Земля наша велика и обильна... - Никитин Юрий Александрович 20 стр.


Но и патриоты патриотам рознь, вон Цуриков и Уховертов – да, патриоты самые что ни есть прямые, без завихрений, для них Россия – превыше всего, а вот Кузнецов патриот, несколько сдвинутый на уничтожении Америки. Сдвинутый настолько, что, если бы ему предложили дать всем русским по тысяче долларов или же отнять по тысяче у американцев, без колебаний выберет второе.

Сперва рутинные вопросы с выбором президиума, сошлись на Чуеве, Давыдове, Троеградском и Кузнецове, выбрали председательствующего, им единогласно стал Власов, как самый солидный и бегемотисто спокойный. Люблю наш РНИ: чаще всего на выборах царит единогласие, все драки проходят раньше, в то время как у демократов именно на выборах и выплескивается вся та грязь, которую приличные люди прячут. Она есть у всех, никуда не деться, но воспитанные граждане все-таки на люди не выносят.

Власов постучал по столу, грозно насупил огромные мохнатые брови, похожие на крылья летучей мыши, сказал громко:

– Тихо-тихо, успокоились все! Слово для доклада имеет лидер партии «Российская Национальная Идея» товарищ Зброяр!

В зале раздались дежурные аплодисменты. Ни жаркие, ни бурные, ни вялые, а именно никакие, дежурные. Все-таки вежливый у нас народ. В смысле, в РНИ вежливый, демократы же считают, что похлопать из вежливости – это покривить душой, не догадываясь, что существуют еще и правила хорошего тона.

Деревянными шагами я вышел к трибуне, кинопроектор в руках, поставил перед собой. Вообще-то можно говорить и без микрофона, передний ряд от меня на расстоянии вытянутой руки, да и трибуна только для торжественности момента, хотелось встать рядом, ненавижу выглядеть глупо, но разве не глупо, когда человек в жару надевает рубашку с галстуком, а потом еще и костюм? Есть условности, с которыми лучше не спорить.

Я сглотнул ком, заговорил громко и внятно:

– Я попросил вас, актив бюро нашей партии, собраться срочно для обсуждения текущего момента. Ситуация сложилась очень серьезная, но мы за текучкой дел просто не замечаем опасности. Перед тем как перейти к основной теме, давайте посмотрим на ситуацию в мире.

ГЛАВА 16

На трибуне рядом с микрофоном предусмотрен выключатель, я щелкнул, свет погас. В полутемной комнате яркими прямоугольниками проступили зашторенные окна, секундой спустя на экране появилась карта мира. Я повернулся боком и, наблюдая за людьми, работал клавишами и мышкой, выделяя места на карте, укрупняя, выводя на них картинки, графики и цифры.

– Мы едва ли не впервые, – сказал я, – смотрим на карту мира, а не на карту России, как смотрели всегда. Что, собственно, вроде бы понятно и оправданно – что нам весь мир, жила бы Россия! Но так было оправданно в том старом мире, из которого все мы вышли. Сейчас мир другой. К тому же – меняется стремительно. Социологи сходятся во мнении, что через тридцать лет западная цивилизация исчезнет. Тридцать лет – это значит, что эти перемены произойдут еще при нас! Да-да, по обобщенным данным социологов и футурологов, на планете через тридцать лет останется двенадцать процентов европейцев, треть будет старше шестидесяти лет, а каждый шестой – старше восьмидесяти.

Я перевел дыхание, все сидят пока спокойно, смотрят с вежливым ожиданием. Сначала всегда идут общие фразы, ни один докладчик не берет быка за рога с первых слов, и, похоже, мои предостережения пока что улетают впустую.

– Сама же Европа, – сказал я чуть громче, – как культурная общность будет сметена исламом, в нем к тому времени окажется не столько самих арабов, сколько турок, курдов и негров. Христианская культура сойдет на нет и полностью исчезнет даже не из-за какой-то там резни, а просто в процессе быстрого вымирания носителей христианства: русских, англичан, вообще европейцев.

Я перевел дыхание, выделил на карте Россию, увеличил в размерах, сказал с нажимом:

– Россия, естественно, потеряет весь Дальний Восток и Сибирь! Их получит Китай. Что-то получит Япония, но это уже их спор или сговор с Китаем. Мы сделать ничего не сможем. Вся Центральная Азия и Кавказ станут исламскими. В том море мусульман потонут и Грузия с Арменией. Американцы с европейскими корнями уже сейчас в меньшинстве в Калифорнии и в Техасе, через пять лет калифорнийцы потребуют двойного гражданства, открытых границ с Латинской Америкой, двуязычной системы образования, а еще через десять лет на всей территории США опустеют католические церкви, а будут возведены храмы древней культуры ацтеков, майя.

Некоторые оживились только при магическом слове «Россия», но снова увяли, когда я перешел к Америке, хотя говорил, понятно, приятные вещи: проклятая Империя Зла будет сметена хоть и не нами, но все-таки сметена.

– Америка, – продолжил я, – оглядывается с опаской на Северную Корею и мусульманский мир. Да и все страны смотрят на это противостояние с интересом, но все почему-то забывают про Японию. Да, там демократия и все такое. Но все еще Япония. Все еще страна, потерпевшая поражение в войне с противником, который применил атомную бомбу против мирных жителей! Который победил не силой духа, а высокими технологиями. И сейчас Япония старательно наращивает мощь в сфере этих самых высоких технологий. Да, ей запрещено держать армию и создавать атомное оружие, но ее научно-промышленный потенциал настолько высок, что ядерное оружие там способны создать в считаные недели. Прочее высокотехнологическое оружие – за месяцы. Пока Америка тягается с исламским миром, Япония спешно наращивает технический потенциал. И, судя по косвенным данным, она считает Америку не только конкурентом в сфере торговли, но и противником, с которым пока рано тягаться в военной сфере, нужно улыбаться и кланяться, а пока копить ярость, чтобы однажды, когда придет священный час…

Заметив замешательство на лицах, я повысил голос:

– Я не случайно начал с дел международных! Как вы поняли, Америку крепко зажали. Я вижу на ваших лицах злорадство. Такое же видите на моем… Да, все мы, что человеку свойственно и естественно, желаем, чтобы Америка поскользнулась на банановой шкурке. Хорошенько так это поскользнулась, дабы копыта кверху, а затылком о кафельный пол!.. Понятно, так желают во всем мире, даже в тех странах, которые Америка считает союзниками. Если уж в Англии восемьдесят процентов населения желали поражения Америке в Ираке, то чего говорить о Германии или Франции, Турции или Китае? Про нас, Россию, я уж и вовсе молчу. Тут недавно снова услышал анекдот про каменоломни, вот-вот, вижу по вашим лицам, что и вы уже в курсе.

Они в самом деле ухмылялись, переглядывались, кто-то откровенно ржанул, не удержавшись.

– Вообще-то анекдоты, – сказал я, – прекрасный индикатор не только настроений, но и тенденций развития общества, даже тех или иных технологий. Анекдоты о сексуальных свободах появились еще в эпоху строгой морали, уже тогда ощутили, в каком направлении двигается общество! Так и сейчас плодится все больше анекдотов… подобных услышанному. Наступает великое противостояние цивилизаций, к чему мы оказались не готовы. Слишком долго шло противостояние идеологий, все следили за великой битвой гигантов: СССР и США, а тем временем выросли и набрались экономической и технической мощи страны, что оставались на периферии зрения…

Слушают внимательно, но я видел по лицам, что начинают недоумевать. Все-таки мы – националисты, что значит: была бы жива Россия, а все остальные – на фиг! На предыдущих пленумах говорили о России и только о России, да еще иногда о жидомасонах, что захватили власть и не дают русским ходу. Власов старался эти разговоры пресекать, как уводящие в сторону, а Лукошин, напротив, поощрял, оправдывая тем, что такие напоминания поднимают ярость масс, а это очень важно для сплоченности. Вот чеченцы чувствуют себя обиженными, потому и дерутся так яростно, если же русских так же истоптать жидами, то и русские, мол, воспрянут, начнут запрягать, на что Власов резонно отвечал, что у русских отличительными чертами были покорность да еще богомольность, смирение и все такое, а казаки, что далеки от смирения, почти что уже и не русские…

– Вы смотрите и слушаете новости, – сказал я. – Многие из вас благодаря Интернету оперативно получают рассылки прямо с сайтов отечественных и зарубежных изданий. Не буду напоминать, что Америку взяли в клещи. Она увязла в противоборстве с исламским миром, а этим воспользовались в первую очередь Япония – давний противник Америки, и, конечно же, Китай. К тому же, как ни странно, немалую поддержку противникам Америки оказывают Индия и Пакистан! Казалось бы, надо друг другу палки в колеса ставить, а они еще и в антиамериканизме соревнуются! Словом, ситуация в мире резко обострилась, что не может не задеть нас…

Цуриков выкрикнул с места:

– Борис Борисович, мы еще не правящая партия, а вы не президент!

Я развел руками.

– Все верно. Мы не можем влиять на события так, как хотелось бы. А президент, увы, больше занят проблемами своего имиджа. Он заканчивает править первый срок, очень хочет получить возможность рулить еще четыре года. Кроме своей предвыборной кампании, он ничего не видит! Потому я и потребовал созыва бюро, чтобы предложить новую концепцию продвижения наших идей. Все мы понимаем, что только мы, националисты, выражаем интересы народа, страны, государства! Все остальные партии – рвачи, мечтающие добраться до власти и хапать, хапать, хапать, а потом сбежать на Запад. Мы потому и националисты, что нам не безразлично, кто живет в России, как живут русские, куда идет наша страна.

Они смотрели очень серьезно, я вглядывался в их лица, червячок сомнения, что шевельнулся было, стыдливо спрятался под камешек. Да, хоть Цуриков, хоть Уховертов, хоть Троеградский – разве не заняли бы с их умом и талантами высшие должности в других партиях, где не столь трудные программы? Уж точно стали бы там лидерами, более того – привели бы те партии к власти. Правда, либо пришлось бы вести обещанную политику, что значит: Бога нет, воруй и предавай направо и налево, либо, придя к власти, попытаться изменить курс, но такое не под силу даже президенту страны. В смысле, изменить курс, ибо президент приходит не сам, а вместе со своим штабом, своей партией, что страхует его, защищает, поддерживает, укрывает от нападок и сама наносит упреждающие удары. Президент, попытавшийся пойти против воли партии, обречен. Потому эти умные и талантливые люди, а главное – честные и радеющие, как в наше рыночное время ни странно, не за свой карман, а за страну, здесь, в партии националистов.

– И вот сейчас, – продолжал я с натиском, – как партия, для которой важно не нахапать, а принести пользу России, а вместе с нею и всему миру, давайте подумаем: что для России сейчас особенно важно? Да, что важно? Прочертим хотя бы пунктиром ее путь в будущее, а уж потом выработаем программу, с которой выйдем на выборы.

Я оставил на стене большую карту России, обогнул трибуну и оказался лицом к лицу с сидящими в зале. Как ни странно, ощутил себя легче, трибуна обязывает, а так я могу говорить и спорить раскованно, здесь все мои соратники, мои друзья, мои единомышленники.

Уховертов из первого ряда посмотрел на меня насторо­женно.

– Что-то уж очень торжественно, – сказал он. – Что-то случилось?

Я мотнул головой.

– С нами – нет. Но с миром – да. Мы все еще мыслим по старинке. Для нас «вторжение» – это все еще наступление большими массами войск. Но в Китае вообще не проводится мобилизации! Все идет как обычно. Но в России уже девять миллионов китайцев, и каждый год их количество возрастает на… не помню точно, но у меня волосы встали дыбом, когда увидел первый раз. Поймите, количество русских из-за вымирания уменьшается каждый год на несколько миллионов человек, а количество китайцев на столько же увеличивается!.. Что вам еще надо? Зачем Китаю вторгаться с танками и многомиллионной армией, когда Россия и так постепенно переходит под китайский контроль?

Он поморщился.

– Какие вы сильные слова выбираете…

– А вы знаете, – ответил я ему и одновременно залу, где с напряжением ждали ответа, все-таки Уховертов спрашивал как бы от имени всех, – а вы знаете, что уже четыре процента нашей экономики под контролем китайцев?

Он фыркнул.

– Борис Борисович, не смешите мои тапочки. Что такое четыре процента?

– В этом году будет пять или шесть. А в следующем – семь. Если не все девять. Чем китайцев в нашей стране больше, тем более быстрыми темпами усиливают влияние. У них прекрасно поставлена разведка, исключительно эффективно работают «триады», и, что удивительно, «триады» в этом случае сотрудничают с китайской разведкой, а та делится с ними своей информацией…

– Не поверю! Китайцы жестоко расправляются с бандитами.

– Это у себя! А здесь прежде всего осознают себя китайцами, а уже потом – кто из них на стороне закона, а кто против. Эх, нашим бы такое осознание общности нации…

В комнате уже негромко переговаривались, указывали на карту кто глазами, а кто и пальцем, прислушивались ко мне, а Троеградский пробормотал громко:

– Не думаю, что Китай и Япония такие уж союзники… Да, сейчас у них общая цель, наброситься на Дальний Восток, но Китай помнит, что только во Второй мировой войне японцы убили больше двадцати миллионов китайцев.

– Что для Китая пустячок, – сказал из второго ряда высокий блондин арийского типа, красивый и голубоглазый.

Я посмотрел в его сторону с неодобрением старшего товарища.

– Это ни для кого не пустячок. Прежде всего – это оскорбление. А китайцы, несмотря на их поклоны и льстивые улыбки, к оскорблениям весьма чувствительны. Кроме того, помнят, сколько миллионов японцы погубили между двумя мировыми войнами… Нет, сколько погубили, никто не знает точно, в те времена подсчеты не велись, но известно, что японцы, как высшая раса, третировали китайцев, унижали, обращались как с недочеловеками… Думаете, китайцы им это простят?

– Старая мудрая нация, – ответил за блондина Троеградский. – Простят.

– Спишут на прошлое, – поддержал и Чуев. – Мол, за давностью лет…

Я возразил с нажимом:

– Знаете, мне нет дела, погрызутся над моим трупом или нет. Я хочу, чтобы Дальний Восток остался российским. Сейчас это очень трудно сделать без поддержки… будь она проклята!.. Америки.

Троеградский сказал резко:

– Ее поддержку можно получить и не прибегая к таким экстренным мерам, как присоединение к Америке в качестве ее пятьдесят первого штата!..

Я вздрогнул, Троеградский сказал это очень резко, с апломбом, после этого я должен тут же упасть, как раздавленный катком: такое на меня подумали! – однако ужас в том, что именно такая мысль и зреет в моей голове. И кто-то из наших, Белович или Лукошин, уже проговорились о моей идее.

Они умолкли и обратили на меня взоры. Я прокашлялся, тоже докладчик, потерял контроль над аудиторией, а так сразу же начинается базар, сказал горько:

– Товарищ Троеградский, как ни скверно это признавать, прав. Позвольте обратить ваше внимание на тревожное сообщение аналитиков, которое те, кому надо обращать внимание, стараются вовсе не замечать: страшно. И неуютно. И непонятно, что делать, а делать надо. Тревожность в том, что пришли цифры ежегодного пересчета военного потенциала стран. Мы привыкли, что впереди всегда два сверхгиганта: США и СССР, так через годы и шли США и Россия, хотя разрыв между ними увеличивался, но все равно было далеко до третьего номера Франции, а затем – Англии, Германии, Израиля и других.

– А сейчас? – спросил с интересом Троеградский.

– Сейчас на втором месте Китай, на третьем – Россия, на четвертом – Индия, на пятом – Пакистан и только тогда Франция, Англия, Германия… Хуже всего то, что все аналитики, не сговариваясь, да и не могли сговориться: представляют разные страны и блоки, каждый делает для своей страны, так вот эти аналитики отметили, что Китай как бы поневоле вышел на второе место, обогнав Россию, хоть и ненамного обогнав. На самом же деле он даже США может догнать в два-три года, но сознательно этого не делает!

На лице Троеградского откровенное недоверие, губы выпятил, слегка откинулся назад, отчего взгляд получается как бы свысока, хотя это он сидит, а я стою.

Назад Дальше