Те, кто способен хоть немного различить голос своей души, на протяжении всей жизни пытающейся перекричать разум, чаще всего поднимаются выше среднего. Именно этим людям принадлежат открытия, именно они двигают вперед науку, прогресс, технологии. Именно эти люди считаются элитой.
Такие вот вопли души, прорвавшиеся сквозь выстроенные разумом баррикады, стоят бесконечно дорого, и за них готовы платить те, кто свою душу не слышит, то есть подавляющее большинство. Да, можно достичь впечатляющих высот, если научиться хоть иногда, изредка, позволять душе пробиться. Не умея этого делать, человек обречен на прозябание даже будучи великолепным специалистом, истинным знатоком своего дела.
Но что, если полностью отключить разум и больше никогда его не включать, чтобы окончательно высвободить душу? Закончится ли жизнь? Погаснет ли свет? О, это, пожалуй, самая главная загадка.
И все существование цивилизации Первых свелось к ее решению, в конечном итоге найденное. Найденное, как и все гениальное, случайно и очень просто.
Невозможно анализировать, не имея разума. Невозможно видеть и слышать, осязать и обонять, не имея разума. Но можно чувствовать. Ощущать в полном объеме, впитывать в себя, пропускать через себя и осознавать, не понимая. Существование возможно и без мыслей, рассуждений, сравнений. И оно гораздо приятнее. Несопоставимо приятнее.
Вернувшись в собственное тело, замерзшее, лежащее посреди погасшего табала, Кирилл с досадой стиснул зубы, видя, как уплывают и бесследно растворяются в мрачном, налитом чернотой небе увиденные им картины. Он не мог принести оттуда ничего, кроме простой истины - мир не таков, каким мы себе его представляли.
Увы, облечь в слова то, что впечаталось в память навечно и законсервировалось где-то там, в жестком диске, невозможно. Да и не нужно, наверное. Достаточно бережно хранить в себе чувства, вызванные увиденным. Они никогда и никуда не исчезнут, что бы ни случилось.
Единственное, что стало теперь предельно ясно - люди в этой Вселенной одни. Они попали сюда случайно, чей-то прихотью или даже неловкостью, как выпавшая из кармана монетка падает в лужу, грязную, скверно пахнущую, но подходящую для существования и даже по-своему прекрасную. По крайней мере, она становится таковой для того, кто в ней живет и срастается с ней, не мыслит себя без нее.
На вязком дне лужи уже лежит другой мусор, когда и кем-то брошенный или оброненный. Мятые, полуразложившиеся от влаги сигаретные пачки, окурки, осколки бутылочного стекла, потерявшие все краски этикетки... Но других монет в этой луже не было и никогда не бывало, даже если пивные крышки, глядящие вверх светлыми донышками, так на них похожи.
Зря Первые ломали головы, искали свои корни, строили сложные эволюционные теории, так похожие на правду, но все же лишенные безукоризненности, так необходимой для успокоения. Все, что здесь есть, в этой безграничной Вселенной, уже было до них. Миллионы миллионов лет жизнь шла своим чередом, развивалась, менялась, нащупывала новые, более приспособленные и универсальные формы, но не так и не сумела добраться до той стадии, где начинается то, что мы, люди, понимаем под словом "разум". Потому что мы все не отсюда. Мы выпали из кармана, не донесенные кем-то неловким до дома. Нас выронили, о нас забыли, за нами не вернулись.
Нерушимые законы физики, константы и аксиомы - все это касается лишь никому не нужной лужи, которой суждено высохнуть после дождя. А настоящая, большая жизнь - она там, за пределами мелкого грязного водоема. Но какая она? И является ли та жизнь настоящей? Или есть что-то еще? Бесконечность?
Кирилл видел все и все забыл. Пролетели считанные мгновения, а он уже не мог вспомнить ровным счетом ничего. Единственное, что сохранилось, что уже никогда не пропадет, это осознание того, что Первые, повинуясь своей любознательной Природе, решили выбраться на берег и идти дальше. Они решили искать. Они променяли уютную теплую лужу на холодный асфальт, на быстрые реки и на горы, чьи вершины насмешливо смотрят на облака сверху вниз.
Те же немногие, устрашившиеся новой бесконечности, сочли такую затею глупой, опасной и непривлекательной. И их можно понять. В конце концов, в том, новом мире, не было ровно ничего знакомого - формы, звуки, свет... Все это оттолкнуло их, и, высунув на секунду нос, они решили возвратиться в родной омут. И это был их выбор. И таким же стал выбор Кирилла.
48.
Вновь завывал ветер. Проходя сквозь сферические навершия столбов, он выдавал атональную басовитую мелодию. Звуки, на первый взгляд меж собой не сочетающиеся, складывались в необыкновенный темный рисунок, притягательный своим вопиющим и даже варварским несовершенством. Это завораживало. Хотелось слушать и слушать.
По коже бежали мурашки. Не то от гудящих где-то вверху порывов ветра, не то от музыки, морозом дышащей прямо в сердце.
Кирилл поднял руки и опасливо осмотрел их. Они были целы. От яда, пущенного Стражем, не осталось и следа. Кожа была ровная, здоровая, отсутствовал даже малейший намек на повреждение. Ни шрама, ни рубца, ни царапинки.
Полежав еще с минуту, Кирилл понял, что слишком замерз. Он сел, хоть этого делать категорически не хотелось, а потом и встал. Голову чуть вскружило, но, стоило сделать шаг, как все вернулось в норму.
В желудке откуда-то взялась приятная сытость, в мышцах трепетала молодая упругая сила, готовая пойти в ход по велению хозяина. Кирилл прежде не бывал в лучшей форме. Он знал, что утратит ее, как только покинет это место, и не мог сдержать сожаления.
Зловещий ветер резко стих, будто не дул над головой секундой раньше. Стало ощутимо теплее. В воздухе повеяло едва уловимой сладостью с тонким, фруктовым вкусом. Кирилл с удовольствием потянул носом, зажмурился, улыбнулся.
Все, с кем Кирилл проделал этот опасный путь, находились здесь, разбросанные на несколько десятков метров друг от друга. Они тоже только еще приходили в себя, вспоминая, как сюда попали и что это вообще за место.
Ближе всех оказался Милан. К лицу приклеилась дурацкая косая ухмылка, глаза все еще смотрели туда, куда им всем ненадолго приоткрыли дверь.
Хотя, как сказать - ненадолго. Занимался студеный рассвет. Его розовая пастель пока еще робко, но все смелее поднималась над бескрайним озером, готовясь потеснить пронзительные звезды и гладкие, будто обточенные водой круглые камешки-луны. Как всегда, они щедро делились бледным светом, и потому Кирилл не сразу понял, что минуло не меньше десяти часов. А может, и меньше. Или больше. Ощущение времени сбилось, в который уже раз. Кирилл не удивился бы, скажи ему кто, что пролетела неделя.
Все здесь, - произнес Милан и спросил, все так же криво усмехаясь. - Никто не ушел?
Как видишь.
А меня и не приглашали, - хохотнул серб и помотал головой, понимая, что ведет себя не совсем адекватно.
Ну думаю, что туда нужно приглашение, - отозвался Кирилл. - Да и мы не готовы. Просто не готовы. Возможно, позже созреем. Лет так через полмиллиона, м? Что думаешь?
Думаю, что мы окажемся там гораздо раньше, - серьезно и тихо произнес Милан.
- Кажется, я тебя понимаю.
Они пошли навстречу Арсентию и Фенару. Если последний выглядел вполне нормально, то Сеня был просто наглухо пришибленный. С растерянным детским взглядом он озирался, не желая понять, что захватывающее путешествие отняло неожиданно много времени и, к сожалению, закончилось.
Табал не съел тебя? - улыбнулся Кирилл Фенару.
Я ему встал костью в горле, и он меня выплюнул, - Фенар подмигнул в ответ. Его лицо было ясным. Проводник впервые за все их короткое знакомство перестал хмуриться, и вечно собранная на лбу кожа, наконец, разгладилась. С его души свалился камень. Проводник чувствовал себя замечательно. - Интересно, если я вернусь сюда вновь - табал покажет мне еще раз?
Наверное, - Кирилл пожал плечами. - Но есть ли в этом смысл? Разве что подразнить душу... Ты увидишь то же самое, и точно так же почти ничего не принесешь с собой.
Но теперь я понимаю, почему многие не возвращались, - Фенар почесал бороду. - И понимаю, почему другие вернулись.
Наконец-то подошел Арсентий. Он посмотрел на Милана, потом перевел взгляд на Фенара и на Кирилла.
Можно, я просто ничего не буду говорить?
Нужно, - согласился Милан.
Обсудим позже, - поддакнул Кирилл. - Или никогда.
Ты, я смотрю, выздоровел, - Арсентий кивком указал на руку Кирилла, вспомнив, что лучший друг едва добрался до табала. - Даже морда лица у тебя прошла. Синяка-то больше нет!
Хотя бы подлечились. Быстро и бесплатно, - сказал Милан. - Не поймите меня неправильно, но... Мне кажется, не стоит затягивать момент. Надо бы расходиться.
Кирилл поежился - все-таки зябко здесь, до полноценного лета еще далеко. Впрочем, вполне может статься, что в этих краях как таковой жары нет, а прохладное безветрие воспринимается местными как благодать. Они ведь привыкли к лютым холодам, и такой вот чуть морозный, но прозрачный и ясный рассвет для них - настоящая благодать.
Надо бы расходиться, значит... Да. И правда ведь надо. Табал готов отправить их куда угодно, и все четверо это прекрасно знали. Даже если кто-то сомневался в возможностях этого феноменального устройства... Скорее, создания. Да, табал был живым. Определенно. Всесильная машина намерения. Скажи ей, чего желаешь, и получи. Ей ничего не стоит забросить человечка куда тому угодно.
Фенар все понял без перевода. Широко улыбаясь, он подошел и обнял Кирилла, похлопал его по спине и искренне произнес:
Я счастлив, что у меня есть такой брат, как ты. Спасибо тебе и удачи!
Все это время у меня была масса вопросов к тебе, - ответил Кирилл, когда Фенар отстранился. - Но, сдается мне, отвечать тебе на них не нужно. В конце концов, все и так ясно. И тебе удачи, брат, береги себя.
Они пожали друг другу руки. Переносицу обстреляли невидимые маленькие лучники, усеяв каждый миллиметр колючими стрелами. В горле запершило, но Кирилл знал, что сдержится. От сентиментальности он никогда не страдал.
Фенар задрал голову, прикрыл глаза козырьком ладони. По небу скользила, снижаясь, та самая летающая тарелка, что привезла их сюда.
Я отправлюсь своим ходом, - пояснил Фенар и ткнул пальцем в тарелку. - Она это знает.
Уверен? - с тревогой спросил Кирилл.
Более чем, - твердо ответил проводник. - Стража больше нет, никто и ничто не угрожает мне. Да и принести что-нибудь дельное нужно, Грент ждет. В суматохе я до сих пор ничего не прихватил для него.
Тем временем челнок снизился и отворил погрузочный люк.
Киря, - подал вдруг голос Арсентий. - Я иду с Фенаром.
49.
И Кирилл, и Милан как идиоты таращились на Сеню, не зная, что и сказать. Тот же дурацки скалился во все тридцать два и стыдливо пунцовел, словно школьник, застигнутый за просмотром эротического журнала.
Мне нужно еще раз туда, в Хаву, - пустился объяснять Сеня.
Идио-о-от, - протянул Милан и со смачным шлепком прижал к лицу ладонь. Кирилл все еще не мог подобрать слов.
Я ненадолго. Я обязательно вернусь, так и передай моим, Киря. Теперь я знаю сюда дорогу, и мне ничего не помешает вернуться, когда я захочу.
Но ведь потом будет тяжелее! - воскликнул, наконец, Кирилл.
Ему хотелось отвесить Сене хорошего леща, вразумляющего и отрезвляющего, да рука не поднималась. Этот дурачок был настроен как никогда решительно. Кирилл заглянул в блестящие от жажды приключений глаза Арсентия, и до него окончательно дошло, что друга не остановить. И не нужно даже пытаться.
Понимаю, о чем ты, - согласился Арсентий. - Но это - мой выбор. К тому же, повторяю, мы не прощаемся. До встречи, парни.
Качая головой с сердитым осуждением - скорее, впрочем, напускным - Милан пожал широкую и тощую, похожую на лопату с пальцами, ладонь Сени. Кирилл, отправляя лучшего друга в путь по чужой земле, был настроен оптимистичнее. Табал хорошо повлиял на него.
Что ж, надеюсь, ты не пожалеешь об этом. В любом случае, не заставляй нас волноваться, не задерживайся здесь.
Удачи вам.
И тебе, - вздохнул Кирилл.
Фенар, с интересом наблюдавший за развитием ситуации, отошел в сторонку и пропустил Сеню в чрево челнока. Дабы убедиться в том, что он все правильно понял, Фенар осведомился:
Этот чудик едет со мной?
Да. Присмотри за ним, - сказал Кирилл. - Ему нужно в Хаву, там у него любовь, видишь ли...
Ого! - воскликнул Фенар. - Ты уж будь уверен, братец, глаз с него не спущу.
Бывайте, - Кирилл махнул рукой.
Фенар скрылся вслед за Сеней в челноке, и люк моментально схлопнулся. Летающая тарелка вновь набирала высоту. Она беззвучно скользила к берегу, когда Кирилл повернулся к Милану и спросил.
Ну, что будем делать?
Ты знаешь, я все-таки вступлю в Возрождение, - заявил серб, и это было последнее, чего ожидал Кирилл - стоило попасть на Року, как вся прежняя жизнь вылетела из головы. Только сейчас Кирилл вспомнил, что Марья с Расимом и Витом состояли в какой-то подпольной организации... Все это было так далеко!
Даже самое недавнее прошлое, а именно приключения на Тайе, динозавры, погони и перестрелки с людьми Фэнлоу казались чем-то давно прожитым и неважным. Да и вообще, вся эта подковерная возня, свойственная разумным жителям третьей от Солнца планеты, в данный момент Кирилла не волновала.
Но такое пренебрежение к делам земным, конечно, носило временный характер, и это Кирилл тоже прекрасно понимал. Можно отправиться в любой обитаемый мир, населенный людьми - достаточно попросить об этом табал - однако душа просилась именно домой.
Люди, люди... Земляне... Что ж, у них есть шанс вырасти, созреть, перейти на новую ступень и познать, наконец, свою суть, как это сделали Первые. Или сгинуть, как ласвитяне, гойды и многие другие. Большинство цивилизаций совершало самоубийство. А те, кто еще не оступился, просто пока не успели начать настоящую гонку. У них все впереди.
Так или иначе, Кирилл выбрал свой мир. То же самое сделал и Милан. Так, может, имеет смысл навести порядок на родине? Ведь все начинается с малого...
Ну, работы у меня больше нет, - с усмешкой сказал Кирилл. - Ни на Земле, ни где-то еще. А в Возрождении, судя по оснащению наших друзей, платят недурно.
Только за наших друзей надо поквитаться, - сухо ответил Милан, недобро сверкнув глазами. - И, очистив Возрождение как минимум от одного паскудного паразита, заслужить уважение.
Что ж, ты прав, - согласился Кирилл. - Навестим-ка Николая, что скажешь?
Поехали, - Милан хищно улыбнулся, глядя куда-то сквозь Кирилла - должно быть, уже представлял, как удивится поганый гойд, узрев незваных гостей.
Осталось неизвестным, кто из ребят включил табал. Кирилл успел только удивленно охнуть, когда его тело лишилось веса, а сам он - формы и облика. Последнее, что он увидел, исчезая в неведомых далях, это приземляющийся на северный берег озера челнок, на таком расстоянии кажущийся маленькой черной мошкой.
50.
Они свалились в промозглый темный вечер. Кирилл упал на заснеженный газон, Милан распластался рядом на недавно очищенной от коварной наледи брусчатке.
Сердце екнуло. Не прошло и секунды, как Кирилл узнал это место. Жемчужина Волги!
Впрочем, не узнать было бы сложно, ибо ребята очутились аккурат возле стены сверкающего огнями отеля. Он нависал над ними этажами и был, наверное, единственным источником света на сотни метров вокруг. Во всяком случае, куда ни глянь - черным-черно, и только вдали удавалось рассмотреть желтый свет в окнах. Значит, ночь. Поздняя, переходящая в утро. И зима.
Вот уж где пригодились бы шкуры серых медведей! А ведь ими так и не довелось как следует попользоваться.
Колотун враз доконал Кирилла. Он едва встал с покрытой тонким слоем свежего снега цветочной клумбы, как тело сковала мелкая дрожь. Застучали зубы, даже волосы заледенели.