– Так ты слушай дальше, Андрей. Беседую я с этим «доном» и с помощником его, Ивановым, и уясняю, что пакетик мой информационный у них имеется, но они без понятия, с чем его едят. Быстро шевелю мозгами и придумываю отличный вариант. То есть это мне тогда казалось, что вариант отличный. Я ведь простой, как табуретка, Андрей, я ведь с такими волками никогда дела не имел и вообще как-то ухитрялся в жизни не сталкиваться с кидаловом. В общем, рассказываю им, что мой пакет – это самая натуральная машина времени, но! – Сергей поднял палец к небу. – Кое-что я, мол, потер, дабы никто не мог воспользоваться моим ноу-хау. А полная версия, говорю им, вот здесь, – Сергей похлопал себя по лбу. – Имплантирована. Могу, мол, все слить назад, в компьютер, восстановив в первоначальном виде, и предложить родному государству...
– За соответствующее вознаграждение, – добавил Кононов.
– Разумеется. Но – деньги вперед. В банк. Открыть счет на мое имя, сделать вклад и квитанцию мне вручить, или как там эта бумажка называется.
– И сколько же ты запросил с родного государства? – полюбопытствовал Кононов.
– Много. Но, как говорится, в пределах разумного. Не пылесос же продавал, а машину времени, блин!
– Ну и?..
– «Дон» сказал, что нужно согласовать. Разместили меня в комнате, то есть это даже не комната, а типа гостиничного номера: ванна, диван, кресла, телевизор, холодильник...
– Странно, что они тебе на слово поверили, – заметил Кононов. – Ты говоришь: машина времени. А почем они знают, может это телепортатор какой-нибудь или, – он кивком показал на усеянную пробками землю у скамейки, – дистанционная открывалка пивных и винно-водочных бутылок.
Сергей поиграл замком своей свежеприобретенной спортивной куртки отечественного производства и задал неожиданный вопрос:
– А кем ты, говоришь, работал? Ну, до того как стал безработным?
Кононов удивленно поднял брови:
– Охранником работал в агентстве. А до того много еще кем. А вообще истфак окончил, в нашем универе. Историк широкого профиля. А что?
– Странно. Я думал – перехватчиком ты работал.
– Каким перехватчиком?
– Которые все перехватывают на полдороге. Не дослушав до конца.
– Да ладно тебе, – Кононов легонько ткнул брата кулаком в плечо. – Просто задаю вопросы по ходу, для полной ясности. Обычное дело. Манера у меня такая.
– Ах, мане-ера, – протянул Сергей. – Тогда извини.
– Извиняю, – улыбнулся Кононов. – Излагайте дальше, господин изобретатель.
– Так вот, сижу я в этом гостиничном номере, думаю, соображаю. Минералку из холодильника достал. Прикидываю, что с такой кучей денег делать буду. – Сергей хмыкнул. – Сладкие мечты идиота. Заходит Сулимов. Еще немного, говорит, подождите, Сергей Анатольевич, сейчас все утрясем и документики оформим. И начал меня о машине расспрашивать. Какое ньютоновское яблоко мне на голову свалилось, и куда на этой машине можно заехать... А потом пустился в теоретизирование о последствиях вмешательства в прошлое и так далее. Ну, ты это знаешь, он же с тобой на эту тему беседовал, прежде чем задачу ставить, да?
– Молчу, – сказал Кононов. – Молчу и внимаю.
– Правильно, внимай. Если, говорю ему, вы против вмешательства в прошлое – зачем вам машина-то? А он мне: пусть будет, но только у нас и ни у кого больше, а мы уж, говорит, проследим, чтобы никто и нигде не озаботился такой же задачей. Будем хранить в единственном экземпляре, и вам, говорит, Сергей Анатольевич, придется от имплантата избавиться и никогда о машине времени не вспоминать. И тут, Андрей, стало мне очень и очень не по себе...
– Могу представить, – пробормотал Кононов.
– Думаю: солью им свой инфопакет – и на фиг потом им буду нужен? Зачем им мне астрономические бабки платить, когда все можно решить гораздо проще.
– Нет человека – нет проблемы, – как бы про себя заметил Кононов. – Как говаривал товарищ Сталин.
– Именно. Совсем мне нехорошо, сижу, глотаю минералку, а мне все хуже и хуже, как тому подстреленному лосю из анекдота. Спрашиваю у Сулимова: а проверять-то вы ее будете? Вдруг машинка-то с дефектом? Я же, говорю, ее не испытывал. Да, уверен, что должна работать, но это теория. «Зачем?» – отвечает. Если, мол, не работает – то и слава Богу. Выходит, говорю, вы платите за кота в мешке? Не вы же, отвечает, на нас вышли, а мы на вас. Деньги – за ваш труд, говорит, за изобретение – мы же, мол, его у вас покупаем. И как компенсация за моральный ущерб – машина-то, по сути, будет похоронена. А потом такое сказал, что у меня сразу на душе полегчало.
– Предложил сотрудничество? – не удержался от вопроса Кононов.
– В точку, – кивнул Сергей. – Нам, говорит, такие кадры нужны. И как начал расписывать... Блин! Молочные реки с кисельными берегами! Тут я и оттаял, и задышал... Сижу и млею, как та ворона с куском сыра. Он по мобильнику позвонил, заходит какой-то лейтенант или капитан в штатском, с полным боекомплектом: коньячок, закусочка... Сервирует стол и испаряется. Мы с «доном» выпили за дальнейшее плодотворное сотрудничество – и все, труба! Чувствую, что поплыл, причем конкретно поплыл, капитально, с одной стопки так не бывает и быть не может. Сижу как Муму, язык не ворочается, все качается и погружается во мрак, и наступает полный абзац. Занавес. Представляешь, какая сука!
– Да нет, Сережа, он не сука. Он мир спасал, и себя в том числе. Вырубил тебя и скопировали они твою программу. А оригинал не стерли, потому что ты от них сбежал, так ведь?
– Во-первых, он все-таки сука, – упрямо повторил Сергей. – Приличные люди так дела не делают. Во-вторых, копию за три минуты не сварганишь, там не на один день возни. Кололи мне какую-то дурь, и работали. Шарили по мозгам, искали, скачивали – зернышко за зернышком... Я не то чтобы в полной отключке был; с трудом, но соображал... нет, даже не соображал, это я неточно выразился, но себя осознавал, свое присутствие в мире. И то не всегда, не постоянно, а так, волнами, как прилив-отлив, и очень смутно, а руками-ногами управлять не мог. А еще, периодически: брык – и провал в черноту... – Сергей передернул плечами, словно ему стало холодно теплым майским утром. – Хреновое ощущение, я тебе доложу! И непрерывная тоска какая-то... Вроде бы ни с того ни с сего... Это, Андрей, трудно объяснить, это почувствовать надо. Только сейчас и понял, что за тоска: страшно мне было, что не выберусь я оттуда, из подземелья этого. Копировать кончат – и меня тоже кончат. Руководствуясь все тем же мудрым высказыванием твоего товарища Сталина.
– Ну, это не очевидно, – возразил Кононов. – Ты же ценный кадр, зачем им тебя ликвидировать, если можно сотрудничать.
– Кончили бы, кончили, – убежденно сказал Сергей. – Ты что, телек не смотришь? Америкосники хоть и глупые кинухи делают в большинстве, но кое-что там правильно. Так что скопировали бы, проверили, действует ли – и закопали бы труп Сергея Мерцалова на ближайшем кладбище. Или сожгли, а пепел подсыпали в любую урну в кремлевской стене.
– О! Это почетно, – усмехнулся Кононов. – Даже не почетно, а престижно.
Сергей повернулся к нему:
– А знаешь, как я себе эту проверку машинки представляю, как это все мне видится?
Кононов пожал плечами:
– Не знаю, Сережа. Может быть, они ее вообще не проверяли.
– Нет, Андрей, не та это контора, чтобы без проверки обойтись. Уверен, что проверяли. И вот по какой схеме: имплантировали пакет некоему субъекту Икс. Потом заловили какого-нибудь бомжару, Игрека, заперли в камеру. Продержали час или два, а потом направили Икса в прошлое, на эти час или два назад, чтобы тот прикончил Игрека. Итог: прошлое меняется, а значит меняется и настоящее, и в камере вдруг возникает труп Игрека, а потом, когда туда закачивают смертоносный газ, из пустоты материализуется и труп Икса... Может быть, происходило все это не совсем так, но схема, я уверен, именно такая.
– Ни черта я, честно говоря, не понял, но что-то ты уж больно мрачно, Сережа. Хотя... – Кононов задумался.
– Вот именно, «хотя». Так оно и было. Гуманизм, альтруизм, права человека – для подобных организаций понятия абстрактные, а работают они вполне конкретно и методы свои не делят на нравственные, не очень нравственные и безнравственные, а рассматривают с точки зрения эффективности. Вот главный критерий! «Цель оправдывает средства», – давно уже сказано, да? И лежал бы я сейчас, Андрей, то ли на кладбище, то ли в кремлевской стене, если бы не мой зуб. – Сергей осторожно потер щеку. – Я с этим зубом полгода уже мучаюсь. То болит, сволочь, дергает, хоть на стенку лезь, то затихает. А к зубному меня и под пулеметом не затащишь – имел дело, и впечатлений хватит на всю оставшуюся жизнь. Из-за этого зуба я и очухался. Лежу в темноте, маюсь, состояние такое, словно с грандиозного бодуна, да еще и переопохмелялся... но соображаю, что надо выбираться из этих катакомб, и как можно быстрее. Проверил – пакет на месте, в мозгах. Сполз с дивана и на карачках – к двери. Не заперта, слава Богу, – они же не думали, что мой зуб все их препараты перешибет. Я в коридор выглянул – никого. И вот за что я себя уважаю, Андрей, так это за соображалку свою. И америкосникам спасибо – фильмы у них, как я уже говорил, хоть по большей части и дебильные, но кое-что для практического применения там можно почерпнуть. И, как пишут в титрах, в наших уже фильмах, отдельная благодарность Брюсу Уиллису.
– О! Под Брюса Уиллиса работал?
– А то! Не попер вперед с голыми руками, а заполз в туалет... то есть, нет, не заполз – уже на ноги встал, хоть и держался за стенку... Зашел в туалет и вывинтил из бачка фигню эту, чтобы воду сливать – металлический стержень с набалдашником на конце. Выбрался в коридор – и к лифту. Брел как пьянющий матрос в десятибалльный шторм, по стеночке, по стеночке... Бога молил, чтобы никто в коридоре не появился. На часах у меня пять минут девятого, то ли утра, то ли вечера – не поймешь. Но, видимо, в любом случае – нерабочее время. Доковылял до лифта, а там вместо кнопки вызова панель с десятком кнопок типа кодового замка – можно хоть сутки нажимать и хрен угадаешь. Я эту панель приметил, еще когда меня к Сулимову доставляли. Потыкал на всякий случай – бесполезняк, дохлый номер. Ну, тогда я железяку эту просунул между створок, поднажал... Силы откуда-то взялись – видно, жить очень уж хотелось... Створки разошлись – и увидел я, Андрей, шахту и аварийную лесенку сбоку. А крыша лифта ниже этажа на два – значит, в конторе все-таки кто-то был.
– И начался «Крепкий орешек» с Брюсом Уиллисом.
– Да, Андрей, самый настоящий «Крепкий орешек». Как я ухитрился забраться на лестницу и не грохнуться вниз, и как долез до самого верха – это отдельная история, причем ее вряд ли получится передать словами; слишком бледны для этого все языки человеческие. Но я таки добрался. «Мы сделали это!» – как вопят, опять же, киношные америкосники. И тут-то и произошло самое интересное. Добраться-то добрался, а выбраться – никак! Не могу просунуть железяку – и все тут. То ли сил у меня совсем не осталось, то ли эти двери, на поверхности, теснее друг к другу прижаты... И притом одной-то рукой за лестницу держусь. В общем, это только в кино такие штуки классно получаются, а в жизни зачастую все кончается полнейшим обломом.
– Ты, Сережа, как я заметил, прямо философ, – сказал Кононов. – Хорошо выразился, афористично, в стиле Конфуция.
– Покорячился бы в той шахте, тоже философом стал бы, – отозвался Сергей. – Но главный прикол впереди. Зазвенел вдруг звоночек, противный такой, неожиданно зазвенел, так что я чуть с лестницы не сорвался, и сверху на двери заслонка опустилась, хорошая заслонка, металлическая. Ударила по моей унитазной фигне, и полетела та фигня вниз. И понял я, что дерзкий побег мой из замка Иф обнаружен, и сейчас Брюса Уиллиса будут вязать и убивать. И жизнь представилась мне очень прекрасной штукой, а смерть – совершеннейшей бякой, как сказал бы твой Конфуций. Как бы ты поступил в такой хреновой ситуации?
– Так же, как и ты, – незамедлительно ответил Кононов. – Включил бы машинку – и вперед! То есть, назад, в прошлое. Других вариантов, по-моему, нет.
«Хотя можно было бы и сдаться; вдруг Сулимов действительно рассчитывал на дальнейшее сотрудничество», – подумал он, но высказывать свою мысль не стал. Рассказ Сергея оставил в его душе неприятный осадок. Нет, Кононов не сомневался в том, что все заявления Сулимова о недопустимости вмешательства в прошлое были вполне искренни... но вот методы дона Корлеоне... Неужели эти люди способны на убийство? «Почему вы считаете, что я могу убить?» – вспомнились сказанные при первой встрече слова Сулимова. Действительно – почему? Это ведь только предположения Сергея. Обоснованные – или нет?..
А Сергей между тем продолжал свой рассказ о незапланированном побеге в прошлое.
Активировав машину, он перенесся в прошлое на максимально возможный отрезок времени, потому что выбирать какую-то другую дату и настраиваться на нее было просто некогда. А тут никаких настроек не понадобилось – машина времени «автоматом» зашвырнула его в тысяча девятьсот семьдесят второй год. Вот так ранним утром двадцать пятого мая Сергей, совершенно голый, оказался среди окурков и пробок, которыми было усеяно дно шахты лифта в обшарпанном подъезде ничем непримечательного замоскворецкого дома, еще не ставшего надземным маскировочным сооружением для седьмого отдела одиннадцатого Управления. Осторожно выглянув из подъезда и убедившись в том, что во дворе пока нет никого, даже дворника, Сергей под прикрытием кустов пробрался к окну первого этажа, под которым висели на веревках простыни и полотенца. Позаимствовав простыню и завернувшись в нее наподобие гордого жителя семи древних холмов, он вернулся в подъезд и забрался на чердак. Зуб все болел и болел, фармацевтические средства будущего тысячелетия продолжали неустанно бить по мозгам, и Сергей решил отлежаться в тихой чердачной заводи, а уже потом, полностью придя в себя, думать, где и как разжиться одеждой и что делать дальше в мире вернувшегося к нему прошлого.
А очнулся он, когда майский день был уже в разгаре, и сначала никак не мог сообразить, в чем дело, а потом понял: сработавшая машина времени продолжала функционировать и сигнализировала о том, что где-то в этом мире обнаружилась еще одна аналогичная машина. Машина посланного Сулимовым преследователя-киллера, как подумал Сергей...
– Вот такие дела, Андрей, – завершил Мерцалов свое повествование. – Были мы с тобой когда-то нормальными людьми, а стали персонажами фантастической белиберды. И заметь: были, – он выделил голосом это слово, – нормальными, но не будем, потому что в две тысячи восьмом мы не будем теми же, какими были в две тысячи восьмом, а будем теми, кто мы есть сейчас.
– Эк завернул! – Кононов покачал головой. – Словесный ребус. У меня, Сережа, было время поразмышлять насчет всех этих хронопарадоксов и, откровенно говоря, мозги поехали набекрень. Ни черта разобраться не могу.
– А и не надо. Напрасный труд. Ничего мы о времени не знаем, и прогнозировать ничего не можем, а потому нужно принимать все так, как оно окажется. И Сулимов тоже ни фига не знает, а только предполагает. А какие есть основания считать его точку зрения верной? Нет никаких оснований. Угрохай Гитлера – и войны не будет. Утопи Вовочку Ульянова в Волге-реке – и в России вот сейчас уже рай земной. Дa, может, таких гитлеров – десятки, а ульяновых и того больше. Ничего нам неизвестно насчет вмешательства в прошлое. Зато мне теперь известно другое: машина работает. А сомнения у меня были. И твоя тоже. Может быть, и реверсирование обнаружится? То бишь обратный ход, в две тыщи восьмой...
Кононов потер лоб:
– Что-то я никак не пойму. Ты же ее изобрел. Кому же, как не тебе, изобретателю, знать о ее возможностях?
Сергей перестал качать ногой, ухватил себя пальцами за нос и начал дергать так, словно хотел его оторвать, дабы уподобиться гоголевскому персонажу. Потом оставил нос в покое и взглянул на Кононова: