Собранная за день информация окрылила Поля и внушила ему уверенность в том, что здесь есть чем заняться. «Для начала я пойду в кибернетисты, буду пасти коров, — рассуждал Поль, сидя на открытой веранде кафе и рассеянно глядя на стакан газированной простокваши. — Половину кибердворников выгоню в поле. Пусть ловят мух. По вечерам буду заниматься с генетиками. Хорошо, если бы Ирина оказалась генетиком. Меня бы, конечно, прикрепили к ней. Каждое утро я посылал бы ей кибера с букетом цветов. И каждый вечер». Поль отпил простокваши и посмотрел вниз, на черное поле за рекой. Там уже слабо зеленела молодая травка. «Хитроумно! — подумал Поль. — Завтра киберы повернут стадо и погонят обратно. Вот они, челночные пастбища. Однако рутина, не вижу новых принципов. Мы с Ириной выведем коров, которые будут жрать землю. Как дождевые черви. Вот будет весело! Вот только Академия Здравоохранения…»
На веранду, шумно споря о смысле жизни, ввалилась большая компания и сразу принялась сдвигать столики. Кто-то бубнил:
— Человек умирает, и ему все равно — наследники, не наследники, потомки, не потомки…
— Это быку Миколаю Второму все равно…
— При чем здесь бык? Тебе тоже все равно! Ты ушел, исчез, растворился… Тебя нет, понимаешь?…
— Погодите, ребята… В этом своя логика, конечно, есть. Смысл жизни интересует только живых.
— Интересно, где бы ты был, если бы твои предки рассуждали так же. До сих пор сошкой бы землицу ковырял…
— Вздор! При чем здесь смысл жизни? Это просто закон развития производительных сил…
— А при чем здесь закон?
— А при том, что хочешь ты или не хочешь, а производительные силы развиваются. За сохой пришел трактор, за трактором — кибер…
— Ладно, пусть потомки ни при чем. Но, значит, были люди, смысл жизни которых состоял в том, чтобы придумать трактор?
— Что вы путаете? Что вы все время путаете? Речь не о том, зачем каждый отдельный человек живет, а зачем существует человечество! Вы ничего не поняли и…
— Это ты ничего не понял!
— Слушайте! Меня послушайте! Крестьяне! Я вам все сейчас объясню… Ау!
— Дайте, дайте ему сказать!
— Это вопрос сложный. Сколько люди существуют, столько они спорят о смысле своего…
— Короче!
— …о смысле своего существования. Во-первых, потомки здесь ни при чем. Жизнь дается человеку независимо от того, хочет он этого или нет…
— Короче!
— Ну, тогда сам и рассказывай.
— Правда, Алан, давай короче.
— А короче — вот: жить интересно, потому и живем. А кому не интересно — вон в Снегиреве фабрика удобрений…
— Так его, Алан!
— Нет, ребята… В этом своя логика тоже есть…
— Это кухонная философия! Что значит «интересно», «не интересно»? Зачем мы — вот вопрос!
— А зачем смещение перигелия? Или закон Ньютона?
— Самый дурацкий вопрос — это «зачем». Зачем солнце восходит на востоке?
— Во-во! Один дурак ставит этот вопрос, чтобы поставить в тупик тысячу мудрецов.
— Дурак? Я такой же дурак, как и вы мудрецы…
— Да бросьте вы, поговорим лучше о любви!
— «Любовь — что такое! И что такое — любовь?»
— Зачем любовь — вот вопрос! А, Жора?
— Знаете, крестьяне, вот смотришь на вас в лаборатории — люди как люди. А как начнется философия… Любовь, жизнь…
Поль взял свой стул и втиснулся в компанию. Его узнали.
— А! Странник! Странник, что такое любовь?
— Любовь, — сказал Поль, — это специфическое свойство высокоорганизованной материи.
— Зачем организованной и зачем материи — вот вопрос!
— Да будет вам…
— Странник, новые анекдоты есть?
— Есть, — сказал Поль. — Только неостроумные.
— Мы сами неостроумные…
— Пусть расскажет. Расскажи мне анекдот, и я скажу, кто ты.
Поль сказал:
— Один кибернетист (смех) изобрел предиктор, машину, которая предсказывает будущее, этакий агрегат в сто этажей. И задал он для начала предиктору вопрос: «Что я буду делать через три часа?» Предиктор жужжал до утра, а потом сообщил: «Будешь сидеть и ждать моего ответа».
— Да-а, — сказал кто-то.
— Что — да? — сказал Поль хладнокровно. — Сами просили.
— Слушайте, крестьяне, почему все эти киберанекдоты такие дубовые?
— Главное — зачем? Вот вопрос!
— Странник! Как тебя зовут, странник?
— Поль, — пробормотал Поль.
На веранду вышла Ирина. Она была красивее всех девушек, сидящих за столом. Она была так красива, что Поль перестал слышать. Она улыбнулась, что-то сказала, кому-то махнула рукой и села рядом с длинноносым Жорой, и Жора сейчас же наклонился к ней и что-то спросил, наверное: «Зачем?» Поль отдышался и заметил, что сосед справа плачет ему в жилетку:
— Мы просто еще не умеем, не научились. Сашка никак этого не может понять. Такие вещи рывками не делаются…
Поль наконец узнал соседа — это был Вася, человек со скучным голосом, тот самый Вася, с которым они купались в полдень.
— …Такие вещи не делаются рывками. Мы даже не приспосабливаем Природу — мы бьем ее вдребезги.
— А… э-э-э… о чем, собственно, речь? — спросил Поль осторожно. Ему было совершенно непонятно, когда и откуда появился Вася.
— Я же говорю, — терпеливо сказал Вася, — перестраивать живой организм, не меняя генетики.
Поль не отрываясь смотрел на Ирину. Длинноносый Жора наливал ей шампанское. Ирина что-то быстро говорила, постукивая по бокалу смуглыми пальцами. Вася сказал:
— А! Ты влюбился в Ирину! Очень жаль.
— В какую Ирину? — пробормотал Поль.
— Эта девушка — Ирина Егорова. Работала у нас по общей биологии.
Полю показалось, что он упал.
— Как так — работала?
— Я же говорю — жаль, — сказал Вася спокойно. — Она уезжает на днях.
Поль видел только ее профиль, освещенный солнцем.
— Куда? — спросил он.
— На Дальний Восток.
— Налей мне вина, Вася, — сказал Поль. У него пересохло в горле.
— А ты будешь работать у нас? — спросил Вася. — Сашка говорил, что у тебя светлая голова.
— Светлая голова, — пробормотал Поль. — Высокий ясный лоб и спокойные глаза…
Вася засмеялся.
— Не грусти, — сказал он. — Нам всего по двадцать пять лет.
— Нет, — сказал Поль, в отчаянии тряся головой. — Чего ради я здесь останусь? Конечно, я здесь не останусь… Я поеду на Дальний Восток…
Тяжелая рука опустилась ему на плечо, и мощный бас Лина осведомился:
— Это кто здесь поедет на Дальний Восток?
— Лин, слушай, Лин, — сказал Поль жалобно. — Ну почему мне так не везет? А?
— Ирина, — сказал Вася и поднялся.
Лин сел на его место и придвинул к себе блюдо с холодным мясом. Лицо у него было усталое.
Поль смотрел на него со страхом и надеждой, совсем как в старые времена, когда соседи по этажу, бывало, устраивали общешкольную облаву, чтобы изловить хитроумного Либер Полли и научить его не быть слишком хитроумным.
Лин прожевал огромный кусок мяса и сказал басом, покрывшим шум на веранде:
— Крестьяне! Пришел новый каталог изданий на русском языке. Желающих просят в клуб.
Все повернулись к нему.
— А что там есть?
— Миронов есть, Сашка?
— Есть, — сказал Лин.
— А «Железная башня»?
— Есть. Я уже выписал.
— А «Чистый как снег»?
— Есть. Там восемьдесят шесть названий, я не помню всего.
Веранда стала быстро пустеть. Ушел Алан. Ушел Вася. Ушла Ирина с длинноносым Жорой. Она ничего не знала. Она даже не заметила. И она, конечно, ничего не помнила. И не вспомнит. «Жору вспомнит. Двухголового теленка вспомнит. А меня не вспомнит…» Лин сказал:
— Несчастная любовь активизирует. Но она коротка, Полли. Ты останешься здесь. Я присмотрю за тобой.
— А может быть, я все-таки поеду на Дальний Восток? — сказал Поль.
— Зачем? Ты будешь ей только мешать и путаться под ногами. Я знаю Ирину, и я знаю тебя. Ты на пятьдесят лет глупее ее героя.
— А может быть…
— Нет, — сказал Лин. — Останься со мной. Разве твой Лин когда-нибудь обманывал тебя?
И Поль подчинился. Он ласково потрепал Лина по необъятной спине, встал и подошел к балюстраде. Солнце зашло, на ферму опустились теплые прозрачные сумерки. Где-то близко играли на пианино и очень красиво пели на два голоса. «Эхе-хе!» — подумал Поль. Он перегнулся через балюстраду и тихонько испустил вопль гигантского ракопаука, потерявшего след.
ДЕСАНТНИКИ
Спутник был огромен. Это был тор в два километра в поперечнике, разделенный внутри массивными переборками на множество помещений. В кольцевых коридорах было пусто и светло, треугольные люки, ведущие в пустые светлые помещения, были распахнуты настежь. Спутник был покинут невероятно давно, может быть миллионы лет назад, но шершавый желтый пол был чист, и Август Бадер сказал, что не видел здесь ни одной пылинки.
Бадер шел впереди, как и полагается первооткрывателю и хозяину, и Горбовский и Валькенштейн видели его большие оттопыренные уши и светлый хохолок на макушке.
— Я ожидал увидеть здесь запустение, — неторопливо рассказывал Бадер. Он говорил по-русски, старательно выговаривая каждую букву. — Этот Спутник заинтересовал нас прежде всего. Это было десять лет назад. Я увидел, что внешние люки раскрыты. Я сказал себе: «Август, ты увидишь картину ужасающего бедствия и разрушения». Я даже приказал жене остаться на корабле. Я боялся найти здесь мертвые тела, вы понимаете.
Он остановился перед каким-то люком, и Горбовский чуть не налетел на него. Валькенштейн, который немного отстал, догнал их и остановился рядом, насупившись.
— Абер здесь было пусто, — сказал Бадер. — Здесь было светло, очень чисто и совершенно пусто. Прошу вас, взгляните. — Он сделал плавный жест рукой. — Я склонен полагать, что здесь была диспетчерская Спутника.
Они протиснулись в помещение с куполообразным потолком и с низкой полукруглой стойкой посередине. Стены были ярко-желтые, матовые и светились изнутри. Горбовский потрогал стену. Она была гладкая и прохладная.
— Похоже на янтарь, — сказал он. — Попробуй, Марк.
Валькенштейн попробовал и кивнул.
— Все демонтировано, — сказал Бадер. — Но в стенах и переборках, а равно и в тороидальной оболочке Спутника остались скрытые пока от нас источники света. Я склонен полагать…
— Мы знаем, — быстро сказал Валькенштейн.
— Вот как? — Бадер посмотрел на Горбовского. — Но что вы читали? Вы, Марк, и вы, Леонид.
— Мы читали серию ваших статей, Август, — сказал Горбовский. — «Искусственные спутники Владиславы».
Бадер наклонил голову.
— «Искусственные, неземного происхождения спутники планеты Владислава звезды ЕН 17», — поправил он. — Да. В таком случае, разумеется, я могу не излагать вам свои соображения по поводу источников света.
Валькенштейн пошел вдоль стены, озираясь.
— Странный материал, — сказал он издали. — Металлопласт, наверное. Но я никогда не видел такого металлопласта.
— Это не металлопласт, — сказал Бадер. — Не забывайте, где вы находитесь. Вы, Марк, и вы, Леонид.
— Мы не забываем, — сказал Горбовский. — Мы бывали на Фобосе, и там действительно совсем другой материал.
Горбовский и Валькенштейн бывали на Фобосе. Это был спутник Марса, и долгое время его считали естественным спутником. Но он оказался четырехкилометровым тором, окутанным металлической противометеоритной сетью. Густая сеть была изъедена метеоритной коррозией и местами прорвана. Но сам спутник уцелел. Внешние люки его были открыты, и гигантский бублик был пуст точно так же, как этот. По изношенности противометеоритной сети подсчитали, что он был выведен на орбиту вокруг Марса по крайней мере десять миллионов лет назад.
— О Фобос! — Бадер покачал головой. — Фобос — это одно, Леонид. Владислава — это отнюдь другое.
— Почему? — осведомился Валькенштейн, подходя. Он думал иначе.
— Например, потому, что от Солнца и от Фобоса до Владиславы, где находимся сейчас мы, триста тысяч астрономических единиц.
— Мы покрыли это расстояние за полгода, — сердито сказал Валькенштейн. — Они могли сделать то же. И потом, спутники Владиславы и Фобос имеют много общего.
— Но это следует доказать, — сказал Бадер.
Горбовский проговорил, лениво усмехаясь:
— Вот мы и попробуем доказать.
Некоторое время Бадер размышлял и затем изрек:
— Фобос и земные спутники тоже имеют много общего.
Это был ответ в стиле Бадера — очень веско и на полметра мимо.
— Ну хорошо, — сказал Горбовский. — А что здесь есть еще, кроме этой диспетчерской?
— На этом Спутнике, — важно сказал Бадер, — имеются сто шестьдесят помещений размером от пятнадцати до пятисот квадратных метров. Мы можем осмотреть их все. Но они пусты.
— Раз они пусты, — сказал Валькенштейн, — нам лучше вернуться на «Тариэль».
Бадер поглядел на него и снова повернулся к Горбовскому.
— Мы называем этот спутник Владя. Как вам известно, у Владиславы есть еще один спутник, тоже искусственный и тоже неземного происхождения. Он меньше по размерам. Мы называем его Слава. Вы понимаете? Планета называется Владислава. Естественно назвать два ее спутника Владя и Слава. Не так ли?
— Да, конечно, — сказал Горбовский. Это изящное рассуждение было ему знакомо. Он слышал его в третий раз. — Это вы очень остроумно предложили, Август. Владя и Слава. Владислава. Прекрасно.
— У вас на Земле, — продолжал Бадер неторопливо, — эти спутники называют «Игрек-один» и «Игрек-два», соответственно — Владя и Слава. Но мы, мы называем их иначе. Мы называем их Владя и Слава.
Он строго поглядел на Валькенштейна. Валькенштейн играл желваками на скулах. Насколько было известно Валькенштейну, «мы» — это был сам Бадер, и только Бадер.
— Что же касается состава этого желтого материала, который отнюдь не является металлопластом и который я называю янтарин…
— Очень удачно, — вставил Валькенштейн.
— Да… Неплохо… То состав его пока неизвестен. Он остается тайной.
Наступило молчание. Горбовский рассеянно оглядывал помещение. Он пытался представить себе тех, кто строил этот спутник и потом работал здесь когда-то, очень давно. Это были другие люди. Они пришли в Солнечную систему и ушли, оставив возле Марса покинутые космические лаборатории и большой город вблизи северной полярной шапки. Спутники были пусты, и город был пуст — остались только странные здания, на много этажей уходящие под почву. Затем — или, может быть, до того — они пришли в систему звезды ЕН 17, построили возле Владиславы два искусственных спутника и тоже ушли. И здесь, на Владиславе, тоже должен быть покинутый город. Почему и откуда они приходили? Почему и куда они ушли? Впрочем, ясно почему. Они, конечно, были великие исследователи. Десантники другого мира.
— Теперь, — сказал Бадер, — мы пойдем и осмотрим помещение, в котором я нашел предмет, названный мною условно пуговицей.
— Он и сейчас там? — спросил Валькенштейн, оживившись.
— Кто он? — спросил Бадер.
— Предмет.
— Пуговица, — веско сказал Бадер, — находится в настоящий момент на Земле в распоряжении Комиссии по изучению следов деятельности иного разума в космосе.
— А, — сказал Валькенштейн. — У Следопытов. Но я собирал материал по Владиславе, и мне не показали эту вашу пуговицу.
Бадер задрал подбородок.
— Я отправил ее с капитаном Антоном Быковым полтора локальных года назад.
С Быковым они разминулись в пути. Он должен был прибыть на Землю спустя семь месяцев после старта «Тариэля» к звезде ЕН 17.
— Так, — сказал Горбовский. — Осмотр пуговицы, таким образом, откладывается.
— Но мы осмотрим помещение, где я ее нашел, — сказал Бадер. — Не исключено, Леонид, что в гипотетическом городе на поверхности планеты Владислава вы обнаружите аналогичные предметы.
Он полез в люк. Валькенштейн сказал сквозь зубы:
— Надоел он мне, Леонид Андреевич…
— Надо терпеть, — сказал Горбовский.
До помещения, где Бадер нашел пуговицу, оказалось полкилометра. Бадер показал место, где пуговица лежала, и подробно рассказал, как он пуговицу обнаружил. (Он наступил на нее и раздавил.) По мнению Бадера, пуговица была аккумулятором, имевшим первоначально сферическую форму. Она была сделана из полупрозрачного серебристого материала, очень мягкого. Диаметр — тридцать восемь и шестнадцать сотых миллиметра… плотность… вес… расстояние от ближайшей стены…