– Уже? Давно?.. Что ж ты молчишь?
Она мелкими шажками, зажимая свой низ, побежала в ванную. Я со спущенными штанами дотянулся до кофемолки. Когда Ляля вышла из ванной, свежая и подкрашенная, но голенькая, таков этикет, сразу потянула носом и сказала одобрительно:
– Я уж думала, снова, как дурак, предложишь выпить. А кофе… это прекрасно!
– Вот видишь, – сказал я, – как много у нас общего.
– Но ты не проявил сочувствия к забастовке авиадиспетчеров, – упрекнула она. – Не понимаю, как можно быть таким черствяком в нашем открытом демократичном обществе!
– Это мой единственный недостаток, – сказал я. – А так я вообще золото.
Она наблюдала, как я разливаю по чашкам крепкий горячий напиток, деловито осмотрела печенье, конфеты, сыр, вчиталась в строки о калорийности.
– Ого, витаминизированные! Оказывается, и ты следишь за фигурой?
– Теперь они все витаминизированные, – объяснил я. – Будто не знаешь.
Она вздохнула, голос ее прозвучал уже серьезно:
– Мы опродуктиваемся не в таком крутом магазине. У нас попроще. И товар качеством пониже, зато и цены… демократичнее. Это тебе так везет с деньгами. Наверное, нашел подкову от слона?
– Две. Теперь слона бы найти…
Она разлила кофе по чашкам, оглянулась.
– Что, уже на диван? Так и будешь там валяться? А где же страсть к приключениям? Под лежачий камень вода не течет!
– Зато и говно не лезет, – отпарировал я. – А приключений у меня хватает…
Она подумала, согласилась:
– Да, в поисках приключений главную роль играет не голова, ты прав. Тебе с сахаром?
– И сливками, – сообщил я. – Они вон там, в холодильнике. Да не в этом, этот для пива.
Она покачала головой.
– Впервые вижу на кухне два холодильника. Ты либо извращенец…
– Либо?
– Либо жрешь так, что должен лопнуть. Но ты даже не растолстел!
Я сказал самодовольно:
– Какой из этого вывод?
– У тебя глисты, – определила она, мило прихлебывая кофе. – Большие, голодные…
– Впервые вижу остроумную женщину, – признался я.
Она печально вздохнула.
– Да, это моя беда…
– Почему?
– Женское остроумие убивает мужскую сексуальность, – сообщила она.
– Правда? – удивился я. – Вот повезло!.. Тогда завалимся в постель и отоспимся по полной! Ура!
Она мило улыбнулась.
– Какой ты хороший…
– Правда?
– Ну да. А то все начинают доказывать, что на них не действует, что они вообще-то орлы…
После кофе она все так же голенькая прошествовала в душ, пока я споласкивал чашки из-под кофе. Я проводил ее взглядом: спина ровненькая, сиськи в порядке, совсем не маленькие, попка кокетливо вздернута, как курносый носик Саманты Фокс, а ноги длинные и с хорошими мышцами. Впрочем, будь хоть что-то не в порядке, ссылалась бы на застенчивость и душевную невинность, уже знаем эти трюки.
И еще, новое открытие, совсем не простецкая дурочка, какой показалась вначале. Наверное, мимикрия, все мы охотнее ловимся на дурочек, чтобы самим выглядеть на их фоне суперменами и яйцеголовыми.
Из ванной вышла еще более свеженькая, с каплями воды на длинных ресницах, в глазах хитрые искорки.
– Спим?
– Да, – ответил я, – постель уже разобрана.
Она первой скользнула под одеяло, я следом, и в самом деле некоторое время лежал, наслаждаясь странным ощущением, когда вот так можно лежать голым рядом с голой девчонкой и не хватать ее, не лапать, не пытаться сразу же трахнуть.
– У тебя хорошая постель, – заметила она одобрительно. – Правильная. Простыня, пододеяльник и два подподушника.
– Уже заметила, – сказал я недовольно. – Глазастая.
Она повернулась ко мне и закинула ногу, придавив низ живота. Там сразу начала скапливаться горячая кровь, я чувствовал, как начинает приподнимать ей ногу. Она промурлыкала мне в ухо:
– Мало обладать остроумием, нужно еще уметь избегать его последствий.
– А что, – спросил я, – иногда бьют?
– Хуже, – ответила она печально, чересчур печально. – Намного хуже.
– Не представляю, – сказал я честно, – что может быть хуже. Но и додумывать не буду. Все равно, одна голова хорошо, а вот с мозгами, как у тебя, лучше!
– А что толку? – спросила она рассудительно. – У нас больше знамениты те, кто может шевелить ушами.
– Чем те, кто может шевелить мозгами? Круто… А что, все верно, мозг человека на девяносто восемь процентов из воды. Многим еще и не доливают! Как раз этим субъектам и надо напиваться, чтобы на следующее утро ощущать, где точно у них мозг.
Ее колено подрагивает под толчками, идущими снизу. Она хихикнула мне в ухо, горячая лава скапливается в недрах вулкана, куснула за мочку уха.
– А у тебя мозг – второй любимый орган, да?
– Зато у тебя самая эрогенная зона – мозг?
Она снова хихикнула.
– Мозги не гибнут от износа, а ржавеют от неупотребления. Вот я и стараюсь… Жаль только, что мозговые клетки рождаются и отмирают, а жировые – живут вечно.
Она слегка надавила коленом и тут же отпустила, голова на моем плече, я чувствовал ее уже разогретое тело, дышит спокойно, тоже наслаждается этим странным ощущением, когда оба готовы, но оба длим этот сладостный миг последней прелюдии, после которой только быстрое бешеное траханье.
– О чем думаешь? – прошептала она.
– Говорят, – сказал я тихо, – у красивых задница гораздо шустрее, чем мозги, но ты красивая, у тебя сказочная фигура, и ты очень умненькая… не могу понять, где твои изъяны?
Она тихо рассмеялась.
– Я вся сплошной изъян. Разве не так? Вот лежим в постели, как два старых хрыча…
– Не бреши, – укорил я, – сама чувствуешь этот кайф. Ни тебя, ни меня не удивить траханьем. А вот так полежать…
После паузы она сказала тихонько:
– Извини, неудачно сострила. Ты прав. Вот так полежать до – совсем не то, что после. Со мной вот так первый раз, честно. Обычно все начинают сразу. Даже те, кто, держа в уме инструкцию по технике секса, сперва по пунктам выполняют все правила предварительного разогрева. Тоже суетятся и все время что-то делают, делают, делают…
Я почесал ей спинку, там сразу выгнулось горбиком, подставляя самые чесучие места, странное чувство счастья и блаженного покоя, исполненного мощи, длилось и длилось, пока оба не ощутили, что дальше тянуть рискованно, и разом сцепились в огненном клинче.
Глава 14
На другой день, выждав до обеденного времени, позвонил Вован. Я уже не спал, понятно, но он осторожно осведомился, не разбудил ли, я ж уехал с самой классной девчонкой, это ж дочка самого господина Барубина, я молча присвистнул, но заверил, что все в порядке: дочка высокопоставленных родителей уже подъезжает к дому после ночевки у подруги, а я почти не пил и дома, так что слушаю, говори, не надо этого про самочувствие, будто нам по сорок или, страшно подумать, по пятьдесят.
– Как тебе вечеринка? – спросил он.
– Классная, – заверил я. – Молодец, Вован. Совсем не было пьяных рож. И все настолько корректные, что я никого не запомнил.
– Спасибо, – донеслось из трубки. – Но тебя, правда, запомнили. Эльвира и Ванда интересовались, кто ты и что ты. А Женя так прямо вцепилась, все хотела о тебе знать. Впечатление ты произвел, произвел! Мне бы так.
– Да ладно, – ответил я, чувствуя себя польщенным. – Ты, как хозяин, блистал уже тем, что собрал такой народ. Рожи некоторых знакомы смутно…
– Смутно? – переспросил он. – А, ты жвачник не смотришь… Там они мелькают, мелькают. Слушай, Виталий, я вообще-то с вопросом…
– Давай твой вопрос.
– Нам бы еще рекламу хорошую, – сказал он с энтузиазмом. – Да не ту, дохлую, что в газетах или по емэйлам, а настоящую! По жвачнику – дорого, да и деньги на ветер, в рекламе сейчас ищут смешное, а не дельное. А вот если бы что-то оригинальное… Мир такой, что без раскрутки сейчас никуда! Промоушен, как говорят. И хотя у нас дела идут в гору, но я вижу, где можно отхватить хор-р-роший кусок рынка…
– Я над этим подумаю, – пообещал я.
– По радио? – спросил он с надеждой.
– Не обязательно, – ответил я.
– Неужели по жвачнику? – спросил он испуганно.
– Необязательно, – ответил я таинственно, – в рекламе важно искать неординарные решения.
– Здорово, – поддержал Вован подхалимски. – Тогда, шеф, мы пойдем в гору!
– По двое на виселицу, – уточнил я.
Даже в сопении по мобильнику я чувствовал, с какой надеждой Вован ждет от меня неординарных решений. Я заверил, что постараюсь помочь, хотя, по правде, идей пока нет, однако понятно, что надо придумать что-то небывалое, используя то, что умею только я.
Ночью пробрался в офис «Стальные мышцы», наших основных конкурентов, отпечатал на принтере пачку воззваний крупным шрифтом: «Лучшие спортивные добавки!» с указанием нашего телефона, вложил в конверты с адресами и положил в стопку приготовленных для отправки. До утра оставалось еще часа три, я собирался отправиться домой, но на глаза попался баллончик с распылителем краски…
Дом из белого аристократического кирпича, хотя в ночи выглядит серым, и я здорово трусил, когда высовывался из стены на высоте последнего этажа, четырнадцатого, и старательно выводил крупные буквы.
На короткую надпись с телефоном ушел почти час, я измучился так, что едва добрался домой. Мама ахнула, увидев меня усталого, исхудавшего и с красными ввалившимися глазами.
– Ты себя загонишь на такой работе!..
– Мама, – ответил я хриплым голосом, – зато мне снова прибавили в зарплате! И меня в пример ставят.
– Ночью опасно же, – простонала она.
– Я на служебной машине, – заверил я.
– Но кто ж ночью работает?
– Ах, мама, Москва никогда не спит!.. Если кто-то заказывает доставку среди ночи, он и платит впятеро больше! Какие курьеры отказываются, я таких заношу на серый лист, а тем, кто за любую работу берется, – повышаю зарплату. И сам, конечно, личным примером…
– Это хорошо, – ответила она убитым голосом, – что не отказываешься от работы… Вот сынок Грищенко и днем не хочет работать, все бы по девкам да вино за чужой счет… Но ты так надорвешься!
– Не надорвусь, – заверил я. – Зато в тридцать лет я подъеду к дому на новеньком «шестисотом», а сынок Грищенко будет мне мыть машину и протирать стекла.
Она скорбно умолкла, я отправился досыпать. Правда, выспаться не удалось: разбудил Вован и возбужденным голосом рассказал, что в офисе «Стальных мышц» сейчас шухер, ищут гада, который на их принтере распечатал рекламу крохотной сопливой фирмочки – это наша-то сопливая! – и разослал оптовикам. И еще пытаются добраться до надписи на стене и как-то соскоблить или замазать.
– Представляешь, – орал Вован, – какие-то верхолазы умудрились написать прямо на стене! Да не внизу, там бы сразу заметили и арестовали, это прямо перед милицейским участком, а на высоте!..
– Ладно, – сказал я властно, – не болтай много.
Он вскрикнул негодующе:
– Я что, не понимаю?.. Все разговоры могут прослушиваться…
– Умолкни, дурень, – отрезал я и отрубил связь.
В нашем доме тремя этажами ниже обитает одинокая и очень молодая женщина. С виду совсем девчонка, только по каким-то неясным признакам понимаю, что не ребенок, да и не оставят ребенку целиком квартиру. Правда, она не одна, по квартире носится огромный черный пес, втрое крупнее ротвейлера, модная ныне порода кане корсо.
Я вообще собак боюсь, даже маленьких, а кане корсо – такое чудовище, что с одного взгляда можно стать заикой. С виду похож на боксера, только увеличенная копия темного цвета, с огромной головой и налитыми злобой глазами, в которых никогда не бывает веселости и дружелюбия боксеров.
Девчонка не работает и не учится, но и на работника горизонтального промысла не тянет: вечерами всегда дома. Однако днем все-таки выходит в магазины, и в ее отсутствие я начал высовываться из стены почти под потолком и бросать зверюке куски мяса. В конце недели он уже не рычал, быстро сжирал мясо и с ожиданием задирал голову, не сводя горящих злобой глаз с моей руки.
Я постепенно опускался, теперь этот крокодил мог подпрыгнуть и достать меня за пальцы, но я готов и тут же отдерну в стену, пусть бьется мордой в бетон. Но этот кане то ли не дурак, то ли с теми, кто дает вкусное, предпочитает не ссориться, так что откусить мне пальцы не пытался.
На второй неделе я рискнул не бросить, а подать ему кусок жареного мяса. Конечно, самыми кончиками пальцев, даже кисть все еще держал в стене, но это чудовище сожрало мясо и, обнюхав мои пальцы… лизнуло их!