Мой враг, очевидно, тоже так считал, он отвернулся и продолжил путь. Наблюдая, как он исчезает в полумраке, я испытывал гордость за свою находчивость. Впрочем, тут же убедился, что гордиться собой у меня нет оснований. Опуская руки, осознал, что секунду назад мои пальцы, проникнув в потайной карман под мышкой, уже стискивали рукоять транквилизаторного пистолета, который мы всегда имели при себе. Значит, страх все еще жил во мне.
Призывая на помощь свою давешнюю ярость, я снова встал на ленту. Вдали еще различалась фигура зловещего незнакомца. Белые бриджи, модный пиджак… Длинные, до плеч, каштановые волосы… Он вдруг обернулся, и я заметил короткую темную бороду и зеркальные, с голубым отливом, очки.
С колотящимся сердцем я бросился за ним вдогонку. Мне было страшно, но я должен был проверить, как он отреагирует на мое приближение.
Расстояние между нами уже не превышало ста ярдов. Он отвернулся, с полминуты стоял ко мне спиной, потом снова посмотрел на меня через плечо. Я демонстративно поднял правую руку и сунул ее во внутренний карман пиджака, как будто собирался вытащить револьвер.
И вот тогда спрыгнул он! И, прихрамывая на левую ногу, вбежал в одну из темных секций, вдоль длинного ряда которых мы в данный момент двигались. А ведь когда он догонял меня, его хромота вовсе не была заметна. Значит, он умел ее скрывать.
Я тоже соскочил с ленты и побежал назад. Если мой враг вооружен, подстрелить меня из темноты ему было бы нетрудно. Метнулся вправо, к перегородке между секциями. Последние сомнения рассеялись — не будь у незнакомца дурных намерений, не стал бы он от меня убегать.
Стараясь держаться в тени перегородки, я прокрался ко входу в ближайшую секцию, пробежал через нее наискосок и оказался под прикрытием другой перегородки — за углом начинался коридор, который вел в гостиную, заставленную разностильной мебелью и освещенную электрическим камином. С пистолетом в руке и на цыпочках прошел до конца коридора, ворвался в гостиную — никого! Промчался по коридору в обратном направлении — везде, во всех секциях, куда я ни заглядывал, было пусто.
В конце концов я очутился в том месте, где таинственный бородач спрыгнул с ленты. Но он как будто сквозь землю провалился. В самом деле, у него было время скрыться в любом из возможных направлений. Я чувствовал себя крайне неуютно. Он ведь мог и не убежать, а наоборот, затаиться в засаде где-нибудь неподалеку. И с чего это я решил, что он действует в одиночку? Быть может, в то время, когда я преследую одного, другой уже целится мне в затылок.
Самое разумное, решил я, убраться отсюда, пока не поздно. Только нужно сбить его (или их) со следа, прежде чем я направлюсь в Нулевое крыло.
Я вернулся к ленте. На ней как раз появилась довольно большая группа пассажиров. Они — кто недоумевая, а кто и с опаской — расступались, когда я, работая локтями, между ними протискивался. На их косые взгляды мне было наплевать, — главное, что лента уносила меня из опасной зоны.
— Не толкайтесь, пожалуйста! — сделала мне замечание крупная рыжеволосая женщина с голубыми подведенными глазами.
Я виновато улыбнулся, пробормотал извинения, украдкой, однако, присматриваясь к окружающим. Бородача среди них не было.
Примерно через полмили сошел на перекрестке, напутствуемый советами пассажиров научиться вести себя в общественных местах. Прислушиваясь к их разговорам, я понял, что это была одна компания, они возвращались с вечеринки. Им, разумеется, и в голову не приходило, что я использовал их в качестве прикрытия.
Лента, на которую я перешел, двигалась быстро, и вскоре я оказался возле многолинейной двусторонней развязки. Толпы людей, спертый воздух, шум. Снова выбрал скоростную линию, проехал еще несколько миль, потом сошел с ленты и, ориентируясь по указателям на стенах секций, добрался до эскалатора. Эти гигантские цилиндрические сооружения, перевитые лестницами, прозрачные и гулкие, в разных местах пронизывали Дом снизу вверх. Какой-то мальчишка бегом поднимался по лестнице, хохоча и время от времени оборачиваясь. Когда он поравнялся со мной, я схватил его за шиворот. Он попытался вырваться, понял, что это бесполезно, и изумленно на меня уставился. Нас догнала, тяжело отдуваясь, женщина средних лет, вероятно, его мать.
Пот градом катился по ее раскрасневшемуся лицу. Она отвесила мальчишке оплеуху и взяла его за руку:
— Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты этого не делал! — Потом она повернулась ко мне. — Спасибо, что задержали его. Не понимаю, почему дети так любят бегать по эскалаторам? И, что самое удивительное, им всегда хочется подняться, когда он движется вниз! Или наоборот — спуститься, когда он движется вверх!
— Мне тоже это непонятно, — усмехнулся я и отпустил мальчишку, отметив про себя, что делаю это неохотно. Все же он являлся нарушителем общественного порядка, хотя и малолетним.
Они сошли с эскалатора на этаже «Кухни». Женщина волокла мальчишку за руку, приговаривая:
— Вот погоди, дома я тебе задам!..
Сорванец обернулся и показал мне язык. На миг я задумался, пытаясь представить такое: быть ребенком, иметь родителей… Ничего у меня не получилось. Этого опыта в нашей памяти не было.
Я сошел на этаже «Комнаты отдыха» и занял скоростную ленту, наискосок пересекавшую площадку для игр. Лента пошла вверх, и мне стало видно далеко по обе ее стороны. Здесь люди занимались всеми, какие только были ими изобретены, видами спорта.
Вот, например, чего только не вытворяли они с мячом! Одни пинком посылали его в ворота, другие, подбросив в воздух, ударом руки переправляли мяч через сетку, третьи бегали по полю как угорелые, прижав его к груди, четвертые лупили по нему ракетками…
Болельщики подбадривали игроков возгласами, топотом ног. На световых табло менялись цифры, указывающие счет того или иного матча. Из репродукторов звучали охрипшие голоса судей, объявлявшие имена победителей.
Здесь было светло. Потолок приятного голубого цвета. Никаких подъемных кранов. В плавательных бассейнах блестела вода, блики плясали на стендах и ступенях пьедесталов почета.
Воздух был пропитан запахами пота и какой-то мази, применявшейся, вероятно, при массажах. Отовсюду слышался гул работающих на полную мощность вентиляторов.
Лента вскоре заполнилась людьми. Нечего и пытаться распознать среди них моего врага.
Я сделал еще две пересадки, выбирая ленты узкие и малолюдные, которые вели в зону, отведенную для менее шумных развлечений. Здесь многие из моих спутников сошли.
Я скользил вдоль длинного ряда столов и столиков, за которыми играли в шахматы, шашки, карты, лото, домино и черт знает во что еще: один на один, двое на двое, втроем, вчетвером. Иногда я видел одинокого игрока, упорно пытавшегося победить робота, которого сам же, вероятно, подрегулировал в соответствии с уровнем своих умственных способностей.
Стучали о стол подбрасываемые кости, крутилась рулетка, тасовались карты, передвигались фишки и фигуры. Игроки выкрикивали цифры и номера, делали ставки, объявляли масть, брали взятки, блефовали, атаковали, срывали банк. Деньги (под столами) переходили из рук в руки.
Лично я никогда не понимал прелести подобного времяпрепровождения.
Потолок из голубого становился темно-синим (таким образом имитировались сумерки). Голоса игроков постепенно замирали. Внезапно я услышал резкий телефонный звонок; он шел из будки в дальнем углу секции, мимо которой я как раз проносился.
Странно он прозвучал в этом пустынном месте, где абсолютно некому было снять трубку…
Вдали высился эскалатор — светящийся пунктир электрических лампочек отмечал извивы его прозрачной спирали. Я перешел на пустую, с односторонним движением, линию. Через каждые сто ярдов она освещалась неяркими лампами. Теперь слева и справа от меня слышалось в полутьме лишь гудение роботов-уборщиков. Время от времени я оборачивался. Нет, никого за мной на ленте не было.
Минут через пять добрался до перекрестка и решил сделать еще одну пересадку. Здесь тоже не было ни души. Пыль, поднятая роботами, клубилась в желтом свете фонаря, установленного над телефонной будкой. И вдруг оттуда тоже зазвонил телефон!
Удаляясь от перекрестка, я долго еще слышал пронзительные и, как мне казалось, отчаянные трели… Стало грустно: ведь кто-то же зовет кого-то… кого здесь нет… или, быть может, этот кто-то набирает ошибочный номер… или его неправильно соединяют…
Лента быстро несла меня вдоль шеренги мрачных механических лошадей, потом мимо опустевших бассейнов для игры в водное поло. Вода в бассейнах была темна и неподвижна — как моя память. Роботы-уборщики лавировали между игорными столами, их серые мешки уже раздувались от мусора. Под потолком, в густеющих сумерках, пролетел вертолет «скорой помощи» с красным крестом на кабине.
Лента прошла совсем близко от искусственной рощи, и мое появление вспугнуло примостившихся на скамейке влюбленных. Они вскочили на ноги, отвернулись, желая скрыть свои лица, и поэтому не увидели, что я сделал то же самое.
Потом мимо проплыла стена с полустертой надписью:
«ЗВЕЗДЫ…»
Оглянувшись, я с удовлетворением отметил, что лента позади все еще остается пустой.
Сделал пересадку, стремительно пролетел над сетью наземного трубопровода, снова сошел с ленты и пешком отмахал два квартала до линии, которая, судя по указателям, могла доставить меня к эскалатору. И в этом районе «Комнаты отдыха» было уже пустынно. Редкие пешеходы с разных сторон спешили в том же направлении, что и я. Три подозрительных лица отирались у закрытого кондитерского киоска; наверняка у них можно приобрести не только фотографии звездного неба, но и любые другие запрещенные законом вещи, включая, может быть, даже оружие.
Меня обдало горячим воздухом, когда я начал спускаться по эскалатору. Во мне уже не было того панического страха, который я испытывал в «Гостиной». Тем не менее, памятуя о его причине, я решил сделать маршрут моего отступления в Нулевое крыло как можно более запутанным. Насколько я помнил, ни за кем из нас в прошлом никогда не было слежки. Умение уходить от преследователя в нашем коллективном опыте отсутствовало.
Сошел на этаже «Офиса». Здесь вот-вот должен был закончиться рабочий день, Вид всех этих людей, которым не терпелось сорваться с места и разбежаться по домам, заставил и меня почувствовать, как я устал. Я остановился, раздумывая, не спуститься ли этажом ниже — в час пик на лентах творилось нечто невообразимое. Потом вспомнил, что лишь в толпе могу быть спокоен за свою жизнь.
Тут раздался гудок, и люди отовсюду ринулись к ленте, на которую я сам только что ступил. Тотчас я был так стиснут со всех сторон, что ничего другого не оставалось, кроме как отдаться течению человеческого потока и утешаться мыслью, что опознать меня среди этой безликой массы невозможно и что это мне как раз на руку.
С трудом повернувшись, я наблюдал, как мелькают мимо бесконечные ряды рабочих столов, настольные лампы и телефонные аппараты, стопки бухгалтерских книг, кипы папок и документов. Скоро, быть может, через час все эти «срочные» и «важные» бумаги окажутся в серых мешках роботов-уборщиков. А утром люди снова усядутся за столы и будут составлять новые «срочные» и «важные» бумаги, которые вечером того же дня канут в тех же серых мешках. И так изо дня в день…
Лучше не думать об этом.
Минут десять толпа переносила меня с ленты на ленту и сопротивляться ей было бессмысленно, но потом стало посвободнее, и тогда у меня появилась возможность самому определить свой маршрут.
Я перешел на вспомогательную линию, продолжая продвигаться в глубь «Офиса». Эта лента сильно петляла, и все же я постепенно приближался к мерцающей в темноте гигантской спирали эскалатора.
И снова мне почудилось, что меня преследуют!
Я перешел на параллельную ленту — и один из немногочисленных пассажиров, находившихся сзади, сделал то же самое.
С удивлением я отметил, что мне совсем не страшно. В самом деле, страха как не бывало. Странно, куда же это он подевался?
Делая пересадку, я засек время, а на следующем перекрестке остановился и стал ждать. Вскоре вдали замаячила знакомая фигура.
Вот, значит, как. Похоже, я не ошибся. Ладно, поиграли в кошки-мышки — и хватит. Предпримем еще одну, последнюю попытку оторваться. Ну а если не получится, пускай тогда пеняет на себя. Тогда я сам на него нападу.
Я побежал и бежал долго, а на перекрестке перескочил на другую ленту, прежде чем из темноты выплыла фигура моего преследователя. Эта лента оказалась очень длинной, мой возраст (как никак сорок пять) вскоре напомнил о себе, я здорово запыхался, когда добежал до следующего перекрестка.
Обернулся — сзади никого.
Спрыгнул с ленты, постоял на месте, отдышался. Иных звуков, кроме собственного тяжелого дыхания, я не слышал, и это вселило в меня надежду…
Рабочая площадь (столы, столы, столы) начиналась в двух шагах от ленты и простиралась в бесконечность, покрытую мраком. Справа, на изрядном отсюда расстоянии, смутно угадывались очертания эскалатора. Я со всех ног понесся в ту сторону — вдоль ничем друг от друга не отличающихся, аккуратно прибранных, с выключенными лампами, столов.
Снова стал задыхаться и перешел на шаг. Кроме того, у меня возникло ощущение, что я бегу на одном месте. В какую бы сторону я ни посмотрел, везде были одинаковые столы, на столах одинаковые бухгалтерские книги, одинаковые папки для, наверное, одинаковых бумаг, одинаковые телефоны — все одинаковое!
Мной овладело чувство безысходности, как будто я и в самом деле был обречен бежать вечно, бежать, не удаляясь ни на йоту от центра этого кошмарного канцелярского космоса.
Я даже остановился и коснулся рукой поверхности ближайшего от меня стола — удостоверился в его материальности. Вздохнул с облегчением. Снова оглянулся — со стороны ленты никто за мной не шел.
Значит, мне все-таки удалось от него удрать.
Затем буквально в дюйме от моей руки зазвонил телефон. Я вскрикнул от неожиданности и бросился бежать. Все мнившееся мне подавленным, навеки загнанным в подсознание и забытым, все мои страхи и комплексы ожили и вырвались на волю!
Я мчался во мраке, напрочь утратив контроль над собой. Я был клубком обнаженных нервов, а пронзительные звонки гнались за мной по пятам и, подобно когтям какого-то немыслимого незримого зверя, вонзались мне в душу и рвали ее в клочья!
Как только аппарат, оставшийся за спиной, замолкал, сразу начинал звонить тот, что был впереди. И было их несметное множество, этих черных страшилищ со змеевидными наэлектризованными волосами!
Мне казалось, что и звонки, и мое бегство — все это длится уже целую вечность. Я бежал, совершенно обезумев, натыкаясь на стулья и опрокидывая их, падал и с проклятиями вскакивал, снова мчался, не разбирая дороги, уже не человек, а воплощенный ужас, мятущийся в сумрачном лесу, в том самом, что растет в преддверии ада.
Лишь где-то на периферии сознания мелькала догадка о том, что все это может значить, однако облегчения она не сулила.
Слишком много для меня одного, слишком много: гибель близких, преследование, страх собственной смерти, ответственность за остальных… Я боялся обернуться и увидеть моего преследователя… но еще больше боялся не увидеть, обернувшись, никого! Я чувствовал, что мне приходит конец — каждая телефонная трель, как сверло, вгрызалась в уже и без того кровоточащую рану!
Мне было трудно и больно дышать, сорочка под пиджаком насквозь промокла от пота, пот струился и по лицу, заливал глаза, и все же я различил впереди крохотный желтый огонек… а за ним человеческую фигуру…
Хрипло и прерывисто всхлипывая, я пошел на этот, как мне хотелось верить, спасительный свет… он, такой яркий, теплый, тоже боролся с окружающим мраком…
И тут вдруг внутри меня как будто что-то взорвалось, я, мгновенно ослепнув и оглохнув, извиваясь от пронизывающих тело судорог, рухнул на пол.
В мозгу, как на световом табло, вспыхнули исполненные отчаяния слова: «Выдерни штекер номер семь!»
После этого я потерял сознание.
Глава 3
С трудом, постепенно я приходил в себя. Я еще не знал, где я, что со мной, как долго я пролежал в беспамятстве.