Я не показывал свои игрушки моим друзьям Саттонам не потому, что хотел скрыть их, а просто мне не нужны были лишние разговоры и бесполезные советы. В последнюю субботу сентября мы договорились поехать вместе в их клуб. Из-за отставания от собственного графика я накануне работал до поздней ночи; меня разбудил душераздирающий лязг будильника — мне нужно было успеть побриться до того, как они за мной заедут. Я выключил это орудие пытки и поблагодарил бога, что в 2001 году от него избавились. Собравшись с силами, спустился позвонить из аптеки на углу Саттонам — сказать, что у меня много работы и я не смогу поехать.
К телефону подошла Дженни.
— Дэнни, ты слишком много работаешь. Выходные за городом пойдут тебе на пользу.
— Ничего не поделаешь, Дженни. Я должен работать. Простите меня.
Джон взял другую трубку.
— Что за вздор ты несешь, Дэн?
— Мне надо работать, Джон. Просто надо — и все тут. Передавай от меня привет всем в клубе.
Я вернулся на свой чердак, наскоро позавтракал и вернулся к описанию «чертежника Дэна».
Час спустя ко мне постучали Саттоны.
Отдыхать в горы мы так и не поехали, зато я демонстрировал им обе мои модели. «Чертежник Дэн» не произвел особого впечатления на Дженни (она ведь не была инженером), но «всемогущий Пит» привел ее в восторг. Работу по дому ей помогала выполнять «горничная» (пятая модель), и она сразу поняла, что «Пит» может много больше.
Но Джон сразу оценил все преимущества «чертежника Дэна». Когда я показал ему, как могу изобразить свою подпись, неотличимую от настоящей, просто нажимая на клавиши (признаюсь, я уже тренировался), брови у него полезли на лоб.
— Ну, парень, по твоей милости все чертежники без работы останутся.
— Да нет, не останутся. С каждым годом в нашей стране становится все меньше талантливых инженеров — эта машина поможет восполнить пробел. Через поколение она будет стоять в каждом конструкторском бюро. Без нее уже не смогут обходиться, как современный механик не обходится без электрического инструмента.
— Ты так говоришь, будто знаешь наверняка.
— Так оно и есть.
Он обернулся и стал наблюдать за «Питом» — тот наводил порядок на верстаке. Потом снова взглянул на «чертежника Дэна».
— Дэнни, иногда я думаю, что ты, наверно, сказал мне правду, — помнишь, в тот день, когда мы встретились?
Я пожал плечами:
— Назови это предвидением, если хочешь… но я знаю наверняка. Уверен, что так и будет. Какая тебе разница?
— Пожалуй, что никакой. Что ты собираешься делать с этими штуками?
— В том-то и загвоздка, Джон, — нахмурился я. — Я хороший инженер и, если понадобится, могу быть вполне приличным механиком. Но бизнесмен из меня никакой — в этом я убедился сам. Ты никогда не имел дела с патентными законами?
— Я тебе уже говорил, здесь нужен специалист.
— У тебя есть на примете кто-нибудь честный? И достаточно проворный. Настало время мне обзавестись патентным адвокатом. Мне нужно основать фирму и вести дела. Подготовить финансовое обоснование. На это у меня нет времени — я ужасно спешу.
— Почему?
— Я собираюсь вернуться туда, откуда появился.
Он сел и долго молчал.
— Сколько у тебя времени?
— Примерно девять недель. Начиная со следующего вторника.
Он взглянул на машины, потом на меня.
— Тебе лучше бы пересмотреть сроки. По-моему, понадобится девять месяцев, не меньше. Но и тогда — при условии, если повезет, — ты только-только все подготовишь, чтобы приступить к производству.
— Джон, это невозможно.
— И я то же самое говорю.
— Я имею в виду, что нельзя пересмотреть сроки. Это от меня не зависит… сейчас. — Я спрятал лицо в ладони.
Я смертельно устал: мне удавалось поспать в среднем не больше пяти часов в сутки. Я дошел до такого состояния, что готов был поверить: от судьбы не уйдешь и бороться с ней бесполезно. Я взглянул на Джона:
— А ты не возьмешься управлять делом?
— Какой его частью?
— Целиком. Я уже сделал все, что умею делать.
— Это серьезный вексель, Дэнни. Я ведь могу тебя ограбить до нитки — ты хоть учитываешь такую вероятность? А ведь дело может стать золотой жилой.
— И станет. Я-то знаю.
— Тогда зачем вверять его мне? Лучше используй меня как адвоката на жалованье.
Я попытался обдумать его слова, но голова просто раскалывалась. Однажды у меня уже был компаньон, — но, черт возьми, независимо от того, сколько бы ты ни обижался, людям все равно надо верить. Иначе уподобишься отшельнику в пещере, который и во сне начеку. Опасности все равно никогда не избежать: жить и то смертельно опасно… Даже фатально. В конце жизни.
— Брось, Джон, ты же знаешь мой ответ наперед. Ты поверил мне. Теперь мне снова требуется твоя помощь. Ты мне поможешь?
— Конечно, поможет, — ласково вставила Дженни, — хотя я и не слышала, о чем вы тут говорили. Дэнни, он может мыть посуду? У тебя нет ни одной чистой тарелки.
— Что, Дженни? Наверно, может, ну да, конечно, он может.
— Тогда вели ему помыть посуду. Хочу посмотреть, как он с этим справляется.
— Извини, я еще не запрограммировал его на мытье посуды. Но если хочешь, то я сделаю это. Правда, работа займет несколько часов, но зато потом он сможет всегда мыть тарелки. Но первое время… видишь ли, мытье посуды требует множества вариантов выбора… Работа, так сказать, «мыслительная» — не то что относительно простое дело, вроде кладки кирпича или вождения грузовика.
— Господи! Я так рада — хоть один мужчина понимает, что такое работа по дому. Ты слышал дорогой, что он сказал? Но не отрывайся от дела, Дэнни! Я сама помою посуду. — Она оглянулась вокруг. — Дэн, ты, мягко выражаясь, живешь в свинарнике.
Говоря по правде, у меня совершенно вылетело из головы, что «всемогущий Пит» может работать на меня. Я учил его работать на других — в области торговли и коммерции, например, — а сам просто заметал сор в угол или вообще не обращал на грязь никакого внимания. Теперь я начну учить его выполнять все работы по дому, и он станет делать их не хуже «ловкого Фрэнка», тем более что торсеновских трубок в него вмонтировано в три раза больше.
И у меня теперь появилось время, чтобы осуществить задуманное, так как Джон принял на себя руководство делом.
Дженни печатала для нас описание, а для подготовки заявок Джон нанял патентного адвоката. Не знаю, заплатил ему Джон наличными или заинтересовал в будущих прибылях, — я не спрашивал. Я все передоверил ему, включая распределение общего пакета акций. Теперь, освобожденный Джоном от других забот, я мог спокойно заняться свой основной работой. Я думаю, что поступил правильно: если он будет решать все щекотливые вопросы, то никогда не поддастся искушению надуть меня, как это случилось с Майлзом. Да, честно говоря, мне до всего прочего не было дела: деньги, как таковые, для меня не имели значения. Или я полностью доверял Джону и Дженни, или мне оставалось найти пещеру и стать отшельником.
Я настаивал только на двух пунктах.
— Джон, думаю, нам надо назвать фирму «Алладин. Производство автоматизированного оборудования».
— Звучит забавно. А чем плохо «Дейвис и Саттон»?
— Должно быть именно так, Джон.
— Неужели? Опять предвидение?
— Может быть, может быть. На фабричной марке изобразим Алладина, который трет лампу, а над ним — вылетающего джинна. Я сделаю черновой набросок. И еще одно: лучше, если главная контора будет находиться в Лос-Анджелесе.
— Что? Ну, тут ты явно перебрал… То есть если хочешь, чтобы я вел дело… Чем тебе не нравится Денвер?
— Всем нравится, очень милый городишко. Но здесь нельзя построить завод. Стоит выбрать хорошее место для застройки, как однажды утром выяснится, что его забрало федеральное правительство, — и начинай все сначала. Кроме того, здесь не хватает рабочей силы, сырье придется доставлять издалека, со строительными материалами очень сложно. А в Лос-Анджелесе неограниченный запас квалифицированной рабочей силы, Лос-Анджелес — морской порт, Лос-Анджелес…
— А как насчет смога? Тоже одно из достоинств?
— Со смогом там скоро будет покончено, поверь мне. А ты не заметил, что в Денвере стали вырабатывать свой собственный смог?
— Подожди, Дэн. Ты мне дал ясно понять, что доверяешь вести дело; ты же займешься своей работой. Ладно, я согласен. Но должен же я иметь возможность выбирать условия работы?
— Непременно, Джон.
— Дэн, ни один нормальный человек не поедет из Колорадо жить в Калифорнию. Я служил там во время войны, так что я знаю. Возьми, к примеру, хоть Дженни: она родом из Калифорнии — и втайне стыдится этого. Ее туда калачом не заманишь. Здесь хоть можно различить времена года; зимы, свежий горный воздух, чудесная…
— Разве я зарекалась никогда не возвращаться в Калифорнию? — прервала его Дженни.
— Что такое, дорогая?
Дженни во время нашего разговора спокойно вязала; если уж она заговорила, значит, ей есть что сказать. Она отложила спицы — добрый знак.
— Если мы переедем туда, милый, мы сможем вступить в «Клуб Дубовой долины» — они там купаются круглый год. Я как раз подумала об этом на прошлой неделе, когда увидела, что открытый бассейн в Боулдере покрыт льдом.
Я оставался в прошлом до второго декабря 1970 года — дольше уже было нельзя. Мне пришлось занять у Джона три тысячи долларов: цены за стандартные детали были грабительскими. Я предложил ему под обеспечение даже выписать закладную. Он дождался, пока я подпишу документ, взял его у меня из рук и, порвав, выбросил в корзину.
— Расплатишься, когда разбогатеешь.
— Это будет через тридцать лет, Джон.
— Так долго?
Я задумался. Со времени нашей первой встречи — шесть месяцев назад — Джон ни разу не предложил мне рассказать ему всю мою историю. Тогда он честно сказал, что не верит в саму возможность путешествия во времени, но тем не менее был готов поручиться за меня в своем клубе.
Я сказал ему, что, пожалуй, настало время рассказать все о себе.
— Разбудим Дженни? Она ведь тоже имеет право услышать обо всем.
— М-м… Нет. Пусть она подремлет до твоего отъезда. Дженни — очень цельная натура, Дэн. Если человек ей по душе, то для нее не имеет значения, кто он, откуда. Если ты не против, я ей перескажу все потом.
— Как знаешь.
Он внимательно слушал, время от времени наполнял стаканы; мой — имбирным пивом. У меня были причины не притрагиваться к алкоголю. Я дошел в своем рассказе до того момента, когда приземлился на горном склоне близ Боулдера, и остановился.
— Ну вот и все. Хотя я запутался в одном вопросе. Я еще раз осмотрел склон, где я приземлился, и не думаю, что я упал с высоты большей, чем два этажа. Если при строительстве грунт углубили бы еще, я имею в виду — углубят, я был бы заживо погребен. Возможно, и убил бы вас обоих или, что хуже, взорвал бы все графство. Я не знаю, что происходит, когда две массы одновременно встречаются в одном и том же месте пространства.
Джон продолжал невозмутимо курить.
— Ну, — спросил я, — что скажешь?
— Дэнни, ты мне много рассказывал о том, как будет выглядеть Лос-Анджелес — я имею в виду Большой Лос-Анджелес. Когда мы встретимся, я скажу тебе, насколько точен был твой рассказ.
— Он точен. Разве что какие-то мелочи забылись.
— М-да… ты рассказал все довольно связно. Но тем не менее я все-таки считаю тебя самым приятным психом из всех, что встречал. Это не мешает тебе быть хорошим инженером… и другом. Ты мне нравишься, парень. К Рождеству я тебе куплю новую смирительную рубашку.
— Пусть будет по-твоему.
— А как же иначе? Не то сам стану сумасшедшим… и Дженни придется мучиться со мной. — Он взглянул на часы: — Давай-ка ее разбудим. Если я позволю тебе уехать, не попрощавшись с ней, она с меня скальп снимет.
— Только не это!
Они отвезли меня в Денверский международный аэропорт, и Дженни поцеловала меня на прощание.
Одиннадцатичасовым рейсом я вылетел в Лос-Анджелес.
11
На следующий вечер, третьего декабря 1970 года, я взял такси и поехал к дому Майлза. Я не знал, в каком часу точно оказался там прошлый раз, и поэтому подъехал намного раньше. Отпустив такси за квартал до дома Майлза, я пошел пешком. Уже темнело, но у тротуара стояла только его машина. Я вернулся на сотню ярдов назад, выбрал место, откуда хорошо просматривался кусок тротуара перед домом, и стал ждать.
Две сигареты спустя подъехала другая машина и остановилась. Фары погасли. Я подождал еще несколько минут и поторопился к ней. Это была моя собственная машина.
Ключей от нее у меня не было, да они и не потребовались бы. Поскольку голова моя всегда была занята решением какой-нибудь инженерной проблемы, я давно выработал привычку хранить запасной комплект ключей в багажнике. Вот и теперь я достал их оттуда и залез в кабину. Машина стояла на полого спускавшемся участке дороги; я снял ее с ручного тормоза и, не зажигая фар и не включая зажигание, позволил ей катиться до угла и, только повернув, запустил двигатель и подъехал к переулку позади дома Майлза, как раз напротив дверей его гаража.
Гараж был закрыт. Я заглянул в грязное окно и различил что-то, покрытое куском брезента. По знакомым очертаниям я сразу определил, что это мой старый друг «ловкий Фрэнк».
Гаражные двери в Южной Калифорнии в 1970 году не были рассчитаны на взлом с помощью монтировки. Так что через считанные секунды я уже проник в гараж. Сперва я убедился, что записи и чертежи находятся там, где я и предполагал, — в ящике для инструментов. Я перенес их оттуда в машину и бросил прямо на пол. Затем принялся за «Фрэнка». Никто лучше меня не знал его устройства, да к тому же, как говорится, ломать — не строить, так что дело пошло споро. Но тем не менее провозиться мне пришлось около часа.
Я едва успел затолкать в багажник остатки «Фрэнка» — шасси от кресла на колесах и панцирь «электрической черепахи», как услышал вой Пита. Ругая себя за то, что так долго возился с «Фрэнком», я обошел гараж и поспешил на задний двор. Представление началось.
Я дал себе слово, что уж на этот раз обязательно наслажусь зрелищем великого боя Пита и разделю с ним торжество победы. Но я не мог ничего увидеть. Хотя задняя дверь была открыта и свет струился через решетку, которая закрывала проем, я не мог видеть, что происходит внутри. Я только слышал топот, грохот падавшей мебели, леденивший кровь боевой клич Пита и визг Белл. Тогда я подкрался к решетке, надеясь хоть одним глазком взглянуть на кровавую бойню. Проклятая решетка была заперта на крючок! Это было единственное, что я не учел в своем плане. Я лихорадочно стал шарить в карманах, нашел перочинный нож, сломал ноготь, пока открывал его, потом просунул лезвие в щель и откинул крючок. Едва я успел убрать нож, как Пит, словно каскадер-мотоциклист, таранящий забор, вдарил изнутри по решетке.
Я перелетел через розовый куст. Сомневаюсь, что Майлз и Белл пытались преследовать Пита, — я бы на их месте не рискнул. Сам же я притаился за кустом, чтобы меня не заметили. Спустя некоторое время я поднялся на ноги, постоял немного и двинулся вокруг дома, подальше от открытой двери, из которой свет падал во двор. Теперь надо было подождать, пока Пит успокоится; только тогда его можно будет взять на руки — я-то знаю кошачьи повадки.
Каждый раз, когда он, крадучись, проходил мимо, то и дело издавая боевой клич, я ласково подзывал его:
— Пит! Иди сюда, Пит. Успокойся, мой мальчик, все в порядке.
Он знал, что я здесь, но не обращал на меня внимания, лишь дважды взглянул в мою сторону — и все. Кошки никогда не делают несколько дел сразу; он был теперь очень занят, и у него не было времени любезничать со мной. Но я был уверен, что он подойдет ко мне, как только поостынет.
Пока я ждал Пита сидя на корточках, из дома послышался шум воды — они ушли в ванну смывать кровь, оставив меня в гостиной. Тут мне в голову пришла жуткая мысль: а что произойдет, если проникнуть в дом и перерезать горло своему бесчувственному телу? Но прогнал эту мысль прочь: не настолько я любопытен, да и самоубийство может стать заключительным экспериментом, даже если обстоятельства подкреплены математическими расчетами.