, повели своим сыновьям сжечь их, а кости смешать с землей!
Он начал бормотать проклятия, и это длилось до тех пор, пока Крепкий Парус не стукнул посохом о камень.
– Половина Уха! – рявкнул правитель.
– Слушаю твой зов! – откликнулся старший стражник. Мочки на левом ухе у него в самом деле не хватало.
– Поставь людей у пирсов, и чтобы ни один корабль, наш или чужой, не вышел из гавани без моего приказа. Всех, кто приплывет к нам, задерживать. Кииту понадобится много кораблей. – Он подумал секунду и добавил: – Пришлешь ко мне старшин стражи и мужей торгового сословия. Я скажу, что им делать. Иди и выполняй с усердием!
Стражники бросились вон.
Инанту выслушал эту краткую речь с открытым ртом. Ему казалось, что Крепкий Парус озаботится оружием и наемниками, прочностью городских укреплений, состоянием казны и запасами на случай осады. Но, вероятно, все эти вещи правителя не занимали. Он оценил ситуацию лучше сотрудников ФРИК и думал не о борьбе, а о спасении. В этих южных краях, далеких от Кьолла и городов туфан, вербовать наемников было негде, а к тому же Киит не имел укреплений – его защищали вода и лежавшая за ней пустыня. Но сейчас эта защита стала эфемерной.
– Пусть Бааха укажет тебе верный путь, – пробормотал Инанту. – Скажи, что ты хочешь делать? И что я должен передать Смотрящему Искоса?
– Передать? – Крепкий Парус мрачно усмехнулся. – Что пожелаешь, посланец. Но я бы не советовал тебе возвращаться в Саенси. Да и как ты вернешься? Корабли из Киита не поплывут на север, только на восток. Поплывут через море, к другой земле.