Часть II
Глава 1
Шампанское как раз остыло в самую меру, он умело откупорил, не бабахнув пробкой, разлил по высоким бокалам. В душе пело, Яна большими глазами смотрит и на шампанское: настоящее французское, выдержанное, старое, робко пробует маслины и оливки, пришлось объяснить между ними разницу, взвизгнула от счастья, попробовав старинный сыр из Щвейцарии…
– Да, – сказала она убежденно, – это жизнь. Вообще у вас в Москве все кипит, бурлит! За то время, что я в Москве, на моих глазах Алексей создал и возглавил движение «За равные возможности», а ты… ну, ты что-то придумал с этими… как их, скифами.
Он спросил ревниво:
– Считаешь, глупость?
Она мило улыбнулась краешком губ.
– Разве это важно? Зато я видела в киосках фигурки скифов. Вчера на Тверской целая группа подростков лезла на памятник Пушкину и читала оттуда Блока. Про скифов, ессно.
– Милиция их разогнала?
– Еще бы!.. Вообще у вас интересно. Особенно женщинам.
Он поинтересовался, сбитый с толку неожиданными поворотами ее мысли:
– Почему?
– Да разве у нас в Кунгуре есть косметологи?.. А вот у вас… Видно же, как то одна певица, то другая, третья – все исчезают на неделю-другую, а затем появляются как новенькие копеечки!.. Сбросив пару десятков килограммов жира, заменив зубы, подняв скулы, сделав нижнюю челюсть по последнему писку… А еще натянут вместо старой и дряблой – безукоризненно чистую гладкую кожу без единой морщинки, молодую и свежую, посадив по заказу родинку в нужном месте, нужного размера и цвета…
Она горестно вздохнула. Он рассмеялся:
– Тебе-то что?
Она ушла чисто по-современному, провожать-де не надо, и Крылов с чувством гаденького облегчения закрыл дверь, вымыл посуду, привычно сел за комп и ушел в бескрайний Интернет.
На сайт приходили все новые сообщения о скифах. В городе в самом деле образовывались кружки по скифам, общества скифов, студии по изучению культурного наследия скифов… истинных славян. Все требовали материалов, хотя корчмовцы сами черпали сведения из популярных энциклопедий. Со всех сторон, теперь уже из других городов тоже, спрашивали, как скиф должен вести себя в том или ином случае. Сейчас, в современном мире!
Около часа знакомился с материалами, а когда вырубил модем, пусть отдохнет, пока он выпьет еще чашечку кофе, тут же раздался резкий требовательный звонок.
– Заведи второй телефон! – потребовал злой голос. Крылов узнал Черного Принца. – До тебя не дозвониться!
– Да все мечтаю о мобильнике…
– Лады, когда-нибудь разбогатеем. Ты сможешь приехать?
Крылов прислушался, на кухне послышалось шарканье. Это дед проснулся, ищет, что бы такое освоить вредное для желудка.
– Могу, – ответил он. – Что-то важное?
– А ты как думаешь?
Черный Принц сам открыл дверь, обрадовался:
– Ого, как быстро! Машину купил, что ли? У меня уже Откин, Klm, Гаврилов… целая шайка! Даже Владимир-2 и Ласьков пришли, а это совсем уж редкие птицы! Давай, Костя, впрягайся. Дело очень серьезное. Очень!.. Кунигунда! Кунигундочка, ты где? Сделай и для Кости чашечку кофе! И бутерброд.
Послышалось шлепанье по линолеуму, словно из комнаты в их сторону двигался крупный утенок, только что вышедший из воды. В проходе появилась молодая полная девушка, обнаженная, со снежно-белой кожей. Волосы ее были в беспорядке как на голове, так и на лобке, словно остервенело чесалась.
Она протяжно зевнула, почесалась под мышками, Крылов увидел подрастающие темные волосики, проворчала:
– Здравствуйте, Костя… Вы что, кроме пива и кофе, других напитков не знаете?
– Еще как знаем, – ответил Крылов весело: добродушная подружка Принца нравилась открытостью и добродушным нравом. – А что еще есть?
– Томатный сок, пепси…
– Кофе! – решил он. – При таком раскладе…
Еще через час пришла Ольга, младшая сестренка Кунигунды, студентка. Еще более полная, сочная, дышащая здоровьем. В отличие от Кунигунды ее «Ольга» – настоящее имя, на сайтах она ходила под другим ником, покрасивше. Раздвинув ребят, вывалила на стол пакетики с нарезанной ветчиной, сдобные булочки, две банки со сгущенкой, а сама шмыгнула в ванную.
Послышался шум льющейся воды. Ольга громко и немузыкально напевала, плескалась, хихикала. Кунигунда наготовила бутербродов на всех, для проголодавшейся сестренки вытащила из холодильника большую застывшую котлету и взгромоздила на ее бутерброд.
Потом шум воды оборвался, Ольга вышлепала из ванной комнаты мокрыми подошвами, даже не вытершись, лишь чуть промокнула волосы, свеженькая, вся в тугих капельках холодной воды. От ее кожи повеяло ощутимой прохладой, груди топорщились, соски заострились, потемнели и стали похожими на речную гальку.
Она остановилась в коридоре перед зеркалом, красиво изогнулась, бесстыдно выпятив ягодицы, сказала громко:
– Ах-ах! Как я люблю свою изящную фигуpу, тонкую талию, кpасивые бедpа, подтянутый живот… И как ненавижу слой жиpа, котоpый это все скpывает!
Она захохотала, протиснулась на кухню, нарочито задевая молодых парней толстым упругим задом и торчащими грудями, села напротив Крылова, расставив ноги. Волосики на бывшем интимном месте такие же черные на белом-белом теле, как и у сестры, только Ольга просто ленится ходить на далекий пляж, бедной студентке загорать некогда, нагрузки теперь ой-ой…
Она со смехом ухватила самый великанский бутерброд, тот в ее руках укорачивался быстро, так лесной пожар уничтожает сухой лес, глаза молодо и задорно смеялись. Капельки на ее коже блестели, вздутые и упругие с виду, как жемчужинки, но молодое сильное тело разогревается быстро, Крылов почти видел, как вода испаряется, вот уже и грудь потеряла твердость камня, а коричневые кончики призывно заалели…
Откин сказал весело:
– Соседка возвращается из магазина, в руках полные сумки, прет к лифту… А тут кабинка настежь, оттуда совершенно голый мужик и говорит ей весело: оп-ля!.. Ну, моя соседка посмотрела и ахнула в ужасе: господи, яйца забыла купить!
Посмеялись, только Гаврилов сказал серьезно:
– Брехня. Мужчины раздеваться не будут. Никогда.
Наш главный язычник прав, подумал Крылов трезво. Раздеваются только женщины. Хотя вроде бы мы, мужчины, все еще хозяева жизни. Может быть, потому, что женщин раздевали всегда, а если и одеваем, то все равно так, чтобы выставить напоказ все их прелести. Смешно, если кто-то скажет, что мини-юбочки или лифчики что-то так уж скрывали! Да и юбочки становились все откровеннее, а лифчики превращались в некие символические ленточки, да и то прозрачные…
Но мы, мужчины, все еще в брюках. Пусть укоротившихся до шортов, до очень коротких шортов, но все же некую грань не переходим. Похоже, и не перейдем. А если перейдем, то не скоро. То будет уже другой человек. Все-таки в нас с пещерных времен заложено суеверие, что какую-то роль играет размер полового члена. Каждый ревниво смотрит, чтобы у соседа не оказался больше… Потому на всякий случай мужчины свое богатство друг перед другом ревниво скрывали все века. Так, похоже, будет еще долго.
Он вздрогнул, Принц настойчиво говорил:
– Ты о чем таком важном задумался? Я говорю, что со всех сторон кричат, давай подробности, а мы не успеваем, не успеваем! Спрос на скифов оказался куда выше, чем мы ожидали!
Крылов одним глазом следил, как Кунигунда молола кофе, солнечный луч проник в щель между шторами, ее широкие белые ягодицы в месте падения луча светились, словно налитые оранжевым медом.
– Надо использовать даже поражения, – пробормотал он. – Да, побили нас тогда… Но тем более мы имеем право на праздник Первого Водружения Меча!
– Что это?
– Принято будет собираться в скверах, – пояснил он, – с собой брать самые дешевые пирожки… Нет, сперва надо сутки попоститься, ведь половина из нас все еще живет впроголодь, все копейки отдает Интернету, черт бы побрал этого паука! – а утром с этими самыми пирожками будем сходиться в свои скверы. Или же в несколько заранее назначенных…
– Лучше назначенных заранее, – сказал Откин с кривой усмешкой. – Нужно же будет туда сперва завезти мусор, горы опавших листьев… А потом, после театрализованного представления собственными силами… обязательно собственными!.. они вкушают эти пирожки, тем самым разделяя с нами, приобщаясь к нам, получая частичку нашего мятежного духа и нашей святости. Ведь мы уже станем святыми? Гаврилов, у скифов был культ святых?
– Был культ ларов, – ответил Гаврилов. – Это что-то вроде домовых. Маленьких, мохнатых, как вон ты сейчас и есть.
– Надо будет пересмотреть и культ отрицателей, – предложил Klm. – Или ниспровергателей, как правильно?.. Ну, всякие там герои, что храбро плевали в святыни, срали в храмах или пердели на званом королевском обеде. Сами ничего не сделали, не создали, но их ценят за те кучи дерьма, что они наложили в храмах. К примеру, вон Франсуа Рабле зачислен в классики за его вонючий роман «Гаргантюа и Пантагрюэль», где все только жрут и срут. Причем сранье описывается на двух-трех страницах, а как Гаргантюа подтирал задницу – так целая глава. А то и две, не помню.
Раб Божий сказал с удивлением:
– Вот уж не думал, что ты будешь защищать церковь! Ведь Рабле – борец с церковной моралью…
– Мне плевать на церковь, – ответил Klm с раздражением. – Но лучше церковная мораль, чем отсутствие морали, как предложил Рабле и его мерзкий последыш – русская интеллигенция. Я хочу сказать, что для скифов должна быть разница между строителями и ломателями. А пока что в России… да и в прочем гребаном мире иной сратель стоит выше, чем чиститель. А та сволочь, что мусорит на улице, считается духовно богаче, чем убирающий за ней дворник. Уже тем, что мусорит, а не убирает!
Черный Принц деловито сделал пометку в блокноте:
– А что? Он прав, хоть всего лишь Klm, а не я, умный и замечательный. Они все хотят быть… или хотя бы выглядеть – добрыми! Как сволочи, как и эти, растерянные. Идиоты! Быть добрым совсем нетрудно, это справедливым быть трудно.
– А что есть справедливость?
– Истина в действии, – ответил Черный Принц. – Даже если это действие бьет очень сильно! С несправедливостью либо сотрудничают, либо сражаются. Другого не надо.
Владимир-2 не проронил ни слова, слушал внимательно, размеренно двигал ложечкой в чашке. Ласьков вообще почти не двигался, тихий и неслышный, зато Матросов морщился, хмыкал, похрюкивал, наконец бросил раздраженно:
– Так мы о будущем говорим или нет?.. А то слишком уж влезаем в эти… древности. Не нравится мне это. Мне вообще-то по фигу, кем был мой прадед, мне куда важнее, кем будет мой правнук.
Крылов развел руками:
– Ну, ребята… А вы чего хотели? Национальное возрождение всегда начинается с интереса к разного рода «древностям». Интерес, если честно, приходится подогревать. Если еще честнее, то некоторые «древности» иногда приходится изготавливать самим по мере надобности. Эти древности обязательно или «славные», или «ужасные». Славные – служат источником восхищения и вдохновения, а ужасные – для разжигания справедливого гнева и возмущения.
Матросов морщился, Крылов чересчур откровенен, буркнул:
– У нас в самом деле хватает и славных дел, и ужасных деяний. Скажем, скифы во время вавилонского пленения вывели из Израиля три тысячи семей в проклятый Вавилон…
– Славное деяние! – громыхнул Тор с удовлетворением. – Надеюсь, не довели?.. В смысле, дорога длинная, а за попытку к бегству и тогда по головке не гладили…
– Ужасное, – возразил Откин с гневом, – я, как еврей… Ладно, как скиф еврейского происхождения, до сих пор чувствую ужас того древнего холокоста…
Крылов вскинул руки:
– Прошу вас, успокойтесь! Не будем отвлекаться. Главное в том, что, восхищаясь или возмущаясь чем-либо, мы тем самым, оказывается, принимаем на себя определенные обязательства. Соответственно тот, кто заставит, вдохновит или как-то иначе принудит других людей восхищаться или возмущаться, тот тем самым сможет и заставить их принять на себя кое-какие обязанности. Как только этот факт обнаруживается элитой, национализм превращается в политику.
Тор потряс головой:
– Чой-то мне непонятно. Ты мне мозги не пудри, давай на пальцах. Сам говорил, умное – всегда простое.
– Вот тебе на пальцах, – ответил Крылов. – Допустим, ты неожиданно получил в наследство от дальнего родственника прекрасный дом. Ты с радостью вселяешься, перевозишь вещи, делаешь ремонт и закатываешь грандиозную пьянку. Тебя, понятно, поздравляют, говорят приятные слова, какой ты счастливчик. Однако вскоре выясняется, что дом заложен и тебе придется выплатить немалую сумму по закладной. Не надо объяснять, что это? Эта сумма так велика, что ты не стал бы наследовать этот дом за такие деньги – но теперь ходу назад уже нет: начиная с того, что ты уже привык к новому жилищу и не хочешь возвращаться в старое, и кончая тем, что не хочется терять лицо перед знакомыми и друзьями, которых ты приглашал и бахвалился…