Все-таки в стояк, выходит, поместился. Значит, в таком несколько аморфном состоянии я могу до каких-то границ менять объем или размеры тела, что и сделал… Организм, повинуясь безотчетному желанию, дал команду скользнуть вниз, а там меня то ли по инерции, то ли по моему смутному желанию забросило в изгиб, где отводок для нашего дома врезан в огромную трубу всегородской водной магистрали.
Я всмотрелся в эту трубу, голова кругом, я вижу ее просто невероятно далеко, вон отходящие в стороны красные прутики, а еще больше вверх, что значит, в дома.
Это что же, можно вот так попутешествовать и по этой трубе?
На сегодня открытий хватит, сказал я себе трусливенько. Вообще-то я не трусливый, просто осторожный, даже предусмотрительный и временами запасливый, а так вообще-то другой на моем месте, может быть, не высовывал бы носа из комнаты вовсе!
На работе кладовщица Вера Борисовна деловито загружала в мой рюкзак банки, тщательно сверялась со списками. Я тоже всматривался во все накладные, а то придется платить за каждый промах, здесь же некоторые флакончики не крупнее мизинца стоят по сотне баксов.
Подошли Глеб Павлович и Данилин, возбужденно рассказывают друг другу, как вчера ходили к экстрасексу, он у обоих обнаружил повышенные интеллектуальные способности, хотя и в зачатках, а также способность устанавливать Контакт с Высшими Силами и черпать из эфирных сфер ментальную энергию.
Вера Борисовна сразу же заинтересовалась, я, напротив морщился и торопливо укладывал в рюкзак оставшиеся баночки. Подошла со списком Наташа, веселая и с блестящими глазами, лицо нашей фирмы, как любит выражаться шеф: самая юная, красивая и цветущая, тоже прислушалась, но задерживаться не стала, взяла свой набор и ушла.
Сгорбившись под тяжестью рюкзака, я догнал ее в коридоре, она оглянулась на стук моих шагов.
– А, Виталик… ты похож на черепашку-ниндзя. Такой потешный! Меч бы тебе еще самурайский.
– Спасибо, – сказал я. – Ты такая добрая. Так умеешь сказать приятное.
– Обиделся? – удивилась она. – Я думала, это комплимент… Знал бы ты, на кого похож в самом деле!
– На кого?
– Не скажу.
– Ага, – догадался я, – потому что добрая.
– Вот видишь, ты все понял. А как тебе их экстрасекс? Я знаю, это такая толстая бабища, снимает апартаменты под офис вон там, через дорогу. Меня тоже хотела заполучить в клиентки, с ходу обнаружила во мне жар тела и некую эманацию…
– Что такое эманация? – спросил я.
Она улыбнулась загадочно.
– Это некое… эфирное или потустороннее нечто, что облекает наше тело. «Я вижу, – как она говорит, – некое дрожание вокруг вашего тела, как будто горячий воздух вокруг горячего слитка металла. Несомненно, это Знак Свыше, это некий Зов! Возможно, некие космические силы»…
Она еще некоторое время говорила какую-то хрень, хитро посматривала на меня черными как маслины глазами, а когда мы оказались на улице, сообщила:
– Ну как тебе?.. Да знаю, что халтура, но ты знаешь, какие она бабки заколачивает?.. Уже трехкомнатную квартиру купила, от родителей съехала!.. На днях «мерс» приобрела, теперь на права старается сдать…
– Потусторонние силы не помогают? – поддразнил я. – Эх, где бы нам найти такую же шару!..
– Да, – вздохнула она, – все как-то крутятся, зарабатывают. А тут хоть на панель иди…
Я оглядел ее критически.
– На панель?.. Не годишься.
Она обиделась.
– Что у меня не так?.. Сиськи маленькие? Или жопа холодная?
– Да все в порядке, – успокоил я, – и жопой твоей все довольны… насколько слышу в курилке. Только ты москвичка, а места на панели заняты гастарбайтершами. Ты не пойдешь за те гроши. Избалованная потому что. Я тоже избалованный, не иду же дороги асфальтировать или дома строить? Как видишь, пристроился курьером по доставке спортивного питания.
– Самокритичный, – отметила она. – Хорошо.
– Чем?
– Много не запрашиваешь. Другие себя вообще принцами мнят. С такими ценниками ходят!
Я обиделся:
– Ты как на базаре меня покупаешь! Еще за вымя пощупай.
Она прищурилась.
– А в самом деле… где у тебя, говоришь, вымя… Гм, предположим, что ты коза…
Я пугливо оглянулся по сторонам, не видят ли, что меня щупают, мы, мужчины, при всем бесстыдстве оказались в этом мире стеснительнее женщин.
– Эй-эй, – сказал я предостерегающе, – я еще цену не назвал, а ты уже так по-хозяйски!
– Должна же я знать, что покупаю, – промурлыкала она.
– А я не продаюсь, – сказал я.
Она широко раскрыла глаза.
– В самом деле?
Я ощутил, что в самом деле ляпнул какую-то высокопарность в нашем рыночном обществе, будто в дешевом кино, сейчас бы еще о служении Отечеству и нравственности, но теперь что делать, надо играть до конца, сказал строго:
– Я стою доpого, особенно в одежде.
– Ух ты!
– Вот такие мы, скифы, – добавил я зачем-то.
Она наморщила носик.
– Ах да, скифы… Старые или новые?
– Старые, но упдайтенные, – пояснил я. – Ладно, Наташка, тебе хорошо трепаться, а у меня рюкзак не только на спине, но и на голове. Увидимся!
Остаток дня тянулся мучительно медленно. Мама пришла с работы рано, я не успел поэкспериментировать всласть, только начал, и хотя приволокла для проверки большую стопку школьных тетрадок, явно контрольных сочинений, все равно есть шанс, что внезапно вздумает зайти ко мне в комнату с каким-нибудь вопросом.
Зато, едва наступила ночь, я выбрался из постели и, сунув голову в стену, снова с чувством страха и восторга рассматривал трубы, провода, кабели. Странное ощущение, словно зрю трехмерную модель на компьютере, где сама стена в сером, а коммуникации цветные: водопроводные – голубые, силовые кабели – красные, телефонные провода – оранжевые. Арматура внутри стен проступает ровными коричневыми штрихами, похожая на частую гребенку, которой великаны расчесывают таких же великанских коней.
Странно, еще вчера не различал цвета так четко. Можно сказать, вообще не различал. Приспосабливается мой организм, приспосабливается…
Я прислушался: мама спит. Хотел было двинуться по стене, но нужно пробовать с одеждой, долго перебирал гардероб, не так уж, как у кинозвезд, но все равно перебирал, отыскал еще одну старую майку, что затрещала, когда натянул на нынешние плечи. Джинсы надел все те же, старенькие, едва влез, зато не болтаются, не завязну в бетоне. Хотя на работе не планирую вдавливаться в стену, но так, на всякий случай. Не в лесу живем, где с неожиданностями туго.
Поколебавшись, натянул кроссовки, а шнурки, чтобы не болтались, заправил вовнутрь. Снова вошел в стену, стараясь ничего не задеть, в смысле – телефонной или электропроводки, не говоря уже о кабеле, кто знает, что будет, но металлические прутья арматуры преодолеваю все так же намного проще, чем бетон.
Коснувшись водопроводного стояка, ощутил сопротивление металла, однако по нервам пробежало и другое чувство, странное, пугающее и в то же время – влекущее. Поколебавшись, я расслабился, постарался отдаться этому чувству целиком, перед глазами замелькали образы, схемы, я увидел геометрически правильное переплетение голубых нитей, сложную трехмерную модель, часть уходит вверх, а все остальное – вниз. Там эти голубые нити врезаются в другие, более толстые, расположенные горизонтально. Они тянутся из тумана и уходят далеко в туман…
Я наконец сообразил, что это водопроводные трубы, соединяющие дома, вот они тянутся дальше, дальше, вон там нечто странное, как будто фонтан, но откуда фонтан на такой глубине…
Легкий электрический разряд прокатился по телу, настолько слабый, что я не обратил внимания, весь старался понять, что же такое увидел, и тут второй разряд пронзил тело, меня дернуло, все замелькало перед глазами, с огромной скоростью перед глазами замелькали лопасти вентилятора, откуда он взялся, через долгое мгновение сильный удар сотряс всего, каждую клетку тела. Я упал, задыхаясь, ладони проехали по склизкому каменному полу. Со всех сторон сырые каменные стены, воздух спертый, влажно, как в бане.
Темно, я торопливо вытянул руки, не понимая, что со мной случилось и куда попал. Очень высоко сверкает, как одинокая звезда в небе, луч света, веки хлопают с таким усилием, что еще чуть – и подниму ураган, но глаза постепенно привыкают. Шерсть встала дыбом, когда я с ужасом сообразил, что нахожусь пугающе глубоко. Так глубоко, что словно очутился на дне глубокого ущелья.
Под ногами толстая труба, очень толстая, в нее врезана труба, поставленная вертикально. Вот сбоку колесо, рычаг, даже заржавевший манометр. А стены округлые, труба торчит внутри этого бесконечного цилиндра из бетона, как пестик в чашечке втянутого раструбом вверх цветка, и уходит высоко-высоко…
– Как я отсюда выберусь? – пробормотал я.
Присмотревшись, обнаружил в стене покрытые влагой и плесенью металлические ступени. Сразу стало легче, тут же начал карабкаться вверх. О том, чтобы попытаться вернуться тем же путем, как и попал сюда, нечего и думать: вдруг да занесет в такое место, откуда не выберусь. У меня всегда было неважно с ментальной дисциплиной, а сейчас так и вообще хреново. Это Антипыч связывается через задний космос по ментальному каналу с Высшими Существами, а мне и с боссом нашей фирмы договориться трудно.
Руки тряслись, когда взялся за скобы. Вообще-то я обожаю только компьютерные приключения, когда иду в крутых доспехах и мочу монстров длинным мечом, но в реале подниматься по бесконечной трубе, как Фримен, очень неуютно и страшновато. Жутковато даже.
На половине пути руки не только тряслись, но и едва держались за скобы, что не только покрыты слизью, словно по ним ползают медузы вверх-вниз, вниз-вверх. И ноги стали такими чугунными, что едва втаскиваю за собой, трепещущим.
Или это они меня едва поднимают со ступеньки на ступеньку. До чего же страшно двигаться по вертикальной стене! А под ногами пропасть, где совсем недавно я был в сравнительной безопасности…
Я перевел дыхание, хрен отдохнешь вот так, вцепившись чуть ли не зубами, пальцы ноют, ослабели, преодолел еще несколько метров вверх, отдохнул, снова поднялся и с ужасом ощутил, что уже не отдыхаю, даже замерев в неподвижности. И что еще немного вот так постою на железной скобе, и пальцы разожмутся…
Ноги мои, треща от натуги, принялись поднимать грузное, оказывается, тело, на фига я качался, сейчас каждый грамм лишний, в глазах расплывается от едкого пота, я двигался почти в забытьи, помня только о том, что надо наверх, и когда уже готов был разжать пальцы и упасть, голова уперлась в твердое.
Труба заканчивалась изящным решетчатым колпаком из толстых пластин железа. Свет уличных фонарей показывает, что выкрашено в зеленый цвет. Я посмотрел в щели и понял, что труба воздухозабора расположена посреди зеленой лужайки. А дальше маячит величественное здание… если не ошибаюсь, Большой театр. Шумит фонтан, переводя воду даже ночью.
Страх, что я не выберусь, сменился дикой радостью, когда я увидел, что крышка заперта на солидный висячий замок, расположенный… изнутри! Это чтобы открыть мог только тот, кто поднимается снизу, а не каждый обыватель, что сумеет подобрать ключ.
Некоторое время я смотрел тупо на замок, прикидывая, как открыть, пока не сообразил, что нужно только снова привести себя в иное состояние, после чего уже без труда продавился сквозь железную преграду, упал на траву и долго лежал, жадно хватая ртом воздух и глядя на мутные звезды.
– Эй, парень, – послышался издали опасливый голос. – Тебе плохо… или просто перебрал?
Шагах в десяти на тротуаре остановился немолодой мужчина с палочкой, на поводке болонка, обнюхивающая каждый бордюрный камешек. Я помедлил, решил не вставать, чтобы не напугать, ответил мирно:
– Ни то, ни другое… Подумал, что последний раз в жизни видел небо лет десять назад. А ночное вообще вижу впервые…
Он внимательно всматривался в меня, я почти сливаюсь с травой, спросил с удивлением:
– Поэт, что ли?
– Да какой поэт, – ответил я и заложил руки за голову. – Разве люди не должны хоть иногда смотреть на небо? Это красиво. Возвышает…
Он покачал головой.
– Мало ли что люди должны. Я в детстве в каждом облаке видел дракона или верблюда, а сейчас смотрю только под ноги да на светофоры. Нормальным стал.
– Это норма?
– Что делает большинство, то и норма.
– А не норма?
Он сделал неопределенный жест.
– Все эти поэты, изобретатели, профессора… про которых придумывают анекдоты. Это за чертой нормальности. Немножко сдвинутые.
– А мы?
Он вздохнул.
– А это уж решайте сами. Но безопаснее жить нормальным. Общество ориентируется на тех, кто живет без всяких там неожиданностей.