– Понял! – воскликнул Мастер. – Я понял! Ох, простите меня, но я так обрадовался…
– Чему? – спросил Художник.
– Я понял, как сделать солнце.
– Еще одну игрушку? – усмехнулся Художник.
– Простите, Художник, что я вмешиваюсь, – сказал Пастор, – но вы не правы. Или в вас говорит зависть? Вы же прекрасно понимаете, что вся наша прежняя жизнь представляла собой огромный павильон игрушек. Я не говорю, конечно, о тех людях, которым приходилось каждодневно бороться за жизнь; я говорю о других, для кого эта борьба кончилась или даже не начиналась – о людях обеспеченных. Наверное, среди них девяносто пять из ста всю жизнь занимались только игрушками, правда, придумывая этому занятию более солидные названия…
– Вы хотите сказать… что и искусство?! – возмутился Художник.
– Безусловно, – сказал Пастор. – Причем, заметьте, я вполне одобряю это занятие. Я и сам всю жизнь занимался чем-то подобным. Искусство, религия, спорт, бизнес, вязание на спицах… Просто мне захотелось заступиться за нашего Мастера, и я напоминаю вам, что и вы не без греха…
– Теперь это надолго, – негромко сказал Мастер, наклоняясь к Физику. – Если их не остановить, они будут спорить до вечера, причем каждый будет абсолютно прав. Я перебил вас тогда, а дело вот в чем: я вдруг понял, как надо сделать солнце. Пусть оно светит и греет, черпая энергию в любви. Я знаю, как это сделать. Но я слаб в теории, и хотел бы, чтобы вы мне помогли…
* * *Несколько позже и в другом месте беседовали Полковник и Клерк.
– Авторитета, авторитета недостает, – с досадой говорил Полковник. Подумаешь, пистолет. С пистолетом и дурак сможет. А надо, чтобы только показался – и все встают, и не потому, что боятся, а потому, что не мыслят иначе. Чтобы восторг! Чтобы в глазах счастье и великая готовность подчиняться! Как этого добиться? Эх, орденов маловато, скуповат был покойник король на ордена… Да, орденов надо бы побольше, – он придвинул к себе изящную бронированную шкатулку старинной ручной работы и стал рыться в ней, выбирая ордена покрупнее; выбрав, схватил перламутровый маникюрный ножичек и, вывернув шило, стал неумело ковырять им драгоценное генеральское сукно парадного мундира.
– Позвольте, Полковник, – Клерк мягко отобрал у него инструмент. Зачем вам утруждать себя? А хотите, устроим торжественное награждение?
– Не стоит, не стоит, – проворковал Полковник. – Вот если так же просто было переменить погоны…
– Генеральские погоны были бы вам очень к лицу, – сказал Клерк. – И даже маршальские. А выше звание есть?
– Генералиссимус… – мечтательно сказал Полковник. – Но только на время военных действий, – вздохнул он.
– Ради этого не грех начать небольшую войну, – сказал Клерк.
– Все равно звание может присвоить только Принцесса, – еще раз вздохнул Полковник.
– А вы женитесь на ней, – брякнул Клерк, возясь с орденами.
Полковник даже вздрогнул.
– Но… как так?… Ведь я же не королевской крови. И потом… я все-таки уже в возрасте и… это… я не могу, вы понимаете…
Клерк с интересом смотрел на него.
– Ерунда, – сказал, наконец, он. – Если хорошо порыться в архивах, непременно выяснится, что вы побочный внук одного из принцев-консортов они их столько наштамповали… А что касается вашего «не могу», то поверьте – молоденькая женщина при желании всегда сможет расшевелить любого мужчину, независимо от возраста.
– Но ведь Принцесса может и не захотеть! – заволновался Полковник. – Может и не согласиться!
– Доверьте это дело мне, – сказал Клерк. – Кстати, вы в курсе, что Кукольный Мастер – скрытый коммунист?
– Не может быть, – сказал Полковник. – Я его двадцать лет знаю.
– И все-таки, – сказал Клерк.
* * *С Принцессой занимались Физик и Пастор. Физик обучала ее точным наукам, а Пастор – всему остальному. Сегодня они задерживались, и Принцесса в ожидании урока валялась на диване и читала роман. В романе героиня убегала от мужа-банкира с гусарским поручиком. Это происходило на фоне живописного народного восстания – почему-то в защиту короля и королевы от козней парламента, – и читалось взахлеб. И нет ничего удивительного в том, что она так долго не замечала отсутствия своих учителей. Но Физик увлеклась идеей Мастера и села за расчеты, а Пастор от своей паствы узнал о подробностях введения на Ковчеге нового порядка…
– Скажите, Полковник, – спросил он Полковника, придя к нему в апартаменты, – зачем вы это затеяли?
– Что значит – «затеяли»?! – сразу повысил голос Полковник. – Разве вы не видите, что без решительных действий мы погибнем? Процветают разврат, анархия, преступность. Дисциплина отсутствует. Что вы как служитель церкви, как носитель духовной власти сделали для их искоренения?
– Я, к сожалению, не носитель духовной власти, – сказал Пастор. – Здесь, в Ковчеге, я – частное лицо.
– А раз так, господин Частное Лицо, – с сарказмом сказал Полковник, – не путайтесь под ногами тех, кто пытается что-то сделать.
– Но ведь вы убили человека, – сказал Пастор.
– Бунтовщика, – сказал Полковник. – Следует различать. Все, я вас больше не задерживаю, – и он встал.
– Будем надеяться, – сказал Пастор, – что это последняя жертва.
Он вышел от Полковника, постоял в раздумье и направился к Принцессе. Но дверь в покои Принцессы оказалась запертой. Если бы Пастор прислушался, он услышал бы за дверью приглушенные голоса. Он был занят своими мыслями и не прислушался.
– Мы с вами взрослые люди, – говорил Клерк, развалившись в кресле, и можем довольно щекотливые вопросы обсуждать без обиняков. Не так ли?
– Попробуем, – сказала Принцесса. Она сидела на диване, отложив книгу, и с интересом смотрела на Клерка.
– Дело в том, что ваша власть иллюзорна, – сказал Клерк. – И вы это прекрасно понимаете. В предыдущие три года нашего нового существования казалось – и вам, наверное, тоже, – что можно обойтись совсем без власти. Это было пагубное заблуждение. Настал момент, когда для сохранения человечества нужна твердая рука, способная осуществлять наиболее рациональное управление. К счастью, такая рука есть. Это наш Полковник, который уже принял меры по обеспечению дисциплины и укреплению морали. Но он нуждается в укреплении, в решительном поднятии его авторитета. В глазах народа вы наследница богом данной королевской власти. Поэтому ваш брак с Полковником придаст наиболее благоприятный оттенок всем его начинаниям.
– И что же он собирается делать? – совершенно спокойно спросила Принцесса.
– Устранить анархию, – начал перечислять Клерк, – восстановить семьи, настаивать на безусловном продолжении рода…
– Благодарю вас, – перебила Принцесса. – Я поняла. Ну что же, я подумаю и сообщу Полковнику свое решение.
Клерк встал и подошел к ней вплотную.
– Девочка, – сказал он, глядя на нее сверху вниз, – ты что, всерьез думаешь, что твое мнение кого-то интересует?
– Как вы смеете? – побледнела Принцесса.
– Слушай меня внимательно. Если ты сегодня – сегодня же! – не дашь согласия, то твой Мастер умрет. Поняла? И не просто, а очень медленно и болезненно – я уж позабочусь. А ты будешь сидеть рядом на пенечке и все видеть и слышать. Тоже поняла? Умница. Так вот с сегодняшнего дня будешь все делать так, как я велю. Его жизнь в твоих руках. Станешь артачиться или пикнешь кому-нибудь – все. Ну?
Принцесса молчала, сжав побелевшие губы. Клерк взял ее за подбородок и вздернул голову вверх.
– Ну? – повторил он.
– Согласна, – прошептала Принцесса.
– Вот и умница. Да, кстати – никаких этих дамских фокусов с таблетками или лезвиями. Ему от этого легче не будет.
* * *– Совершенно не представляю, что теперь будет, говорил Пастор Художнику. – Полковник сорвался со всяческих тормозов. Он убил уже четверых. И собирается продолжать. Что делать?
– Вы просите у меня совета? – удивился Художник.
– Я жалуюсь на судьбу, – сказал Пастор. – Кстати, на нее же я уповаю. Помните выражение: «Сила есть – ума не надо»? Остается надеяться, что Полковник в опьянении силой совершит, наконец, такую глупость, которая его погубит.
Художник пожал плечами и ничего не сказал.
В тот день совершилось много событий, но не событиями он, как мне кажется, интересен. Меня поразило поведение людей. Жизнь Ковчега замерла, и более чем полторы сотни людей оцепенели. Многих сковал ужас; многие выжидали; многие растерялись; были и такие, которые поспешили воспользоваться ситуацией и занять наиболее выгодные места. Полковник понемногу обрастал свитой. И за весь день, когда он во всех направлениях, как мечущаяся в рикошетах пуля, пронизывал Ковчег, не нашлось ни одного, кто осмелился бы подставить ему ногу. Власть он получил сразу, как по волшебству – все признали его право распоряжаться ими полностью, вплоть до распоряжения жизнью и смертью. Вначале он расстреливал только тех, кто пытался сопротивляться или хотя бы не подчиняться…
До сих пор не понимаю, откуда у нас столько холопства? Неужели действительно от обезьян?
Вы, наверное хотите спросить, что делал я сам? Ничего. Я только что перенес довольно тяжелую пневмонию и лежал в лазарете. Доктор считал меня чересчур слабым и долгое время ничего не говорил. Но я, ей-богу, не знаю, что делал бы в тот день, окажись я на пути Полковника…
В жизни Ковчега произошло много перемен. Кроме обязательной строевой, Полковник вменил в обязанность всем жителям пять часов в день посвящать благоустройству территории. Были четко определены семейные пары, и какие-либо изменения в списке разрешались только с ведома самого Полковника. Клерк произвел конфискацию всех противозачаточных средств и запер их в сейф (от сжигания на костре отказались ввиду возможного демографического взрыва). Был оглашен Рескрипт о Наказаниях; в качестве мер пресечения были объявлены: принудительные работы на различные сроки и различной тяжести, порка, лишение и снижение пайка, а также смертная казнь через расстрел или повешенье. Были сформированы три министерства: Министерство Порядка, Министерство Информации и Министерство Продолжения Рода. В давно пустовавшей механической мастерской началось производство колючей проволоки…
Вечером Министерство Информации объявило о предстоящем в ближайшее время бракосочетании Принцессы и господина Полковника.
… На этом я, наверное, прерву свой рассказ. Слишком много событий впереди, и мне надо подумать, о чем и как рассказывать дальше. Все подряд – невозможно. И в то же время так трудно выбрать что-то более, чем остальное, заслуживающее внимание. Так что я прощаюсь с Вами, возможно, месяца на два.
До свидания. Не скучайте, Оля.
23.05.84.
ПИСЬМО ЧЕТВЕРТОЕ
Здравствуйте, Оля.
Вот видите, как трудно писать романы с продолжением: обещал через два месяца, а получилось почти через четыре. Но это, главным образом, по личным причинам: болела мама. Теперь она поправилась – относительно, конечно – и я снова принимаюсь за письмо. Вообще-то был у меня довольно сильный позыв бросить это занятие – после того, как я увидел Вас в компании Ваших близняшек. Честное слово, такого счастливого лица, как у Вас, я не видел никогда в жизни. Но по складу своего характера мне как-то неловко бросать на половине начатое дело, поэтому сказку я постараюсь дорассказать, пусть даже с другими целями. Итак, продолжаю.
* * *– От этого оно не загорится, – сказал Мастер. – Нечего даже было и рассчитывать.
– Ну почему же? – возразила Физик. – Не так уж много мы о себе знаем. А вдруг?
– Нет. Мне следовало бы помнить, в каком месте мы находимся. Это все равно что строить водяную лестницу в Сахаре.
– Но вам же было хорошо?
– Конечно, было. Но, кажется, с не меньшим удовольствием я съел бы что-нибудь вкусное.
– Можно попросить Принцессу.
– Не стоит, наверное.
– Вот вы говорите – в Сахаре… Смотрите: хоть чуть-чуть, а светится. Не так уж и в Сахаре.
– Вряд ли это из-за нас.
– Да. Во всяком случае, не из-за меня. Странно, уж я, кажется, и верю в любовь, и знаю о ней все, что возможно, и далеко не фригидна – а вот не дано… Все время у меня так: то из любопытства, то от скуки, с вами вот в порядке эксперимента… Интересно, от кого же оно все-таки светится?
Солнце, висевшее под потолком мастерской, голубовато светилось, как пустой экран невыключенного телевизора, иногда по нему пробегали мерцающие блики, иногда они задерживались и играли, напоминая полярное сияние, а иногда исчезали совсем. И легкое тепло исходило от него – легкое, почти незаметное…
– Все равно его надо вынести в большой зал, – сказал Мастер.
– Конечно, – сказала Физик. – Зря, что ли, старались?…
* * *Полковник и Клерк вновь беседовали за коньяком – это у них входило в традицию.
– Это было совсем не трудно, – сказал Клерк. – Она согласилась сразу. Наверное, давно мечтала.
– Даже не верится, – сказал Полковник. – Такой старик в роли жениха…
– Какой же вы старик, бросьте. Главное – ничего не бояться. А давайте, я вам сейчас такую женщину приведу, тигрица, а не женщина, она вас так полечит…
– Ну что вы, накануне свадьбы…
– Тем более! Вам просто надо обрести веру в себя. Это как с властью, понимаете?
– Не надо, я думаю, все будет хорошо. Я так, знаете, предчувствую…
– Как хотите. Прозит!
– Я думаю, нам нельзя останавливаться на достигнутом. Это как езда по скользкой дороге: нельзя резко тормозить. Надо, пока есть патроны, завершать преобразования. Главное – это не забывать о цели. Мы сейчас должны рассчитывать на сто поколений вперед. Чтобы постоянно прослеживать род, причем примерно одинаковая численность людей все время была постоянной, вы понимаете меня? Надо это тщательно обдумать и воплотить. Очень мало нельзя, очень много тоже плохо, нужна стабильность. Я думаю, без регларен… регмалер… регламентации не обойтись. Давайте прямо сейчас решим, как это все будет в будущем. Забота о будущем – вот что должно двигать нами.
– Разумеется, – с воодушевлением подхватил Клерк. – Я предлагаю следующее: теперь, после введения нового порядка, начнут родиться… рождаться дети. Надо, чтобы Министерство Продления Рода создало выбраковочную комиссию. Все слабые, болезненные, хилые должны уничтожаться. Особенно мальчики. Следует добиться того, чтобы уже в следующем поколении число мужчин было раз в десять меньше числа женщин. И так постоянно. Что это даст? Главное – это улучшение человеческой породы. Второе, и тоже главное – позволит поддерживать численность населения на одном уровне без ограничения рождаемости. Наоборот, пусть рожают как раз больше, будет из чего выбирать. Наконец, создание совершенно нового общества, в котором мужчина будет самой природой поставлен над женщиной!
– Что-то вроде гаремов, – с пониманием кивнул головой Полковник.
– Вот-вот! Мусульмане понимали толк в жизни! Так что давайте, за оставшиеся девять месяцев как следует подготовиться и во всеоружии… Н-да, не подумал… А ведь не все нас поймут, народ не приучен мыслить государственными категориями, тут такое может начаться… Хорошо, что заговорили о подготовке. Может быть, имеет смысл заняться выбраковкой уже сейчас? Зачем позволять оставлять потомство таким законченным алкоголикам, как Художник? Или таким мозглякам, как ваш Мастер – не пойму, почему вы так хорошо к нему относитесь?
– И что вы предлагаете, убивать их, что ли?
– Да не обязательно. Можно стерилизовать, а можно просто изолировать. Пусть живут. Пока.
– Ладно, подумаем. Сейчас они никому не мешают.
– Сложный вопрос: мешают или нет. Посудите сами: пользы от них новому обществу никакой, а вред всегда может быть. Неприятные они люди. Скользкие. И Пастор этот… Не люблю его. Да, о подготовке… Может быть, имеет смысл, хотя бы на первое время, разделить вообще всех мужчин и женщин? Хотя нет, смысла не имеет. А вот детей – так точно надо сразу отнимать у родителей и растить по отдельности. Воспитывать в новом духе. Иначе ничего не выйдет. И Художника надо простимулировать, пусть там в своей картине как надо историю отражает, а то потомки посмотрят – а предки-то не так жили… Все должно иметь смысл. Все должно подчиняться одной идее. И если будем ее придерживаться неуклонно, все вещи обретут свой смысл, и к цели мы придем непременно… Коньяк весь уже?