Глава 6
МУДРЕЦ, ФОКУСНИК И ВОИН
Почтенный магистр Питхана оказался невысоким северянином, одним из представителей той ветви континентальной расы, что населяла Онинда-Ро, Пейтаху, Рингвар и другие страны к северу от Кольцевого хребта. У него были резкие черты лица, крупный суровый рот и седые бакенбарды; темные пигментные пятна под глазами говорили о том, что ему не меньше восьмидесяти осиерских лет. Почтенный возраст, думал Тревельян, сидя в низком удобном кресле и разглядывая обитель магистра. Просторная комната на третьем этаже странноприимного дома была обшита светлым деревом, и в дальнем ее конце стояли подставки с раскрытыми книгами. Еще больше книг – должно быть, около сотни – хранилось на полках за рабочим столом. На столе виднелись бронзовая чернильница в форме ореха, подсвечник, перья и листы пергамента, исписанные мелким четким почерком. Пол был покрыт ковром, изображавшим луг с различными цветами, а на стенах, наполняя комнату приятным ароматом, висели те же цветы и другие растения, засушенные и тщательно расправленные на деревянных дощечках. Видимо, почтенный Питхана интересовался ботаникой, но это являлось только одним из его многочисленных занятий. Тревельян, успевший бросить взгляд на рукопись, лежавшую на столе, и на раскрытые книги, убедился, что магистр занимается этикой – в частности, противоречием между желанием и долгом.
– Ты просил о встрече, сын мой Тен-Урхи, – голос у Питханы, несмотря на возраст, был сильным и звучным. – Ну, так что же? Ты хочешь что-то поведать мне? Или о чем-то расспросить?
– То и другое, почтенный, то и другое, – молвил Тревельян, поглаживая сидевшего на плече Грея. – Странствуя по свету – а мне довелось побывать в Семи Провинциях и многих странах за Кольцевым хребтом, – видел я многие вещи, придуманные умными людьми к всеобщей пользе и несомненной выгоде. Польза и выгода – два великих стимула, ибо торят дорогу к власти и богатству, а кто же не желает их? Хотя придумавший новое может быть, конечно, не корыстным или жаждущим власти и богатства, а алчущим одной лишь славы… Но сразу найдется человек, нобиль или чиновник, военачальник или торговец, который усмотрит в придуманном пользу и выгоду для себя и сделает так, чтобы о придуманном узнали. Ведь это товар, который можно продать за серебро и золото или получить иные преимущества! Так, во всяком случае, я это понимаю… – Он сделал паузу и посмотрел на магистра. Лицо Питханы было непроницаемым. – Однако, – продолжал Тревельян, – нигде я не встретил интереса к полезному и новому. Все придуманное словно кануло в текучую воду и уплыло к Оправе, в руки трех богов, как прах умерших. А те, кто придумал, или умерли в бедности, или были объявлены лишившимися разума и изгнаны с привычных мест. Почему?
Минуту-другую Питхана сидел, будто размышляя над заданным вопросом, и лучи утреннего солнца скользили по его лицу. На Тревельяна он не смотрел, а уставился на ковер, изукрашенный цветами. Его пальцы, сжимавшие подлокотники кресла, вырезанные в форме птичьих головок, казались сухими желтыми палочками.
Наконец он промолвил:
– Темны речи твои, рапсод, и мой скудный разум не поспевает за ними. Ты, Тен-Урхи, говоришь о новом, полезном и выгодном, придуманном умными людьми… Но о чем? Не хочешь ли перейти от общего к частному и дать мне какой-нибудь пример?
– Это не составит труда, почтенный. Во многих местах добывают черное земляное масло для светильников, и некий умелец придумал, как сделать его чище и лучше. – Этот эстап, касавшийся перегонки нефти в керосин, пытались внедрить одним из первых, но, разумеется, безуспешно. Умельца, как помнилось Тревельяну, повесили. – В Семи Провинциях шлифуют стекло, заключают в оправу, и те, чье зрение ослабло, могут лучше видеть с помощью таких стекол. Шлифовщик, чье имя я не помню, вставил стекла в трубу, и она приблизила далекое. Еще один мастер придумал, как делать листы, заменяющие пергамент, другой – ремни и особую подкладку из кожи и дерева, что позволяет сесть на лошадь и ездить быстрее, чем в лучшей колеснице. Был еще котел с водой и паром, металлический штырек, который всегда показывает на север, способ закалки стали, краска из коры розового дерева, рама для тканья ковров и гобеленов, а также…
– Хватит, – негромким голосом прервал его магистр, – хватит, сын мой. Скажи, зачем ты отыскиваешь такие истории? Про очищенное масло, трубы со стеклом, листы, ремни, котлы и краску? Разве это занятие для рапсода? Разве не должен рапсод петь древние сказания и сочинять песни о любви или красоте лугов, над которыми порхают медоносные мотыльки? А также глядеть по сторонам зорким оком и, если надо, сделаться судьей и стражем справедливости? А если этого мало для рапсода, то есть еще вино и женщины, пиры в богатых дворцах, трапезы в скромных хижинах и множество мест, которых ты еще не видел… Зачем же ты ищешь то, о чем мне рассказал?
«А старикан-то опытный демагог! – буркнул командор. – Тот еще стервец! Отвечает вопросом на вопрос и ни в чем не признается».
Пожалуй, Тревельян был согласен с этой оценкой. Но, являясь продуктом более развитой цивилизации и социоксенологом, он умел вести демагогические речи не хуже Питханы:
– Ты безусловно прав, почтенный. Но рапсоды поют всякие песни, о любви, лугах, пирах и битвах, о веселом, грустном и совсем печальном. Того, кто придумал очистку масла, повесили, и у других умных людей, как мне говорили, жизнь тоже была не очень радостной. По правде сказать, такой суровой и мерзкой, что сложенная мною песня исторгла слезу даже из камня. А за слезы, надо заметить, платят ничуть не хуже, чем за смех… К тому же представь, что я наткнусь на бедолагу-портного, придумавшего застежки для штанов, а его за это – на крюк! Должен ли я вмешаться и действовать как страж справедливости? Должен ли собрать отряд, обнажить свой меч и отомстить за этого портного? Ответь мне, почтенный магистр!
Лицо Питханы окаменело, у рта пролегли суровые складки. Теперь он поднял глаза на Тревельяна и разглядывал его так же пристально, как прежде ковер с травами и цветами. Затем, недовольно хмыкнув, он поинтересовался:
– Скажи, Тен-Урхи, тебе известно о законах С’Трелла Основателя?
То, что Тревельян о них понятия не имел, оказалось не самым ужасным; гораздо хуже было другое – он не представлял, положено ли знать о них рапсодам. Но тут ему, к счастью, вспомнилось, что форма имени «С’Трелл» является очень древней, бытовавшей в южных провинциях Ки-Ксоре и Фейнланде тысячелетия назад. Он небрежно повел рукой и молвил:
– Ха! Дело прошлого! Седая старина!
Возможно, магистр воспринял это как намек на свои седые бакенбарды или иной знак неуважения, но глаза у него полезли на лоб:
– Дело прошлого? Старина? Ты где учился, рапсод? Как долго? И кто был твоим наставником?
– Учился я всюду, почтенный Питхана, где довелось мне побывать, учился у разных людей и не имел постоянного наставника.
– Это заметно по пробелам в твоем образовании. – Магистр сурово сдвинул брови. – Не понимаю, как тебе даровали звание рапсода!
– За великий талант к песнопениям и ловкость в обращении с мечом, – без лишней скромности заявил Тревельян и потянулся к своему дорожному мешку, где хранилась лютня. – Хочешь, я что-нибудь тебе сыграю? Или желаешь усладить свой слух балладой? Скажем, про муки умников, которых подвесили вверх ногами или насадили на крюк?
Питхана сделал отрицательный жест:
– Не нужно. Уверен, что ты превосходно поешь и играешь и что твой меч непобедим. Ты это доказал, свершив правосудие над Аладжа-Цором. Уверен также, что ты хороший человек – у тебя шерр, а он не пойдет к тому, кто полон злобных умыслов. Однако пробелы остаются, и я бы посоветовал тебе взять несколько уроков у наших мудрецов.
– Зачем же искать их? Ты мог бы сам… – начал Тревельян, но Питхана замахал руками:
– Нет, нет! Я слишком стар, занят последней в моей жизни работой и больше не беру учеников. Тебе нужен кто-нибудь помоложе, а лучше – Аххи-Сек, Великий Наставник и наш мудрейший иерарх. Вопросы, которые ты задавал, как раз для него.
– Где же мне найти достойного Аххи-Сека?
– Хмм… Он живет в Полуденной провинции, но иногда путешествует по делам Братства. Отправляйся за Кольцевой хребет, и там тебе скажут в наших домах, где его искать. Надеюсь, он вложит в твою голову толику знаний.
Ни на один вопрос не ответил и хочет побыстрей отделаться, подумал Тревельян. Пожалуй, лишь один совет полезен – найти магистра помоложе или этого Аххи-Сека, который, вероятно, в Братстве не последний человек – может быть, даже его глава. Но торопиться некуда. Сначала он побывает в Манкане, затем пойдет на юго-запад по землям Пибала и Нанди к Первому Разлому в Кольцевом хребте, через который можно попасть в Провинцию Восхода. Еще можно отправиться из Манканы на запад, в Анз, к Северному валу и Второму Разлому, где течет река, впадающая в море Треш… Так ли, иначе, но он доберется до имперской метрополии и этого Аххи-Сека. А по дороге, глядишь, еще какой-нибудь магистр подвернется.
Тревельян поднялся, подхватил свой мешок и склонил голову:
– Благодарю за мудрые советы и беседу, почтенный. Теперь позволь мне удалиться. Твоя кровь – моя кровь.
– Твоя кровь – моя кровь, – эхом отозвался Питхана, кивнул и направился к своему столу, книгам и рукописи. Его мысли были уже далеко – вероятно, в сферах этики, где разрешалось противоречие между желанием и долгом.
Спустившись на первый этаж, Тревельян столкнулся с Даббасом, дарующим кров в обители Помо. Тот наблюдал, как трое подростков – видимо, ученики – прибирают кухню, трапезную и смежные с ней покои. С любопытством покосившись на зверька, прильнувшего к шее Тревельяна, Даббас принес из кухни увесистый сверток:
– Вот, возьми, Тен-Урхи. Фляга с вином, немного сухарей, мясо и сушеные фрукты… Пригодится в дороге.
– Спасибо. Ты милосерден и заботлив, как наша Заступница Таванна-Шихи… – Тревельян сунул запасы в суму и решил, что надо расспросить Даббаса. Он был не столь обременен летами, как Шуттарн, дарующий кров из Рори, и казался человеком доброжелательным, а главное, разговорчивым. – После беседы с мудрым Питханой мне захотелось освежить свои знания. Нет ли у тебя какого-то манускрипта, не слишком тяжелого, где говорилось бы о законах Основателя С’Трелла?
– Есть. – Даббас вышел и вскоре вернулся с небольшим пергаментным свитком. – Это краткий список размышлений С’Трелла. Надеюсь, он тебе пригодится. Тяга к знаниям так похвальна! – Он метнул строгий взгляд на учеников.
Они покинули дом, затем направились к имперскому тракту по недлинной аллее, обсаженной пальмовыми дубами. Вероятно, Даббас решил проводить гостя до самого выхода.
– Я слышал, – произнес Тревельян, – что войско, идущее на Манкану, уже в Помо.
– Желаешь к ним присоединиться, Тен-Урхи? Что ж, рапсода всегда примут с удовольствием, ибо веселые песни поддерживают воинский дух и помогают смириться со стертыми ногами и грузом доспехов. Там, дальше по дороге, их лагерь в лесу, и в нем алая палатка военачальника. Они взяли в Помо зерно, мясо и овощи и, думаю, сегодня выступят. Может быть, уже ушли, но ты их догонишь – рапсоды проворнее солдат.
– Хочу спросить еще об одном. – Тревельян поднял руку, почесал Грея за ушами, и тот довольно пискнул. – Это касается покойного Аладжа-Цора… Скажи, его предупреждали, чтобы не бесчинствовал?
Даббас усмехнулся:
– Это один из обычаев, который известен не каждому рапсоду. Предупреждают всегда, Тен-Урхи, если деяния человека таковы, что могут привести его к смерти. К смертному приговору Братства, я хочу сказать. Так что пусть твоя совесть будет спокойна – Аладжа-Цора предупреждали, и не раз.
– Как?
– Увещевая его, а когда слова не помогли, один из братьев отвез ему послание, пришедшее в Помо от самого Великого Наставника – запечатанную шкатулку, покрытую черным лаком. Не знаю, что в ней, но обычно получившие такой знак быстро вразумляются. Жаль, что с Аладжа-Цором не получилось… – Даббас пожал плечами. – А может, и не жаль! Дрянной он был человек, и душа его не достойна прикосновения Таван-Геза.
– Значит, шкатулку прислал иерарх… – протянул Тревельян. – Сам мудрейший Аххи-Сек из Полуденной провинции… Оч-чень интересно!