Цель и средства - Владимир Михановский 5 стр.


Когда они расстались, ей было двадцать. Значит, сейчас – тридцать пять. Невеселая арифметика.

Но ничего, осталось немного. Он завершит единую теорию поля и вернется, разыщет ее.

А что если он не справится с грандиозной задачей?.. Не осилит всего урагана фактов, связанных с превращениями материи? И жизнь растрачена впустую?

От этой мысли Альвара бросило в жар. До сих пор он верил в свою звезду. Уверенность подкреплялась авторитетным заключением Мензи.

Но мог же старик ошибиться?..

Через мгновение Альвар справился со своей слабостью, но неприятный осадок остался. Это мешало сосредоточиться, потом – отдыхать, потом – уснуть.

– Жильцони, что такое элементарная частица? – среди ночи ровно прозвучал его собственный голос.

Альвар ухватился за вопрос, заданный Нильсом, как за якорь спасения.

– Элементарная частица, Нильс, это та ступень, которой достиг человек, спускаясь в глубины вещества.

– Только ступень?

– Да.

– И за ней последуют другие, ведущие еще глубже? – продолжал допытываться Нильс.

– Безусловно.

– Этот процесс бесконечен?

– Да, потому что материя неисчерпаема вглубь.

– Если так, то не думаешь ли ты, что занимаешься бессмыслицей? Что задача, которую ты поставил перед собой, не имеет решения?..

«Нильс не так глуп, – отметил про себя Альвар. – Разве не те же сомнения терзают меня?».

– Если твоя теория – всего лишь ступень, то как может она претендовать на абсолютность?

– Она и не претендует на абсолютность.

– Тогда зачем она?

– Видишь ли, Нильс… Я, как физик, уверен, что законы природы просты в своей сущности. А сложность формулировок отражает неточность, недостаток нашего знания. И единая теория поля, которую я завершаю, должна послужить прожектором, освещающим путь познания сущего – от микромира до галактик.

– Но сам-то путь бесконечен?

– И что же?

– Значит, цель недостижима, – сделал Нильс вывод, безупречный с точки зрения формальной логики.

– Стремление к цели столь же ценно, как сама цель, – вспомнил Альвар одно из любимых изречений Марка Нуша.

Вероятно, если бы Нильс мог, он пожал бы плечами.

– Физики продолжают открывать все новые микрочастицы, – сказала машина.

Альвар невесело усмехнулся:

– Знаю.

– Не сметет ли лавина новых частиц твою теорию единого поля?

– Нет.

– Почему ты так думаешь?

– Всем новым, еще не открытым частицам должно быть место в моей теории,

– пояснил Альвар. – Точно так же, как в таблице, которую создал Дмитрий Менделеев, были свободные клеточки для еще не открытых химических элементов. Эти вещества еще искали в колбах и ретортах, а Менделеев уже знал, какими свойствами будут обладать вновь открытые элементы.

– Значит, твоя теория должна иметь силу предвидения для микрочастиц, которые еще не открыты?

– Да.

Нильс долго молчал, что-то обдумывая. Через продолжительное время, когда Альвар уже засыпал, машина произнесла:

– Химические элементы – одно, элементарные частицы – другое. Ты не сумеешь решить свою задачу.

– Ты ограничен, Нильс.

– Вспомни историю познания микромира, – возразила спокойно, как всегда, машина.

Голос Нильса журчал, добросовестно излагая информацию, записанную в блоках памяти. К трем часам утра он добрался до неясной – до сих пор! – природы ядерных сил, тесно связанных с характером светового излучения, не преминув при этом привести афоризм из студенческого фольклора, почерпнутый в какой-то из предыдущих бесед с Альваром: свет – самое темное место в физике.

– Да что там свет! – продолжал Нильс развивать свою мысль. – Даже в классической физике, которая считается давным-давно завершенной, есть неясные места. Зачем далеко ходить? В обычной ньютоновской механике до сих пор нет удовлетворительного определения понятия силы… Сила – самое слабое место в механике, – заключил Нильс.

Альвар вяло возражал Нильсу.

Под утро машина изрекла:

– Теперь ясно, что ты взялся за непосильное дело.

– Замолчи! – взорвался Жильцони, но Нильс продолжал:

– Задача твоя не имеет решения. Дело не в несовершенстве человеческого ума.

– А в чем же?

– В природе вещей. Нельзя измерить, бесконечность в милях и дюймах.

Альвар вскочил и выключил машину. Но мог ли он выключить охватившие его сомнения?..

Можно ли разобраться в хаосе микромира, где так называемый здравый смысл, выработанный человеком в течение тысячелетней эволюции, становится нелепым и смешным? И как может этот диковинный мир непрерывных взрывов и катастроф служить основой нашего, по виду такого благополучного мира? Каждое мгновение в каждой бесконечно малой ячейке пространства рождаются и бесследно гибнут в неуловимо быстрых вспышках мириады частиц. Как же может в результате получаться картина логически связного мира, в котором мы обитаем?

Может быть, эта задача и впрямь неразрешима? Может быть, Нильс прав?

Альвар сжал голову руками. Еще немного, и он сойдет с ума. Человека! Он должен увидеть себе подобного, и немедленно.

Блуждающий взгляд его остановился на ноже для открывания консервов. Когда надоедала пища из выращивателя, он переходил на консервы, хотя и не любил их.

Альвар тупо вертел в руках никелированную штучку. Потрогал пальцем лезвие. Затупилось. Не годится – промучишься, пока лишишь себя жизни. Надо наточить. Он уже позабыл о том, что несколько минут назад хотел увидеть себе подобного.

Жильцони поднялся и, шаркая, вышел из купола.

Низкие облака неслись по небу, оставляя на скалах дымящиеся клочья. Порывистый ветер раскачивал деревья.

Он подошел к ближайшему дереву и консервным ножом сделал на нем очередную зарубку, с трудом отыскав на коре живое местечко. Затем прислонился к дереву пылающим лбом.

Плюнуть на все и вернуться на щите? Вновь увидеть человеческие лица, услышать смех и чужой говор, а не собственный голос, воспроизведенный машиной.

Признать свое поражение? Снова стать рядовым физиком, которых тысячи и тысячи? Ковыряться в частных экспериментах, не видя дальше собственного носа? Всю жизнь гоняться за какой-нибудь микрочастицей – и так и не поймать ее?

Отказаться от попыток найти связь вещей, и никогда уже не возвыситься над хаосом микромира.

Нет, что угодно, только не это!

Альвар опустился на колени и принялся затачивать лезвие ножа о выпуклую поверхность гранитного валуна, сглаженную временем и непогодами.

Глупо, конечно, таким манером завершить жизнь. Но что делать? В сущности, у него нет другого выхода. Он умрет, и плоть его сгниет, а одежда истлеет. Кто знает, через сколько лет в это заброшенное ущелье случайно забредет одинокий путник? Магнитная защита Вороньего гнезда к тому времени разладится. Отбившийся от группы альпинист или геолог обнаружит в ущелье странный купол, заржавевшие приборы, дерево, испещренное потемневшими зарубками, и рядом – побелевший скелет. Путник будет думать и гадать, но никогда не узнает он о трагедии, которая разыгралась в заброшенном ущелье.

Возможно, человечество никогда не было так близко к разгадке самой сокровенной тайны природы, как в те годы, когда он, Альвар Жильцони, добровольный отшельник, исступленно трудился в Вороньем гнезде, пытаясь сплавить воедино тысячи и тысячи разноречивых данных.

Но кто сказал, что создать уравнение мира способен только он, Альвар Жильцони?

Может быть, найдется на белом сеете еще кто-нибудь, способный взвалить на плечи бремя единой теории поля?

Пораженный этой мыслью, Альвар замер у валуна.

Теперь, когда он у края банкротства, вдруг может оказаться, что есть такой счастливчик, которому задача по силам. Он добьется того, чего не сумел достичь Альвар Жильцони. И может быть, ценой неизмеримо меньших усилий.

Несправедливо.

Но разве не смешно говорить о справедливости в этом мире?..

Неудавшегося физика Альвара Жильцони едва ли кто-нибудь вспомнит.

Нет, черт возьми, роль неудачника – не его роль. Так просто он не уйдет со сцены. Занавес не опущен, действие продолжается.

Есть еще один слабый шанс – просмотреть тщательно собственные расчеты. Может быть, в них вкралась ошибка, которая свела на нет все хитроумные построения Альвара?

Он размахнулся, швырнул консервный нож и решительно зашагал к куполу, который призывно светился.

Для начала Альвар наскоро перекусил. Даже осточертевшие брикеты показались ему на сей раз вкуснее обычного. Затем сел к столу, придвинул калькулятор и погрузился в проверку расчетов.

Миновала неделя, и Жильцони понял, что надеяться не на что. Ошибок в расчетах он не обнаружил. По крайней мере явных ошибок. Но ошибкой могло оказаться любое предположение, любая гипотеза, на которых зиждилась его теория.

Нет, не выбраться ему из этой тины предположений, при одних условиях – справедливых, при других – противоречащих друг другу.

Все кончено. Эта неделя отняла у него последнюю надежду. В бороде появились первые седые волосы.

Разве не принес он в жертву своей идее все, что является самым ценным для заурядного человека, – молодость, карьеру, наконец, личное счастье?

А кто-то другой сорвет походя плод, за который Жильцони готов отдать жизнь.

Он, Альвар Жильцони, выстрадал единую теорию поля. Честь открытия уравнения мира должна принадлежать ему и никому другому на свете!

…Припомнился далекий разговор с доктором Кушем, положивший начало их сближению. Они проводили тонкий опыт по дифракции фотонов. В лаборатории было душно и сыро, несмотря на включенные кондиционеры.

Марк Нуш расстегнул ковбойку и, тяжело дыша, уселся на угол стола.

– О чем ты задумался, Альви? – спросил он своего ассистента.

Жильцони отвернул голову от установки и, несмело улыбнувшись, произнес:

– О единой теории поля.

Он ожидал разноса за то, что отвлекается во время ответственного опыта, но Нуш неожиданно сказал:

– Я тоже думаю о единой теории поля. Знаешь, мальчик, кому она окажется по плечу?

– Кому? – жадно спросил Альвар.

– Тому, кто ничего не принимает на веру. Кто ставит под сомнение научные догмы, которые другим физикам кажутся бесспорными. Таким был Альберт Эйнштейн.

Жильцони почувствовал необъяснимую тягу к тому человеку, который угадывал самые сокровенные его мысли.

– Только гений может правильно смотреть на вещи, – сказал Альвар.

– Именно так, коллега, – согласился Нуш. Он тоже симпатизировал этому парню с лихорадочным блеском в глазах.

– Гений идет впереди остальных, прокладывает новые пути в науке. Его ошибки стоят дорого, надолго тормозя развитие физики, зато победам гения нет цены!.. – продолжал увлекшийся Жильцони. Он торопился выложить Нушу все, что вынашивал долгими ночами, на нудных лекциях, на физических семинарах.

Разговор продолжился в столовой.

– Для достижения своей цели гений может использовать любые средства, – сказал Жильцони.

– Не любые, Альви, – покачал головой Нуш, придвигая к себе солонку.

– Любые, – отрезал Альвар. – И в первую голову – нужно уметь отречься от себя.

Нуш вздохнул:

– Не всякому это дано.

– Разве может чего-то серьезного добиться физик, который растрачивает свей талант по пустякам, на обучение бездарей и пустые книжонки…

– Популярные книжки тоже нужны, – не очень уверенно сказал Нуш, убеждая больше самого себя, чем собеседника.

Альвар выпалил:

– Вы сами себя не знаете, доктор Нуш!

– Возможно. Боюсь, что ведомство длинного Бига знает меня куда лучше, чем я сам, – грустно согласился Нуш. – А в тебя, Альви, я верю. У тебя есть передо мной два неоспоримых преимущества – молодость и честолюбие. Ты способен на многое, несмотря на непостижимые срывы.

Альвар и сам верил в себя. Верил, несмотря ни на что. И вот теперь, после пятнадцати лет, проведенных в Вороньем гнезде, он усомнился в своем предназначении.

Разыгравшееся воображение вновь и вновь рисует перед ним картину: где-то корпит над регистрационной книгой чиновник третьего класса, будущий Эйнштейн, еще не помышляющий о своем высоком предначертании. Он корпит год, два и еще сколько-то. А потом вдруг легко делает то, над чем всю жизнь безуспешно бился Жильцони…

Измученный бессонницей Альвар прислонился к дереву с зарубками.

– Я своими руками убил бы этого чиновника, – пробормотал он, не замечая, что разговаривает сам с собой. – Но как его разыскать, проклятого счастливчика?

О, если бы только Жильцони мог его разыскать!.. Но в этом случае вовсе не обязательно его убивать, этого чиновника, или повара, или зубного техника.

Можно было бы поступить иначе…

Цель оправдывает средства!

Альвар новым взглядом обвел Воронье гнездо. В этом диком уголке он безраздельный диктатор. Если бы только удалось заполучить сюда этого счастливчика… Побеседовать с ним здесь, выяснить его мнение о единой теории поля было бы нетрудно. На всякий случай под рукой будет его помощник Исав, сильный и послушный.

А если человек, доставленный в Воронье гнездо, еще не начал заниматься уравнением мира… Что ж, тогда дело еще проще. Жильцони просто будет сотрудничать с ним, незаметно наталкивая на новые участки работы. Нужные книги, справочники, микрофото журнальных статей – пожалуйста, все под рукой.

Он каждый день доил бы незнакомца, как заботливая и терпеливая хозяйка доит козу.

Потом, когда уравнение мира будет найдено… впрочем, сейчас об этом думать рано.

Гению все дозволено. Он, Альвар Жильцони, стоит выше толпы, выше ее норм и законов, выше ее плоской морали.

По каким вообще признакам можно узнать физика, самого талантливого среди всех живущих? Тем более, если физиком он станет только в будущем, а пока пробавляется другим занятием?

Очевидно, чтобы с достоверностью судить о человеке, о его будущем, нужно иметь в рунах как можно больше данных об этом индивидууме.

В принципе о нем надо знать все.

Но кто может знать все о всех?

Стоп, а длинный Биг?!

Альвар, как и все прочие, знал, что в управлении по охране социального порядка на каждого жителя республики имеется досье, куда тщательно заносятся все сведения о нем чуть не от рождения и до самой смерти. Эдакие симпатичные микроячейки, образующие нечто вроде медовых сот.

И в каждой ячейке – все о тебе.

Да, потолковать с длинным Бигом – гигантским запоминающим электронным устройством – было бы неплохо. Пусть бы он прошелся по своим ячейкам и сказал, кто из жителей страны является нынче кандидатом в гении.

Но как связаться с Бигом?

Полететь в столицу, попытаться проникнуть в управление?

Чепуха.

Предположим, Жильцони совершит невозможное и доберется до ячеек.

А дальше что? Как их расшифровать? Ведь постановка задачи у Альвара необычная – выявить гения.

Выявить крамолу – дело другое. Там у них есть специальным индикатор, называемый «всевидящим оком» – от него ничего не укроется, ни случайная фраза, ни неосторожное слово, осуждающее президента…

Даже добравшись до длинного Бига, разве сумеет он, Жильцони, самостоятельно проанализировать всю бездну информации, заключенную в ячейках, чтобы выбрать самого гениального в настоящем физика.

Но еще более трудная задача – предугадать появление такого физика в будущем.

А ведь ячеек у Бига – миллионы и миллионы!

– Пожалуй, это ненамного легче, чем отыскать уравнение мира! – сказал Альвар и пнул ногой дерево.

С задачей «поиск гения», которая пришла ему в голову, могла бы справиться машина стратегического действия. Перебирать ворох вариантов и делать логические заключения – это по ее части. Такую машину раздобыть нетрудно. Так что же, тащить ее к длинному Бигу?..

Стоп! Альвар хлопнул себя по лбу. Тащить машину не нужно. Поисковую задачу мог бы решить… сам длинный Биг. Нужно только суметь попросить его об этом, иначе говоря – правильно запрограммировать задачу.

Заставить Бига!

Пусть переберет все ячейки, которые хранятся в его памяти. Задачу можно было бы сформулировать так… Альвар двинулся по тропинке к источнику, на ходу медленно произнося:

Назад Дальше