— Слушай, забыл бы ты лучше вообще, как думал дать нам на лапу. Обещать мы тебе ничего не можем, даже если бы захотели. Нам просто задание свое нужно выполнить.
— О’кей, какое у вас задание? Забрать отсюда меня. Так что то на то и выходит, просто я человек щедрый.
— Жди больше, нет про тебя ничего в нашем задании. Какая у Патруля главная миссия, знаешь? Всегда и везде сохранять мир. Вот и у нас такая же. В приказе написано: в связи с полученным донесением о нападении туземцев, если таковое имело место, провести расследование и всеми возможными способами «сохранить мир». И ни слова о том, чтобы мы вытащили Жерара Берка из местной каталажки и подбросили его до дому. Погоди, я еще не кончил. Ты не хуже меня знаешь, как действует Патруль. Находясь в отдаленных местах Системы, офицер должен полагаться на традицию и здравый смысл…
— Ну если ты ищешь прецедент, то мог бы и знать…
— Заткнись. Прецедент — это просто предположение, что некто, действовавший в прошлом и с меньшей информацией, несмотря на это, понимает ситуацию лучше, чем человек, попавший в эту ситуацию сегодня. Если бы ты зря не просиживал штаны, а толком использовал то время, которое провел в Академии, ты бы знал, что традиции — это совсем не то, что ты думаешь. Следовать традиции — значит делать все в таком же высоком стиле, как и те, кто был до тебя; это значит — делать, как и они.
— Ладно, ладно, кончай свою лекцию.
— Поэтому мне нужно, чтобы ты мне кое-что рассказал. Скажи, до встречи с тобой Маленький народ встречался с землянами?
— Ну… разумеется, они слышали о людях… Кое-что, во всяком случае. Потом, здесь побывал Стивенс.
— Кто этот Стивенс?
— Геолог, работает в компании, принадлежащей моему отцу. Это он провел здесь предварительное обследование и проинформировал отца о трансурановых рудах. С ним еще был пилот его разведывательного корабля.
— И это — единственные люди, с которыми встречались туземцы до прилета «Гэри»?
— Да, насколько я знаю.
— Про Патруль они когда-нибудь слыхали?
— Сомневаюсь… хотя, нет, слыхали. Эта мамаша-начальница, похоже, знает местное слово, обозначающее Патруль.
— Хм-м… странно все это. Насколько я знаю, Патрулю еще ни разу не приходилось работать так близко от экватора — а если б и приходилось, капитан Янки нам обязательно бы рассказал.
Берк пожал плечами, Оскар продолжил:
— Это сильно меняет дело. Ты все испоганил, Берк. Из-за открытия твоих минералов сюда прилетят люди, много людей. А ты так все замечательно начал, что неприятности теперь посыплются одно за другим, и в конце концов все это перерастет в партизанскую войну между местным населением и людьми. Волнения могут охватить всю планету, до самых полюсов. Задача Патруля — подавлять в зародыше саму возможность такой ситуации; в этом наша миссия и состоит. Теперь мне придется на коленях ползать, чтобы все загладить, из кожи лезть, чтобы они не думали, что все мы такие. Ты мне можешь хоть что-нибудь рассказать еще? Что угодно, любая мелочь сгодится — дело слишком серьезное, все нужно брать в расчет.
— Не думаю. Но ты давай, давай — обрабатывай старушенцию, глядишь, чего и получится. Можешь даже ей ляпнуть, что увозишь меня под арестом, если, конечно, от этого будет какой толк. Между прочим, отличная мысль! Лично я возражать не буду, лишь бы отсюда смотать.
— Арестовать — это можно, если она пожелает, — покачал головой Оскар. — Но ты вроде бы уже и так под арестом, вполне законным, между прочим, арестом, за преступления против местных законов.
— Да что ты говоришь?
— Могу и еще кое-что добавить. То, в чем ты сейчас признался, где угодно считается преступлением. Если она захочет, тебя будут судить на Терре. Но мне, честно-то говоря, безразлично, хоть так, хоть этак. Патруля это уже не касается.
— Но здесь же ты меня не собираешься оставлять?
— Вот лейтенант Турлов очнется, сам с ним и будешь все обсуждать. Что до меня, то я не собираюсь ставить под угрозу нашу задачу. И чего, собственно, ради? Чтобы спасти тебя от наказания за убийство? Да-да, убийство — вот именно! Ты сам в этом признался.
— Но… — Берк оглянулся по сторонам. — Текс! Мэтт! Неужели вы позволите ему встать на сторону говорящих лягушек?
Мэтт промолчал, не сводя с Берка холодных глаз.
— Заткнись, Вонючка, — ответил Текс.
— Это точно, — кивнул Оскар, — заткнись и ложись спать. У меня рука болит, и вообще — не хочу я больше с тобой разговаривать.
В комнате мгновенно настала тишина, хотя никто из них не смог заснуть сразу. Мэтт лежал и думал, получится ли у Оскара убедить лягушачью мать — так он называл ее про себя — в честности их намерений. И в который раз мучал себя вопросом — как это так вышло, что он не смог уберечь джип. Наконец уснул и он.
Разбудил его громкий стон. Мэтт вскочил и подбежал к лейтенанту. Оказалось, что не он первый — Текс уже был на ногах и стоял, склонившись над Турловым.
— В чем дело? — спросил Мэтт. — Ему хуже?
— Он все время пытается что-то сказать.
Глаза Турлова приоткрылись и он посмотрел на Мэтта.
— Матап, — голос его дрожал. — Матап… Pourquoi fait-il nuit ainsi?[54]
К ним подошел Оскар.
— Что он говорит?
— Похоже, маму зовет, — ответил Текс. — Остальное — чушь какая-то.
— Куда девался этот пузырь? Надо ему дать попить. — Мэтт приложил сосок пузыря к губам лейтенанта, тот напился и мгновенно заснул.
Вот что, ребята, — сказал Оскар. — Вы ложитесь, а я попробую переговорить с охранником, когда он снова принесет нам поесть. Нужно договориться о встрече с этой главной мамашей. Все-таки надо бы как-нибудь организовать ему медицинскую помощь.
— Оскар, хочешь, я подежурю? — предложил Мэтт.
— Нет, Мэтт, ты отдыхай. Я все равно не смогу уснуть. Эта проклятая штука все время чешется.
— Ладно.
Мэтт уже засыпал, когда раздались шаги и чья-то рука откинула занавес. Оскар, сидевший у самой двери со скрещенными ногами, как только охранница отодвинула занавес, чтобы поставить на пол поднос с едой, — просунул руку в образовавшуюся щель.
— Убери руку, — сказала охранница.
— Послушай, — начал уламывать туземку Оскар, — мне надо поговорить с твоей матерью.
— Убери руку.
— Ты ей передашь мою просьбу?
— Убери руку!
Оскар убрал, и охранница задвинула занавес.
— Что-то непохоже, чтобы они хотели вступить с нами в переговоры, — заметил Мэтт.
— Поживем — увидим, — ответил Оскар. — Завтрак подан. Буди остальных.
На блюде лежала все та же сомнительного вида жвачка.
— Дели на пятерых, Текс, — скомандовал Оскар. — Вдруг лейтенант очнется и захочет есть.
— Я не буду, — Берк брезгливо взглянул на пищу.
— Отлично. Значит, на четверых. — Текс кивнул и сделал как было сказано.
Кадеты принялись за еду. Наконец Мэтт откинулся назад, посмотрел на товарищей и сказал задумчиво:
— Неплохо бы, конечно, сейчас апельсинового сока и кофе, но в общем кормят нас не так уж и плохо.
— Я вам не рассказывал, как дядя Боди попал в мексиканскую тюрьму в Хуаресе? По ошибке, естественно.
— Естественно, — согласился Оскар. — И что дальше?
— В тюрьме их кормили кашей из прыгучих мексиканских бобов. Так вот, дядя…
— Живот у него, что ли, заболел?
— Да нет. Он их тарелку за тарелкой сметал, а через неделю перепрыгнул четырехметровую стену и пошел домой.
— Если б я сам не видел твоего дядю, ни за что б не поверил. Слушай, а что бы он делал на нашем месте?
— Что делал? Стал бы любовником этой ихней старушки и через три дня отдавал бы приказы направо-налево.
— Что-то и мне поесть захотелось, — вдруг объявил Берк.
— Это порция лейтенанта, — предупредил его Оскар. — Тебе предложили, нечего было отказываться.
— Не имеешь права мной распоряжаться.
— Да что ты говоришь — не имею? Имею, и сразу по двум причинам.
— Какие еще причины?
— Мэтт и Текс.
— Врезать ему как следует, командир? — Текс встал.
— Пока не надо.
— Ну вот!.. — разочарованно вздохнул Текс.
— Между прочим, — заметил Мэтт, — тут есть и постарше тебя, так что придется подождать очереди.
— Замолчите, ребята, — оборвал их Оскар. — Никто ему не врежет, если только он не схватит порцию лейтенанта.
У входа послышался шум и занавес приоткрылся.
— Моя мать согласилась видеть тебя. Пошли.
— Меня одну или со всеми сестрами?
— Всех вместе. Идем.
Они направились к выходу. Берк хотел выйти тоже, но две амфибии оттолкнули его и держали до тех пор, пока еще четверо не подняли лейтенанта Турлова и не вынесли его в коридор. После этого группа двинулась по коридору.
— Хоть бы свет в этой крысиной норе сделали, — сказал Текс, споткнувшись в очередной раз.
— Для них здесь и так светло, — сказал Оскар.
— Понятно, — ответил Текс, — но мне-то от этого не легче. Мои глаза в инфракрасном не видят.
— Тогда поднимай повыше ходули.
Они оказались в большой комнате. Это был не тот зал при входе, куда их привели в первый раз — здесь не было бассейна. Амфибия, та, что говорила с ними тогда и после разговора с которой их увели, сидела на возвышении в дальнем углу комнаты. Из пленников ее узнал один Оскар; для его спутников она ничем не отличалась от прочих амфибий. Оскар ускорил шаги и поравнялся с сопровождающими.
— Приветствую тебя, старая и мудрая мать многих.
Амфибия выпрямилась и пристально посмотрела на него.
В комнате стояла тишина. У каждой ее стены выстроились представители Маленького народа, то и дело переводя взгляд со своей предводительницы на землян и снова на свою предводительницу. Мэтт чувствовал — от ее ответа зависит сейчас их судьба.
— Приветствую, — амфибия отказалась взять на себя инициативу в переговорах, поскольку никак не назвала Оскара. — Ты хотел говорить со мной. Можешь говорить.
— Что это за город, в который я попал? Может быть, я приехал в такую даль лишь затем, чтобы оказаться в городе, где не соблюдают обычаи?
Венерианское слово «обычаи» значило много больше, чем в языке землян, и охватывало все обязательные правила поведения, при которых старшие и более сильные охраняют младших и слабых. Туземцы, услышав слова Оскара, зашевелились. Мэтт подумал: а не слишком ли тот увлекся. Выражение на лице амфибии изменилось, но Мэтт так и не понял, к добру это или к худу.
— Мой город и мои сестры всегда соблюдали обычаи… — она использовала другой, более широкий термин, охватывавший и табу, и прочие обязательные действия, а не только закон помощи… — Ия никогда не слышала раньше, чтобы нас обвиняли в том, что мы их избегаем.
— Я слышу тебя, о благородная мать многих, но твои слова приводят меня в замешательство. Мы прибыли сюда, мои сестры и я, в поисках помощи как для нас, так и для нашей матери, которая серьезно больна. Я тоже ранена и не могу защитить своих младших сестер. И как нас приняли в твоем доме? Ты лишила нас свободы, наша мать лежит безо всякого ухода, и здоровье ее ухудшается.
Более того, нам даже не предоставили отдельных комнат для того, чтобы есть.
Из толпы присутствующих донесся вздох, который Мэтт правильно истолковал как возмущенный возглас. Оскар вполне сознательно употребил непристойное слово «есть» вместо объяснений обиняками. Но он продолжал говорить, и подозрения Мэтта нашли новое подтверждение.
— Разве мы рыбы, чтобы с нами так обращались? Или таковы обычаи твоих дочерей?
— Мы следуем обычаям, — коротко ответила амфибия; гнев в ее голосе был настолько очевиден, что это заметили даже Мэтт с Тексом. — Мне казалось, что у твоего рода исчезло всякое приличие. Это будет исправлено.
Она что-то сказала одной из своих сопровождающих; маленькая фигурка тут же исчезла.
— Что касается твоей свободы, то я поступила по закону, потому что должна защищать своих дочерей.
— Защищать своих дочерей? От кого? От моей больной матери? Или от меня со сломанной рукой?
— Твоя сестра, не знающая обычаев, лишила тебя свободы.
— Я слышу твои слова, о мудрая мать, но их смысл ускользает от меня.
Амфибия недоуменно посмотрела на Оскара. Она спросила о Берке, произнося его земное имя «капитан-Берк» как одно слово. Оскар заверил ее, что Берк не является «дочерью матери» Оскара или даже «матери матери» Оскара. Амфибия-старейшина задумалась.
— Если мы вернем тебя в верхние воды, ты обещаешь покинуть нас?
— Но что будет с моей матерью? — спросил Оскар. — Неужели ты просто выкинешь ее наверх больной и слабой, чтобы она умерла и была уничтожена существами из слизи?
На этот раз Оскар постарался избежать венерианского выражения «быть съеденным». «Мать многих» распорядилась, чтобы лейтенанта перенесли на возвышение, где сидела она, и положили рядом. Несколько представительниц Маленького народа собрались вокруг и осмотрели его, переговариваясь друг с другом высокими шепелявыми голосами. Наконец сама амфибия-старейшина присоединилась к осмотру и после этого повернулась к Оскару.
— Твоя мать спит.
— Это — нездоровый сон. Ее голова повреждена ударом.
Оскар подошел к группе, окружающей лейтенанта, и показал на опухоль на голове Турлова. Амфибии сравнили очертания головы лейтенанта с головой Оскара, с любопытством проводя по ней мягкими лапками. Снова обмен мнениями. Мэтт не понимал даже того, что удавалось расслышать, слова по большей части были ему незнакомы.
— Мои ученые сестры считают, что было бы слишком рискованно разобрать голову твоей матери на составные части, потому что боятся, что не сумеют снова поставить все на свои места, — заявила наконец «мать многих».
— Хоть здесь успокоили, — тихо пробормотал Текс.
— Ос не дал бы им это сделать, — шепнул в ответ Мэтт.
Предводительница распорядилась о чем-то, четверо амфибий подняли бесчувственное тело лейтенанта и понесли из комнаты.
— Послушай, Ос, — ты считаешь, с ним ничего не случиться? — обеспокоенно спросил Текс.
— Нет, успокойся, — ответил Оскар и тут же объяснил амфибии-матери многих: — Моя сестра беспокоится о безопасности нашей матери.
Старая амфибия сделала жест, внезапно напомнивший Мэтту о его двоюродной бабушке Доре: она самым натуральным образом фыркнула.
— Передай ей, что ее ноздри могут не дрожать.
— Старая дама посоветовала тебе не поднимать шухер, Текс.
— Слышал я. О’кей, ты начальник, — ответил Текс и пробормотал: — Ноздри! Во сказала.
Когда Турлова унесли, повелительница повернулась к людям.
— А сейчас отдыхайте, и пусть ваши сны будут о дочерях.
— Пусть же и твои сны будут не менее прекрасны, о благородная мать.
— Мы еще вернемся к этому разговору.
Она величественно выпрямилась во все четыре фута своего роста и вышла из комнаты. После ее ухода эскорт земноводных повел кадетов по другому коридору. Наконец они остановились перед входом в другую комнату. Возглавлявшая эскорт амфибия пожелала им всего доброго, точно повторив формулу, произнесенную старейшиной. Кадеты вошли в помещение, занавес задвинулся, но остался чуть-чуть приоткрытым. Мэтт сразу обратил на это внимание. Он повернулся к Оскару:
— Да, Оскар, просто нет слов. Такой силы убеждения я еще не слышал. Если тебе когда-нибудь надоест Патруль, могу предложить отличную работу — продавать снег эскимосам. Для тебя это пара пустяков.
— Все верно, — согласился Текс, — полностью присоединяюсь к Мэтту. Ты был просто великолепен, Оскар. Мой дядя Боди, и тот не втерся бы к старушке в доверие лучше тебя.
— Сравнение что надо. Спасибо, Текс. Честно говоря, у меня у самого словно гора с плеч. Если бы Маленький народ не был таким честным и доверчивым, у меня точно бы ничего не вышло.