— Не знаю, как сказать ей об этом… — слетело с его губ. — Но если скажут другие, будет хуже.
— Я понимаю, Сергей, понимаю, — произнес Светлая Вода. — Я тоже любил и тоже терял.
Он начал изменяться: кожа и волосы посветлели, темные глаза стали серыми, ястребиные индейские черты смягчились; не Кро Лайтвотер был уже перед Вальдесом, а Клаус Зибель, соратник Пола Коркорана, ходивший с ним в первый поход к Гамме Молота. С тех пор минуло почти что два столетия, и Коркоран давно уже мертв, и мертва Селина Праа, возлюбленная Зибеля, но другой — у того, кто стал Лайтвотером — не было и нет. Зато есть друг Сергей Вальдес, прямой потомок Коркорана.
— Это лицо… — прошептал адмирал, за много лет так и не привыкший к подобным метаморфозам. — Напоминание о твоем горе, так? О том, что без горя прожить нельзя, оно неизбежно приходит к любому человеку и даже к тому, кто не совсем человек… Не надо, Кро, я знаю об этом. Верни себе прежний облик.
Чеканный лик индейца-навахо снова явился Вальдесу. Он обвел взглядом просторный отсек, запрятанный в сердцевину флагманского крейсера, мчавшегося к рою Бальдр, и задумчиво покачал головой.
— Месть дроми… Я знаю, что у них нет такого понятия, но это похоже на месть.
Лайтвотер пошевелился, стиснул пальцы протеза в кулак.
— Что ты имеешь в виду, Сергей?
— Сорок лет назад мы были в Защитниках лоона эо, Кро, мы сражались с ними в те годы и деремся сейчас, на этой войне. Мы многих уничтожили — целую флотилию, не далее как вчера… И будто в отместку дроми забирают у меня самое дорогое, сына и дочь! Марк… ну Марк солдат, а для солдата риск неизбежен. Но Ксения, моя девочка! Казалось, она в безопасности на Тхаре, в этом медвежьем углу… даже мы называем планеты Молота Дальними Мирами… Что там понадобилось дроми? Зачем их туда понесло?
— Хочешь это обсудить? — спросил Лайтвотер.
Лицо Вальдеса вдруг изменилось, словно он, как его советник, был метаморфом. Взгляд его уже не казался взглядом страдающего человека, что сетует на судьбу, — внезапно он стал острым и цепким, морщина на переносице разгладилась, губы отвердели. Теперь перед Лайтвотером сидел не отец, скорбящий о погибшем сыне, но адмирал, военачальник, вождь тысяч и тысяч людей.
— Хочу ли я это обсудить? — медленно произнес он. — Да, пожалуй. У нас в Федерации слишком мало знают о дроми, об их истории, обычаях и психике, а именно это определяет их цель и средства к ее достижению. Если бы знали больше, то нашли бы объяснение непонятным фактам. Например, такому: зачем дроми Дальние Миры? Что они ищут на границе Провала? Этот район не обладает стратегической ценностью в данной войне, однако его захватили. И видимо, силы там большие, если уничтожена эскадра из четырех кораблей. — Вальдес поднял глаза на собеседника — Ты можешь что-то мне подсказать? У дроми наверняка есть ваши эмиссары… Ты связан с этими наблюдателями? Получаешь от них информацию?
— Да, но не очень регулярно — для телепатической связи дистанция слишком велика. Пока ничего такого, что имело бы отношение к Дальним Мирам и, в частности, к Тхару… Впрочем, могу поделиться одной гипотезой.
— Я слушаю, Кро.
— Есть одни дроми и есть другие, и было бы ошибкой не делать между ними различия, — произнес Лайтвотер. — Давай рассуждать логически. Нам известно, что лоона эо вербовали наемников-дроми в течение двух тысяч лет, но в 2099 году этот договор был расторгнут, и на смену дроми пришли земляне. Лончаки предоставили новым Защитникам ряд планет для поселения и снабдили боевой техникой, ибо дроми, лишившись выгод сотрудничества со столь богатой и щедрой расой, обосновались у границ сектора лоона эо и стали грабить их торговые караваны. Но что это были за дроми? — Вождь поднял палец, призывая к вниманию. — Те, с которыми ты, я и Птурс бились у Данвейта [15]сорок лет назад? К какому клану они принадлежали? Кто были их старейшины-Патриархи?
— Это нас не слишком интересовало, — проворчал Вальдес.
— Популяция дроми очень велика, темп размножения стремителен, количество триб исчисляется миллионами… Нелепо думать, что все они вступили в борьбу с Патрулем и Конвоем. Разумеется, у границ лоона эо остались только потомки бывших Защитников, и я полагаю, что это ничтожная кучка, осколок их расы. Может быть, несколько десятков кланов или сотня… Подчинялись ли они совету старейшин на Файтарла-Ата? Были ли частью империи дроми или совершенно независимым образованием? И если верно последнее, то кем их считали — хранителями границ, оплотом против экспансии человечества или отверженными изгоями?
— Ты подводишь меня к мысли, что Дальние Миры заняты кланами бывших Защитников? — спросил Вальдес. — Теми, с кем мы дрались, когда служили у лоона эо? Это кажется мне маловероятным. Наши бывшие противники — самая боеспособная часть космических армий дроми, имеющая опыт сражений с людьми. И ее отправили в бесперспективный район, а не на острие удара… Странно!
— Странно с точки зрения человеческой логики, — возразил советник. — К сожалению, логика дроми мне так же непонятна, как тебе, и наши эмиссары в их империи не могут ее прояснить. Возможно, я не способен разобраться в их сообщениях… — Лайтвотер усмехнулся. — Став одним из вас, я потерял былую объективность, дар обозревать события сторонним взглядом и делать неожиданные выводы. Жаль!
— Не стоит сожалений. — Вальдес пожал плечами. — Я счастлив, что ты — человек. О чем я мог бы говорить с метаморфом? А так… так нам есть что вспомнить. Что и кого…
Он вновь подумал о Селине Праа и Коркоране, своем прадеде, погибшем во время Второй Войны Провала. Вероятно, Светлая Вода уловил эту мысль — его темные глаза сверкнули, губы дрогнули.
— Оставим в покое ушедших в Великую Пустоту, — произнес он, — и дроми с их тайнами тоже оставим. Вернемся к делам насущным. Не желаешь ли, друг мой, провести один эксперимент? Коснуться разумов неких молодых людей и выяснить их состояние? О чем они думают, мы, пожалуй, не поймем, но отличить жизнь от смерти… Что ж, это нам по силам!
Вальдес вздрогнул. Безумная надежда овладела им.
— Мы?.. — повторил он. — Мы?..
— Дистанция очень велика, и я один не справлюсь, — пояснил Лайтвотер. — Попытаемся вместе. Мощность ментального сигнала зависит от количества генерирующих его разумов.
— Линейно? — поинтересовался адмирал.
— Нет, зависимость более сложная. — Похоже, в детали Вождь вдаваться не хотел. — Я полагаю, вдвоем мы дотянемся до Тхара. Но есть другая сложность, помимо расстояния: селекция ментальных полей.
— Боюсь, я не совсем понимаю, Кро.
— Ты ведь не думаешь, что Ксения — единственный обитатель Тхара? Там люди, дроми, десятки тысяч разумных существ, и надо отыскать тот единственный ментальный спектр, который нужен нам. Сознание твоей дочери.
— А если обнаружить его не удастся?
Невозмутимое лицо Лайтвотера на миг исказилось.
— Это было бы печально, друг мой. Но не будем измышлять гипотез, как говорил один из ваших гениев [16], а обратимся к опыту. Ты готов?
— Сейчас, — произнес адмирал, — сейчас… — Повернувшись к пульту, он связался с корабельным компьютером. — Блокировать дверь адмиральского салона. Не беспокоить меня в течение часа. Этого хватит, Кро?
— Вполне. Ты сможешь быстро погрузиться в транс? Или нужна моя помощь?
— Нет, — пробормотал Вальдес, — нет, я справлюсь…
Его конечности стали цепенеть, пульт, кресла, столы и стены каюты начали расплываться и вскоре исчезли вместе с броней корабля, с сотнями переборок и палуб, отсеков и боевых постов, километровой шахтой контурного привода и кольцами гравидвижков. Теперь он обозревал свой крейсер снаружи, как в моменты боя, видел серебристый вытянутый корпус «Урала» и в отдалении другие фрегаты и крейсера, окружавшие идущий в центре флагман защитным конусом. Слева по курсу виднелось яркое пятнышко, солнце Новой Эллады, вверху блистающей дорогой простирался Млечный Путь и со всех сторон сияли звезды, тысячи звезд, из которых самой заметной была кроваво-красная капля Бетельгейзе. Скоро я поведу к ней корабли, подумал Вальдес, паривший в пространстве словно незримый призрак.
Он потянулся туда, где ядро Галактики расходилось тремя спиральными ветвями, неизмеримо огромными звездными течениями длиною в миллионы светолет. Взгляд его скользнул по внешнему краю среднего из этих Рукавов; где-то там, среди миллиардов других светил, затерялись земное Солнце и Центавр, звезда Барнарда, Вольф 359, Сириус, Эпсилон Эридана, 61 Лебедя и Процион [17]; каждая система — цитадель и оплот Федерации. Ближние к Солнцу звезды, когда-то такие далекие, а теперь до них один прыжок, ибо два, или три, или четыре парсека — в Лимбе не расстояние… Как изменился мир! — подумалось ему. Конечно, не все Мироздание, но пространство, доступное человеку, та частица Галактики, где он способен передвигаться и жить, строить и разрушать, уничтожать и созидать… Мысль о разрушении, о неизбежном противоборстве с другими разумными расами, отдавала горечью.
Внезапно он ощутил какую-то внешнюю силу, что подталкивала его к пропасти между двумя Рукавами. Усеянная звездами небесная сфера словно мигнула, сменившись беспросветным мраком; лишь немногие светила маячили где-то вдали цепочкой редких тусклых маяков. Эта картина была знакома Вальдесу, прожившему на Тхаре много лет — так много, что он уже не тосковал по небесам Земли, по лазурным водам океана и зеленому острову, на котором родился и вырос. Тхар, суровая планета на краю Провала, вошел в его сердце, чтобы остаться там навсегда; Тхар, родина его детей, земля камня, холода и почти беззвездного неба.
Он слился с той силой, что помогала ему и влекла в этот мир. Теперь он чувствовал планету как средоточие ментальных импульсов, отчасти нечеловеческих: излучения мелких тварей, ящериц, змей и крыс, хищная алчность каменных дьяволов, страх завидевшей куницу белки, трепет птахи в когтях сокола… Но все это было лишь фоном более отчетливой картины, сотканной мыслями разумных; они змеилось, вились, переплетались в клубке ноосферы, окружавшей Тхар, и чудилось, что в нем не разобраться даже Владыкам Пустоты. Этот телепатический водоворот оглушил Вальдеса. Видимо, его восприятие было усилено извне — обычно ему удавалось сканировать лишь разум единственного человека, но не ментальную эмиссию толпы. В этом хаосе существовала нота, некий аккорд, который он никогда не ощущал — бесспорно разумное начало, но столь же отличное от человеческого, как камень от песка. Он знал, что спектры людей индивидуальны и что из них, как из мириадов отдельных частиц, складывается та огромная дюна, что в прошлом называлась общественным сознанием; ее цементировали общность языка, обычаев и целей, но не подобие разумов. Но, очевидно, тип мышления людей не был эталоном во Вселенной — сейчас он чувствовал множество неотличимых друг от друга ментальных полей, единых, как скала. Так, во всяком случае, ему казалось.
Дроми, понял Вальдес. Общество более цельное и монолитное, чем человеческое, но лишенное гибкости и бунтарской закваски, что порождает пророков и гениев. Он не мог пересчитать пришельцев, что роились на Тхаре подобно муравьям, но, вероятно, их было великое множество, больше, чем оставшихся в живых людей. Это он осознал с полной определенностью — мощность ментальных сигналов дроми превосходила суммарное поле всех излучений, что шли от планеты.
Он сосредочился на импульсах, принадлежавших людям. Их мысли были недоступны, но аура чувств и эмоций читалась достаточно ясно, и в ней он не нашел ни страха, ни безнадежности, ни отчаяния. Только холодная ярость, только гнев и жажда мести… Это Вальдес понимал. Вторжение чужих низвело людей до рабского уровня, что было для них неприемлемо и, безусловно, являлось поводом к ожесточенной борьбе. Эпоха рабства канула в вечность, а колонисты, покинувшие Землю сто или двести лет назад, о ней вообще не ведали; в их среде свобода считалась таким же естественным состоянием, как жизнь. Особенно на Тхаре, где народ был вольнолюбив и отличался хорошей памятью; там не забыли четыре Войны Провала.
Внешняя сила — Кро Лайтвотер?.. да, несомненно, Кро!.. — продолжала руководить Вальдесом, подталкивая его к розыскам. Внезапно он догадался — или то было подсказано Светлой Водой?.. — что эта затея совсем небезнадежна, ибо ментальная матрица дочери напоминает его собственную. Вместе с этим соображением пришла еще одна мысль, не столь очевидная: нет необходимости просматривать импульсы тысяч людей, так как существует другая возможность, иной путь, гораздо более быстрый, ведущий к цели в считанные мгновения. Что для этого следует сделать, Вальдес не очень представлял, но, вероятно, должная процедура существовала на подсознательном уровне. Выполнив ее, он замер в тревожном ожидании. Будет ли отклик? И какой? Если его девочка жива… даже если жива, это не гарантия ее здоровья и безопасности… если она в плену, ее состояние может быть ужасным… у всякой психики имеется предел, и искалечить ее легче, чем тело…
Он приготовился испытать тот ужас, который вызывает у любого человека страдание его дитя, то чувство бессилия, когда невозможно помочь либо разделить невыносимую муку. Он был сильной личностью и никогда не прятался от горестей. Он считал, что неведение — худший способ убежать от бед; у беды — длинные ноги, все равно догонит. Еще он был уверен в том, что…
Пришел отклик. Осознав, что откликов два, Вальдес шумно вздохнул и вышел из транса.
— Оба живы, — произнес Кро Лайтвотер, и это был не вопрос, а утверждение.
— Живы, целы и пребывают вместе, хотя я не знаю, как это получилось. Ну разберемся со временем! — Вальдес пригасил счастливую улыбку. — Надеюсь, Марк позаботится о сестре… Но теперь, Кро, возникла другая сложность: как представить Инге наш источник информации. К этому, — он коснулся виска, — моя любимая супруга относится с недоверием. Говоря по правде, не поощряет моих ментальных экзерсисов, как и всего, что связано с лоона эо. Ей кажется, что это они, сородичи Занту, научили меня всяким неприличным фокусам… Так что мы ей скажем? Какое придумаем объяснение?
— Это, друг мой, твои семейные проблемы. Я в них не вмешиваюсь, — промолвил советник. Затем поднялся, разблокировал дверь и вышел из адмиральского салона.
Глава 4
Энсин
У энсина-стажера, прикомандированного к секции связи флагманского крейсера «Урал», имя было длинное и сложное: Олаф Питер Карлос Тревельян-Красногорцев. Согласно фамильному преданию, в начале двадцатого века, в эпоху развала Российской империи, семья казачьего полковника Федора Красногорцева бежала с Кубани в Париж, а украшением того семейства являлась полковничья дочь Мария, синеглазая русоволосая красавица. Пленила она сердце французского лейтенанта Пьера Тревельяна, но перед венчанием поставила условие: ей, девице гордой и своенравной, а вдобавок казачке, хотелось сохранить свою фамилию. От них, от Марии и Пьера, и пошел род Тревельянов-Красногорцевых, к которому добавилась потом датская кровь, и английская, и испанская. Так что три своих личных имени энсин носил не зря — то была память о славных разноплеменных предках, служивших в Космическом флоте без малого двести лет. И сам он, согласно семейной традиции, иной карьеры не желал — тем более что подвернулась к случаю война с дроми.
В Академии Флота он получил диплом навигатора, открывающий дорогу к самым высоким командным постам. Еще одной удачей было назначение к адмиралу Вальдесу, о котором на Флоте ходили легенды. Энсин полагал, что у этого командира он не заржавеет и всякий день перед завтраком — в крайнем случае, перед обедом — распотрошит десяток жаб. Грезились ему космические битвы, пылающие вражеские корабли, десанты на орбитальные базы и укрепленные планеты, блеск лазерных лучей, грозная поступь боевых роботов и рукопашные схватки с зеленокожими. Судя по тому, что говорили про адмирала Вальдеса, эти мечты были близки к реальности.
Но оказалось, что до подвигов и приключений необходимо пройти стажировку во всех корабельных службах, и первой из них являлась секция утилизации. Попав туда, энсин изумился, сколько дерьма производит экипаж и как бережно относятся к этим отходам жизнедеятельности: сублимируют, перетирают в порошок и доставляют на базу, в парники. Лейтенант Шибуми, начальник секции, считал, что его служба — самая важная на корабле, и сделал все, чтобы стажер проникся этой мыслью. Освоив чистку гальюнов, энсин попал на камбуз, затем в энергетический отсек, питавший планетарные двигатели, а после — в трюмную команду суперкарго, где пришлось вместе с киберами грузить контейнеры с боезапасом и пайком. Наконец он очутился в секции связи, где был допущен к аппаратуре посложней, к пульту внутренней коммуникации и межзвездному передатчику. Но до боевых палуб, до десантных «ястребов» и главной рубки отсюда было как до Луны. А ему так хотелось пострелять из аннигилятора!