Поев и напившись, я вышел на улицу и еще раз поискал Серую Метелку. Нашел ее в их дворе, у крыльца, дремлющей, по обыкновению на ступеньке.
— Привет. Искал тебя с утра, — сказал я. — Даже соскучился.
Она потянулась и зевнула.
— Меня не было дома. Проверяла окрестности церкви.
— Внутри была?
— Нет. Но заглянула во все отверстия, куда достала.
— Узнала что-нибудь интересное?
— Викарий держит на письменном столе в кабинете череп.
— Memento mori, — заметил я. — Церковники иногда склонны к таким вещам. Может быть, он достался ему вместе с домом как часть обстановки.
— Череп стоит на чаше.
— На чаше?
— На той самой чаше. Старинной магической чаше, о которой ходят слухи.
— О! Значит, я ошибался, считая обладателем этого предмета Доброго Доктора. Один из пунктов проясняется, — протянул я. Потом добавил фальшивым тоном: — Если бы ты мне еще сказала, где находятся две волшебные палочки…
Серая бросила на меня странный взгляд и продолжала вылизываться.
— …И мне пришлось карабкаться по стене дома, — сказала она.
— Зачем?
— Услышала, как кто-то плачет наверху. Взобралась по стенке и заглянула в окно. Увидела на кровати девочку. На ней было голубое платье, а к щиколотке привязана длинная цепочка. Второй конец прикреплен к раме кровати.
— Кто она?
— Ну, немного позже я встретила Текелу… Не думаю, чтобы она так уж горела желанием побеседовать с кошкой. И все же я уговорила ее, и Текела мне призналась, что девочку зовут Линет, она дочь покойной жены викария от первого брака.
— Почему она сидит на цепи?
— Текела сказала, что ее наказали за попытку убежать.
— Очень подозрительно. Сколько ей лет?
— Тринадцать.
— Да. Все правильно. Жертвоприношение, конечно.
— Конечно.
— Какую ты ей дала в обмен информацию?
— Я рассказала ей о нашей встрече с большим человеком в ту ночь и о вероятности того, что цыгане связаны с Графом.
— Мне надо кое-что сообщить тебе о Графе. — Я подробно поведал ей о своих расследованиях вместе с Шипучкой.
— Независимо от того, на чьей он был стороне, я не могу сказать, что сожалею о его выходе из игры, — сказала Серая Метелка. — Он наводил на меня ужас.
— Ты с ним встречалась?
— Видела его однажды ночью, когда он покидал свой первый склеп. Я спряталась на ветке дерева, чтобы посмотреть, как он это делает. Казалось, он просто просочился оттуда, не двинув ни единым мускулом, просто перелился, так же, как умеет Шипучка. Потом постоял там секунду в развевающемся на ветру плаще, глядя на мир так, будто весь свет принадлежит ему и он решает, какая из его частей могла бы поразвлечь его в данный момент. А потом он рассмеялся. Никогда не забуду этот смех. Он просто запрокинул голову и залаял — не так, как лаешь ты, разве только у тебя есть особенный вид лая перед тем, как съесть что-нибудь, что не хочет быть съеденным, а это доставляет тебе удовольствие, придает особую прелесть еде… Потом он начал двигаться — превращался в разные предметы, разной формы — и вдруг улетел, как обрывок плаща, уплывающий прочь в лунном свете. Не стану утверждать, что меня не обрадовал его отлет.
— Никогда не видел ничего столь драматичного, — признался я. — Но я познакомился с ним еще ближе, и он произвел на меня впечатление. — Я помолчал. — Текела еще что-нибудь выдала тебе, кроме истории Линет?
— По-видимому, все теперь ухватились за идею, что центр — это тот старый дом пастора, — сказала Серая. — Викарий рассказал Текеле, что он когда-то стоял при гораздо большей церкви, к югу отсюда, и последний король Генрих разрушил его, чтобы доказать всем остальным серьезность своих намерений.
— Это делает его таким подходящим кандидатом, меня даже раздражает, что Граф проявил дурной вкус и пустил насмарку все вычисления.
— Ты еще не рассчитал новое место?
— Нет. Но скоро рассчитаю.
— Дашь мне знать?
— Я возьму тебя с собой, когда займусь этим, — предложил я.
— Когда это будет?
— Возможно, завтра. Сейчас я как раз собирался пройтись по дороге и посмотреть на цыган.
— Зачем?
— Иногда они довольно живописны. Пойдем вместе, если хочешь.
— Пошли.
Мы отправились вверх по дороге. Ночь опять выдалась ясная, со множеством звезд на небе. Когда мы подошли к дому Ларри, я услышал в отдалении музыку, потом увидел вспышки фейерверка. По мере того как мы подходили ближе, я стал различать в музыке звуки скрипки, гитары, тамбурина и одного барабана. Мы подбирались все ближе и наконец нашли место и спрятались ниже табора, откуда могли наблюдать за происходящим. Я чуял присутствие собак, но ветер дул в нашу сторону, и никто нас не потревожил.
Несколько цыганок постарше танцевали. Неожиданно одна из них запела, издавая протяжные, завывающие звуки. Музыка волновала, движения танцорок напоминали мне стилизованные движения длинноногих птиц, которых я видел в более благодатных краях. Повсюду горели костры, и от некоторых из них доносился запах готовящейся еды. Зрелище состояло не только из света, но и из теней, и мне скорее даже нравилось то завывание, поскольку я считаю себя знатоком в вопросах лая и воя. Некоторое время мы смотрели на цыган, зачарованные яркими цветами одежды танцорок и музыкантов не меньше, чем движениями и звуками.
Они сыграли несколько мелодий, а потом скрипач махнул рукой в сторону кучки зрителей, протянул свой инструмент и сделал приглашающий жест. Я услышал протесты, но скрипач настаивал, и в конце концов одна из женщин вышла вперед в круг света. Прошло несколько мгновений, прежде чем я узнал Линду Эндерби. Очевидно, Великий Детектив наносил очередной из своих светских визитов. На заднем плане, в тени, я различил короткую плотную фигуру его спутника.
После короткого препирательства он принял скрипку и смычок, потрогал струны и взял скрипку под подбородок так, будто делал это всю жизнь. Поднял смычок, замер на долгое мгновение и затем начал играть.
Он играл хорошо. Это была не цыганская музыка, а старинная народная песня, которую я уже где-то слышал. Закончив ее, Великий Детектив без паузы начал другую, исполнив несколько вариаций. Он все играл и играл, и игра его становилась все более и более необузданной…
Внезапно он резко оборвал игру и сделал шаг в сторону, как будто неожиданно проснувшись. Затем поклонился и вернул инструмент хозяину, и движения его в тот момент были совершенно мужскими. Я подумал о контролируемом мышлении, о мастерской дедукции, которые привели его сюда, и потом вот это — минутный срыв в необузданность, а затем обратное превращение, с улыбкой, в женщину. Я понял, что это проявление огромной силы воли, и внезапно увидел в нем гораздо больше, чем преследователя со множеством лиц. Внезапно я осознал, что он вынужден изучать, как мы изучали другие аспекты, размах нашего предприятия, и в конце концов даже может оказаться прямо за нашей спиной, что он почти стал игроком в каком-то смысле и даже больше того — силой в Игре. И я почувствовал к нему такое уважение, какое испытывал к очень немногим существам из всех мне известных.
Позднее, по дороге домой, Серая Метелка сказала:
— Хорошо было на время отвлечься от дел.
— Да, — ответил я, — хорошо, — и взглянул на небо, где луна все росла.
22 Октября
— Чихуахуа? — предложила Тварь в круге. — Просто так, для смеха?
— Не-а, — ответил я. — Языковой барьер.
— Давай! — сказала она. — Я уже почти набралась сил, чтобы самой вырваться отсюда. Если ты продержишь меня здесь до тех пор, тебе не поздоровится.
— «Почти», — заметил я, — это недостаточно. Она зарычала. Я рыкнул в ответ. Она отшатнулась.
Я все еще держал ее под контролем.
Тварь в паропроводе тоже стала гораздо активнее и сверкала на меня глазом сквозь отверстие в трубе. И еще нам пришлось пристроить засов на шкаф на чердаке, так как сидящая в нем Тварь сломала крючок. Но я загнал ее обратно. Ее я тоже пока держал под контролем.
Потом пошел во двор, проверил места возможного появления чужаков. Ничего подозрительного не обнаружил и отправился к дому Ларри, собираясь ввести его в курс всех дел и узнать, какие у него новости. Однако, подойдя к дому, я остановился. Перед входом стояла коляска Эндерби, а рядом с ней толстый кучер. Чем может быть так очарован Великий Детектив, что ему потребовался повторный визит? Теперь у меня ничего не выйдет, конечно.
Я повернулся и пошел обратно. Добравшись до дома, увидел Серую Метелку, ожидающую меня на нашем дворе.
— Нюх, ты делал расчеты? — спросила она.
— Только мысленно, — ответил я. — Думаю, легче будет проделать их с командной высоты.
— Какой высоты?
— С Гнезда Пса, — объяснил я. — Если тебе интересно, пошли.
Мы прошли мимо дома Оуэна, и Плут затрещал нам вслед с ветки:
— Странная парочка! Странная парочка! Открывающая, Закрывающий! Открывающая, Закрывающий!
Мы не ответили. Пускай себе занимается пророчествами.
— Под странным заклятием вы находитесь, — заметила Серая Метелка после долгого молчания.
— Скорее можно сказать, что мы — хранители заклятия. Возможно, и не одного. Если живешь достаточно долго, такие вещи каким-то образом накапливаются. Откуда ты о нем знаешь?
— Джек что-то о нем рассказывал хозяйке.
— Странно. Обычно мы о таком не говорим.
— Должно быть, на то есть причины.
— Конечно.
— Так, значит, ты не новичок. Ты уже участвовал в Игре, причем много раз?
— Да.
— Интересно, на что это похоже?
Мы миновали дом Растова, но не остановились. Потом по дороге мимо нас прошел Маккаб с палкой в руке. При нашем приближении он поднял палку, а я оскалил на него зубы. Он опустил ее и пробормотал проклятие. Я привык к проклятиям, и никто не может определить, когда я улыбаюсь.
Мы продолжали идти по бездорожью и наконец подошли к моему холму. Вскарабкались до того места, где лежали камни. К югу от нас в черных облаках над домом Доброго Доктора гремело и сверкало.
На этой высоте ветер дул сильнее, и, пока я прошелся по кругу, начал накрапывать небольшой дождик. Серая Метелка сжалась в комок с сухой стороны каменного блока, наблюдая за мной.
С южной стороны я провел линию от дальнего кладбища, протянув ее ко всем другим местам обитания, находящимся в поле зрения или подразумевающимся. Потом еще раз повторил все сначала от того места, где лежали останки Графа. Мысленно окинул взором новую схему. Она отодвинула центр прочь от дома пастора, вниз, к югу, мимо нас, и центр оказался впереди, немного слева. Я стоял как вкопанный, позабыв про дождь, пока не построил схему, повторил весь процесс, увидел, куда сдвигается центр, опустил его туда, где он должен был оказаться…
Снова тот же участок. Но там же ничего нет, ни одной особой приметы! Просто склон холма, несколько деревьев и камней на нем. Никаких сооружений поблизости.
— Что-то не так, — пробормотал я.
— Что именно? — спросила Серая Метелка.
— Не знаю. Просто это неправильно. В прошлом, по крайней мере, варианты всегда были интересными и приемлемыми. Но этот — ничто. Просто скучный кусок поля к югу отсюда и немного на запад.
— Все другие варианты тоже были неправильными, — сказала она, подойдя ко мне, — хоть и очень интересными. — Метелка взобралась на ближайший камень. — Где это?
— Вон там, — ответил я, указывая направление головой. — Справа от тех пяти или шести деревьев, растущих кучкой на склоне вон того холма.
Она вгляделась.
— Ты прав, выглядит не особенно многообещающе. Ты уверен, что рассчитал правильно?
— Дважды проверил, — ответил я.
Метелка снова вернулась в свое укрытие, так как дождь внезапно припустил сильнее. Я последовал за ней.
— Полагаю, нам нужно туда наведаться, — сказала она немного погодя. — После того, конечно, как кончится дождь.
Снова принялась вылизывать шерсть. Она колебалась.
— Мне только что пришло в голову… — сказала она. — Скелет Графа. То большое кольцо, которое он носил, все еще оставалось у него на пальце?
— Нет, — ответил я. — Тот, кто прикончил Графа, несомненно, взял его.
— Тогда некто получил двойную выгоду.
— Наверное.
— Это сделает его сильнее, да?
— Только в техническом мастерстве. Возможно, он станет даже более уязвимым.
— Ну, техническая сторона дела кое-что значит.
— Действительно.
— А Игры всегда в какой-то момент запутываются? Сбиваются мысли, идеи, ценности игроков?
— Всегда. Особенно ближе к концу, когда события начинают ускоряться, стремительно нарастать. Одно то, что мы находимся здесь и совершаем определенные поступки, создает вокруг нас что-то вроде вихря. Ты можешь запутаться и попасть в ловушку. Если запутается кто-то другой, это может спасти тебя.
— То есть Игра приобретает причудливые очертания, но потом все приходит в равновесие?
— Довольно многое, по-моему. Пока не настанет конец, разумеется.
Неподалеку сверкнула молния, за ней немедленно раздался раскат грома. Гроза Доброго Доктора распространялась. Направление ветра резко изменилось, и проливной дождь насквозь промочил нас.
Мы тотчас же кинулись через дорожку, под прикрытие большого камня.
Пока мы сидели там, чувствуя себя особенно несчастными и жалкими, как можно чувствовать себя только вымокнув, мой взгляд неожиданно привлекла боковая поверхность камня. Вероятно, под воздействием влаги несколько царапин и неровностей на ней теперь казались чем-то большим, чем просто царапины.
— Ну, надеюсь, их шайка довольна всей этой заварушкой, — вслух размышляла Серая Метелка. — Нъярлатотеп, Чтулу и все остальные неудобопроизносимые божества. Лучше бы мне заниматься приятными и простыми делами — ловить мышей для жены какого-нибудь фермера…
Да, это были буквы какого-то неизвестного мне алфавита, высеченные на камне, стертые и почти неразличимые, проступившие сейчас, когда камень в некоторых местах потемнел от стекающих струек воды, выявив их контуры. На моих глазах они, казалось, становились все четче.
Потом я отпрянул, потому что они начали светиться слабым красным светом. И становились все ярче.
— Нюх, — снова заговорила Серая Метелка, — почему ты стоишь под дождем? — Потом проследила за моим взглядом и прибавила: — Ого! Думаешь, они меня услышали?
Теперь они уже сверкали, эти буквы, и начали переливаться, будто читали сами себя. Избыток света сформировался в большой прямоугольник, обрамляющий их.
— Я же только пошутила, ты знаешь, — тихо произнесла Серая.
Внутренняя поверхность прямоугольника засияла молочно-белым светом. Какая-то часть меня хотела отпрыгнуть и убежать, но другая часть стояла, зачарованная этим процессом. К несчастью, именно последняя часть взяла верх. Серая Метелка застыла, как статуя из тени, глядя во все глаза.
Глубоко внутри прямоугольника возникло завихрение, и, наверное, это можно назвать предчувствием, но неожиданно та, другая часть меня снова обрела контроль. Я прыгнул вперед, схватил Серую Метелку зубами за загривок и отскочил вправо. Как раз в этот момент из прямоугольника сверкнула молния и ударила в то место, где мы только что стояли. Я споткнулся, ощутив слабый удар, и почувствовал, как шерсть становится дыбом. Серая Метелка взвыла, а в воздухе запахло озоном.
— Кажется, они довольно обидчивы, — сказал я, поднимаясь на ноги и снова падая.
Потом вокруг нас забушевал ветер, в десять раз сильнее, чем раньше. Я снова попытался встать, и снова меня повалило на землю. Я оглянулся на камень и увидел, что завихрение исчезло, так что, возможно, другого удара молнии не последует. Вместо этого там появилось слабое очертание ключа. Я подполз поближе к Серой Метелке. Ветер все усиливался. Откуда-то доносился голос, выпевающий:
— Йа! Шаб-Ниггурат! Черный Козел Лесов с Тысячью Молодых!
— Что происходит? — взвыла Метелка.
— Кто-то открыл дверь, чтобы иметь возможность выразить недовольство твоим замечанием, — высказал я предположение. — Он его уже выразил, но дверь еще не захлопнулась. Так мне кажется.