– Тихо-тихо! Хозяин знает, что вакке делать.
– Какой вакке? – зашипела она. – При чем здесь вакка?
– Ш-ш-ш-ш-ш!
Кася лежала неподвижно, глаза были на уровне матового хитина. Совсем близко ползла крохотная мошка, совершенно прозрачная, внутри ее спиралью завивались желтые соки. Поблескивали крылышки, хотя такой крохе можно и без крылышек, воздух для нее плотнее, чем вода для человека в Старом Мире.
Мошка на глазах потемнела, приняла темную пигментацию, а когда переползла на красную часть, чернота с той же скоростью начала уступать россыпи красных точек, из которых состояла вроде бы сплошная краснота панциря.
Кася вздрогнула от злого голоса прямо над ухом:
– Не дышать!
Она поперхнулась от возмущения. Семен уже свирепо пучил глаза. Здесь можно продержаться минут десять, а в сыром воздухе – втрое больше. Но что за дикость, почему…
Все еще держа дыхание запертым, она подняла голову. В синем небе блеснула цветная искорка. Кася решила, что почудилось, но следом ярко сверкнуло красным, оранжевым, даже зеленым. Так могли блестеть крылья огромного джампа!
Влад и его звери лежали неподвижные, как камни. Влад держал арбалет наготове, пялил глаза в сине-зеленый туман вверху. Джамп пронесся чересчур высоко, его всадник полагался больше на нюх, чем на зрение. Семен и Кася уже побагровели, задерживая дыхание. На ушах Каси потемнели кончики, начали загибаться вниз – первый признак асфиксии.
Влад хлопнул Головастика, тот мгновенно подхватился, лишь Хоша лежал распластавшись – заснул. Семен с шумом выпустил воздух, едва не сметя ураганом деревья на милю впереди. Его грудь опала, приклеилась к спине, снова раздулась, как у индийского петуха при виде новенькой курицы.
Кася выпустила воздух, стараясь проделать как можно незаметнее, спросила высокомерно:
– Можно не прятаться?
Они промчались по влажной земле, часто ныряя под навесы толстых листьев, которые напоминали Касе стеганые одеяла. По структуре, конечно, ибо по размерам походили больше на крыши цирков. В такие минуты путешественники попадали в полную тьму – казалась полной при внезапном переходе от яркого света, – но лишь Кася и Семен то щурились, терли кулаками слезящиеся глаза, то таращились, стараясь рассмотреть что-либо, кроме плавающих во тьме пятен.
Головастик, похоже, вовсе пренебрегал такой мелочью, как перепады света. Запахи надежнее! Ну а варвар и Хоша, те словно бы вообще знали, что ждет впереди. Варвар рассеянно чесал бусе горбатую спинку, а маленький зверушка, понежившись всласть, затем скакал по плечам варвара, деловито обследовал кожу, совал тонкие пальчики в уши, искал клещиков, скреб коготками спину Влада.
Под широкими листьями, где свой мир и свой климат, одни звери сонно шарахались от свирепо врывающегося закованного в непробиваемые латы хищника, другие едва шевелились, третьи вовсе не двигались, словно замороженные. Кася брезгливо дергалась, хваталась за Семена. Белесые, с тонкой увлажненной кожей, эти звери могли выжить только в сыром неподвижном воздухе, где от взвешенных водяных шариков воздух больше походит на разреженную воду.
Головастик разок не утерпел, на бегу полоснул жвалами зверя вдвое крупнее себя. Кася ахнула: острые серпы рассекли огромное тело с такой легкостью, словно стальной капкан перекусил застывший студень!
Ксеркс повеселел, даже приподнялся на бегу, тут же на голову Каси навалилось мягкое, горячее. Ракетница царапнула за опустившийся лист, прогретый солнцем, Головастик без команды бросился в сторону, пробежал вдоль края листа, часто зацепляя направляющими трубами за ворсистую крышу, раздраженно лязгнул жвалами и побежал назад.
– Хитрить нехорошо, – сказал Семен наставительно. Он похлопал ладонью по теплой хитиновой спине. – Не всегда удается пройти фуксом, по себе знаю.
Дим с огромным трудом выдрался из-под осевшего к земле листа, царапая брюхом землю, а ракетницей – раздутые зеленые клетки, тут же вскарабкался на лист, помчался со всех ног, перебегая с одного на другой – под каждым листом укрылась бы станция. Белесые волоски торчали из каждой вздутой клетки, чиркали ксеркса по груди. Кася боязливо поджимала ноги, волоски были толстые, как черви.
Пахло гнилью. Запахи стояли тяжелые, плотные. На лапы Головастика налипла плесень, карабкалась к груди и брюху, по бокам желтели клочья ядовитых грибов. От них потускнеет блестящий хитин, а если не убрать – за сутки прожжет насквозь. Жизнь кипит и здесь, массы земли содрогаются, сдвигаемые спинами жуков чудовищных размеров, впятеро-всемеро крупнее дима, вспучивается, всюду снуют бесцветные полупрозрачные звери, что погибли бы за доли минуты, попади под луч солнца…
Еще два дня шли, все так же забирая вправо, всматриваясь и вслушиваясь во все, что может навести на след исчезнувших ученых. Кася израсходовала видеокристаллы, начала заново, едва не со слезами стирая записи, тоже важные и тоже ценные. Жалобно просила хотя бы пару мнемокристаллов у Семена, но химик оказался со странностями. Сулил руку и сердце, а видеокристаллы зажал: самому нужны позарез, он важным делом занимается, а не зверюшек заснимает, которых все равно всех не запечатлеть, так что и начинать не стоит…
Кася дула губы, наеживалась от обиды, горбилась, становилась похожей на бусю, разве что чуть крупнее.
Почти двое суток продирались сквозь дикие многоэтажные заросли, прилипали к росе, потекам молочно-белого сока, даже вытаскивали себя за линь, привязанный к стреле: у арбалета было и такое назначение.
К вечеру третьего дня вроде бы выбрались из гнилого мира, но были так измучены, что свалились в тяжелый сон, не приготовив защитную сетку, пилюли разогрева, ночную дозу антибиотиков. Кася смутно помнила вечер, он слился для нее с хмурым утром, когда она проснулась от резких судорог, вызванных холодом. От нее гадостно пахло, комбинезон настолько облепила желтая плесень, что отпугивающие красный и черный цвет исчезли вовсе.
Она с великим трудом отыскала пилюлю, подстегивающую метаболизм, кое-как сумела раздавить во рту. Нёбо обожгло. По телу заструилось тепло. В сумраке рассвета поднялась широкоплечая фигура. Кася с тревогой заметила, что варвар пошатывается, почти не смотрит по сторонам. Он был бледным как личинка, голос прозвучал мертво:
– Женщина… Если я хоть наполовину такой же грязный, то мне конец.
Кася помедлила с ответом, ибо впервые не могла отыскать резкость. Неожиданно для себя сказала:
– Ты грязнее в сто раз! Твои звери не помогут, мне самой придется отскабливать тебя ножом и железной щеткой.
Двигаясь плечом к плечу, словно скованные одной цепью, они выбрались из-под листа. Головастик скрючился под толстым деревом, подогнув все лапы. Хоша распластался между сяжек, нахохлившийся, но спал так же мертвецки, как и могучий дим.
– Хороши, – буркнул Влад. – Это называется, я их оставил сторожить! Нас бы сожрали заживо, а эти стражи и сяжками бы не шелохнули!
Кася ощутила толчок симпатии к бедным зверям:
– Они измучились больше нас! На диме ехали, а буся высматривал врагов. К тому же кто станет есть такими грязными?
Влад посмотрел на нее пристально, девушка начала медленно краснеть. Влад сказал негромко:
– Сожрали бы, ну и ладно. Зато не скоблить эту мерзость.
Головастик, не просыпаясь, повел сяжками. Хоша тревожно стрекотнул, тоже не выползая из глубокого сна. Головастик вытянул сяжки далеко вперед, нащупал Влада. Кася опасливо попятилась, а страшный ксеркс внезапно прыгнул. Варвар очутился в чудовищном капкане жвал. Сверху скакнул Хоша, заверещал возмущенно, вдвоем с ксерксом спешно начали сдирать с хозяина враждебную плесень.
Влад морщился, отворачивал лицо: Головастик выпускал едкие капли, стекающие по максилам, хватал жвалами за руки, протаскивал их через темную жидкость, как поступил со своими сяжками, но руки, не закрытые панцирем сяжки, – щиплет, а шею и подмышки жжет как огнем, усердный ксеркс обрабатывает с ног до головы…
Видно было, как из щели выбрался Семен. Его пошатывало, а некогда ярко-красный комбинезон походил на маскировочный десантный. Желтая плесень на плотной ткани не отмирала, как обещали химики, лишь принимала грязно-зеленый цвет да вцеплялась крепче, в надежде отыскать трещинку, выемку. Семен клял на все лады конструкторов комбинезонов, вкрапляя химические термины, что звучали грязнее проклятий, с трудом отдирал по крохотному волоконцу, в то время как с другого бока плесень разрасталась вдвое быстрее.
Влад крикнул, уворачиваясь от скачущего по голове Хоши:
– Попроси Головастика! Плюнет разом, выйдешь как молодой богомол из кокона.
– Без скафандра? – спросил Семен скептически. – Благодарю покорно.
Влад пожал плечами, насколько ему позволил Головастик:
– Я же без этой красной шкуры.
– Куда моему скафандру против твоей шкуры!
– Заведи себе.
Семен подумал, покачал головой:
– Нет, я консерватор. Разве что Кася… Она ради моды хоть куда!
Кася задохнулась от возмущения. Мужчины переглядывались, рожи были бесстыжие. Наконец Головастик отпустил Влада, варвар сверкал, как наконечник стрелы. Только теперь ксеркс принялся спешно чистить себя: начал с сяжек, протаскивая их через мандибулы. Нижние и верхние челюсти работали так яростно, словно пытались перекусить антенны. Кася инстинктивно ожидала увидеть их изжеванными, хотя бы изгрызенными, но сяжки выходили из слюны блистающие, чистенькие, метелочки на кончиках топорщились, как новенькие.
Хоша с нерешительным видом держал в передних лапах красного клещика. Раздутое пузо лежало на коленях, глаза сонно закрывались, но клещ молодой и откормленный, грех выпускать, раз уж поймал, только уже не влезет…
Хоша тяжело вздохнул, начал запихивать добычу в рот. Чтобы добро не пропадало.
ГЛАВА 22
После короткого завтрака запаслись водой. Затем все шесть лап Головастика замелькали с такой скоростью, что у Каси рябило в глазах. Вскоре она с головы до ног покрылась липкой пленкой, дышала с трудом. Ближе к обеду ксеркс уже останавливался, отдыхал. Бесконечно высокие деревья распустили листья-стебли на немыслимой высоте, переплелись стволами, накрыли мир многослойным зеленым пологом. Усталый Головастик двигался совсем вяло. Влад пинал, дим поводил сяжками, делал короткий рывок, тут же увязал в воздухе, что наполовину состоял из воды.
Кася брезгливо сдирала лохмотья водяной пленки, но водяные шарики, плавающие в плотном киселе, мгновенно расползались по облегающему комбинезону тончайшей пленкой. Она пробовала опускать обзорный щиток, закрывая лицо, но пэпээнка тут же злорадно затягивала щиток, а смотреть через искажающее стекло страшно: даже Хоша выглядит лютым чудовищем.
В сыром затхлом воздухе мириады крохотных существ плавали во взвешенном состоянии, иные сновали очень юрко, пожирали друг друга, набрасывались на бактов покрупнее.
На пришельцев навалились темным опасным облаком. Хоша возбужденно застрекотал, начал выхватывать самых крупных прямо из нависшей над их головами тучи, совал в рот, затем с визгом кинулся обирать с блестящего тела варвара: сперва двумя, потом тремя лапами, а потом этот маленький кошмар уцепился за плечо варвара лишь двумя прыгательными лапами, а передними и средними молниеносно хватал бактов. Когда не успевал поедать, а защечные мешки наполнились так, что стали видны из-за спины, он просто с хрустом давил микробов в крепких лапах и швырял на землю. Срабатывал инстинкт запасания пищи, как поняла Кася, но не злорадствовала над глупостью друзей варвара, сама жалась к неутомимому Хоше.
Семен брызнул на свой комбинезон репеллентом. Варвар брезгливо отодвинулся. Касю перекосило от ужасающего запаха, однако поспешно подлезла под струю. Варвар тут же повернул ксеркса, чтобы запах относило назад.
Микробы падали обожженные, но и Кася ощутила тошноту. Репелленты хороши в Старом Мире, но в Мегамире люди сами на положении насекомых, а частички-запахи плавают в воздухе, острые, как осколки острейшего стекла. Вдохни, сам начнешь корчиться, пока не рассосется. Но безвредно рассосется пара частиц, пять-шесть уже вызывают тошноту, а если проглотишь пару десятков?
Трижды останавливались, обдирали присосавшихся паразитов, зализывали поврежденные места. Чудовищный ксеркс, странный варвар и ночной кошмар по имени Хоша обдирали друг друга быстро и умело, только треск шел по Лесу. Головастик вылизывал Влада, на его шершавом языке Хоша разлегся бы и еще раскинул все шесть лап, но, когда ксеркс облизывал монстрика, сдирая жесткими шершавками прилепившихся паразитов, Хоша лишь мужественно зажмуривался и вцеплялся в варвара всеми шестью. Впрочем, тот сам хватался за дерево.
Кася, одуревшая от гадкого запаха, сказала Семену ревниво:
– Опять чешутся, как бабуины!
– Как кто? – не понял Семен.
– Господи, ты родился здесь, что ли?
– Нет, но Старый Мир помню уже как сон. Голая, безрадостная пустыня…
Она бросала короткие ревнивые взгляды на неразлучную тройку, у них получалось все энергичнее и слаженнее. Содрав паразитов друг с друга, дальше продолжали каждый в одиночку: в Мегамире соблюдение ритуала чистки означает возможность жить дольше. Маленькое чудовище сидело на этот раз на камне, выгибалось во все стороны, ухитрялось остервенело скрести себя сразу шестью лапами, длинным языком, даже проволочными сяжками и шипами на голове. От него шел скрежет, сравнимый разве что с треском, который поднял ксеркс, пропуская через мандибулы жесткие колонны шипастых лап, жутко лязгая серпастыми челюстями, словно старался во что бы то ни стало перекусить.
– Молодцы, – сказал Семен одобрительно. – Без этого не выжить. Ухитрились сделать из чистки развлечение!
– Они чешутся целыми днями!
– Касенька, не завидуй.
Семен скалил зубы, Кася молча бесилась. Химик словно бы забавлялся ее гневом. Не верит, хотя Кася никогда еще не чувствовала себя такой разъяренной. Или она реагирует чересчур сильно?
Семен долго копался в седельных сумках, с торжеством выудил три толстых тюба.
– Кушать подано! – громко провозгласил он в пространство.
Влад, не переставая чесаться, подошел, скептически оглядел изрядно похудевшие тюбы. Кася уже жадно пила, ее щеки розовели и округлялись на глазах. Семен выжидающе смотрел на варвара.
– Надолго хватит вашей еды? – спросил Влад. – Надо кормиться Лесом.
– Мы захватили с запасом, – пояснил Семен.
– Скормите муравьям, чтобы не таскать тяжести, – предложил Влад. Добавил поспешно: – Но не Головастику, а чужим. Которых не жалко.
Кася поперхнулась, так спешила возразить. Закашлялась, пошла пузырями, а когда Семен заботливо вытряс из нее шарик воды, попавший в легкие, наглый варвар был уже за деревьями.
– Как он нас обижает, – пожаловалась она горько. – Почему он такой?
– Какой?
– Грубый!
– Они все подлецы, – сказал Семен с чувством. – Все мужчины – подлецы. И обманщики. Не обращай внимания. Вызови-ка лучше Соколова.
Кася оглянулась на деревья, за которыми исчез варвар.
– Да вроде бы сказать нечего…
– Подошел сеанс связи, – напомнил Семен. – Обязательный сеанс. Чтоб на Станции знали, что с нами все в порядке. По крайней мере, пока что искать нас не стоит.
Кася еще раз посмотрела в сторону деревьев, нехотя вытащила ультратонкий комп. Фотоэлемент замигал, объясняя, что напитался под завязку, возражать против включения не станет.
Экран зажегся, проступило прежнее изображение лаборатории. Похоже, Соколов перенес сюда не только пульт связи, но и раскладушку. Кася успела рассмотреть лабораторию Соколова во всех подробностях, но за это время вернулся варвар, она ощутила его присутствие неизвестно какими фибрами. Даже услышала дыхание за спиной, хотя он двигался бесшумно.
Наконец в глубине экрана появилось мутное красно-оранжевое пятно. Приблизилось, изображение вошло в фокус. Соколов был в прежнем комбинезоне, на локте виднелось то же самое пятно, что видела Кася в прошлый раз. Глаза были усталые. Если бы в Старом Свете, под глазами бы висели тяжелые мешки.