Что ж! Камин затоплю, буду пить…
Хорошо бы собаку купить.
Черт, и это не годится; из трех бунинских пунктов только один исполним; даже собаку не с кем оставить, когда в рейс уйду.
И вот, поддавшись ходу этих мыслей, загрязненных влечениями и страстями, которые согласно махаяне рано или поздно создадут неправильный омраченный мир вокруг меня, я вспомнил о том, что оставила мне Инга – адресок на Рижском взморье. И с каждым новым днем отпуска я все больше думал, а не навестить ли мне эту невесть откуда взявшуюся дамочку, непонятно на кого работающую, не прочитавшую ни одной хорошей книжки, вроде тех, что стоят у меня на полке… А не появиться ли у нее в гостях сюрпризом, тем более что она сейчас должна вернуться домой со Шпицбергена?
В итоге я поехал, точнее, полетел. На самолете, потом на автобусе, до того самого Рижского взморья, где не бывал уже тысячу лет, и за это время там точно не стало многолюднее и веселее. А последние метров триста прошел пешком – воздух морской, целебный, впрочем, у нас в Арктике ничуть не хуже.
Дело уже к вечеру, моросящие сумерки. У подъезда ее дома, если я не ошибаюсь номером, стоит машина, здоровенный универсал. Зуб даю, что не ее автомобиль. Хотя квартал приличный; здесь и немцы, купившие дома на памятном взморье, и нетрудовые мигранты из Москвы-Питера, желающие проживать поближе к своим счетам в офшорах, и некоторые рижане, имеющие заграничный доход, но у Инги наверняка должен быть малолитражный хетчбэк.
На моем внутреннем светофоре зажегся красный свет. Лучше сейчас не звонить в переднюю дверь и вообще не маячить со стороны фасада. Попробую-ка я заглянуть с задней стороны дома. Постройки в этом квартале стояли впритык, тесно, так что мне пришлось обогнуть ряд коттеджей, чтобы попасть во двор и оказаться у Ингиного дома с тыла. Тут стояла скромная «маздочка» – хетчбэк, как и ожидалось. С обратной стороны у дома имелся черный вход, а еще оконце подвала – незапертое и даже приоткрытое; может, через него ходит гулять киска, и хозяйка дома посчитала, что человек не пролезет. А вот я, такой худой после всех переживаний последнего рейса, протиснулся, хотя и пришлось несколько сплющиться.
Внутри отсутствовал стол для пинг-понга и прочие спортивные прибамбасы, зато имелся ящик с инструментами для работ по дому: здоровенные ножницы, плоскогубцы и так далее, бессмертный по своей работоспособности холодильник «ЗиС – Москва» 50-х годов, плюс куча старых книг советских изданий; надо полагать, наверху их не осталось. Даже захотелось прикарманить Крапивина, но вовремя вспомнил про «облико морале». Выйти из подвала можно было лишь одним путем. Я стал подниматься по ступеням лесенки, ведущей на первый этаж.
И вдруг увидел ноги спускающегося сверху человека – не ошибиться, ступни здоровенного мужлана размером сорок четыре, такие не занимаются науками и прекрасными искусствами; к тому же я заметил ствол. И сразу принял решение: согнулся и вперед, чтобы дернуть на себя эти ноги, ухватив за щиколотки. Мужчина, навернувшись, хоть и ударился головой о ступеньку, однако не отключился, только выронил свой «глок». Нет, я не кинулся поднимать пистолет. Противник, назовем его так, как раз ухватился за перила, чтобы встать.
Через секунду он с недоумением смотрел на свою руку, пробитую ножницами и пригвожденную к перилам. Рот его раскрылся для крика, но крикнуть не успел. Я уже подобрал пистолет и вмазал гражданину по темечку – пару раз, для верного отключения света в голове.
Затем поднялся на первый этаж – тут в основном была кухня. Едва спрятался за посудомоечной машиной, как на кухню вошел человек; даже и в полумраке ясно, что большого роста и крепкого телосложения. Моя рука машинально нащупала сковородку и, когда верзила поравнялся с посудомоечной, ударила его по лбу. Он был в низко надвинутой вязаной шапочке, да и лоб оказался не высок, поэтому получилось не особо гулко. Со второго, такого же приглушенного, удара верзила вырубился.
Я двинулся из кухни по короткому коридору и в фонарном свете, зашедшем в оконце и подмазавшем предметы, увидел тень. Присел, и как раз над моей головой свистнула пуля, выпущенная из пистолета с глушителем. Не разгибаясь, прыгнул вперед. Моя голова влетела в живот стрелявшего, а его рука с пистолетом оказалась поверх моей спины. Я развернулся, пытаясь ухватить оружие, но не удержался, шлепнувшись на спину. Если б не успел пнуть коленом наводящуюся на меня руку, наступил бы печальный эпилог, а так пуля ушла в стену, раскоцав штукатурку. Я распрямил ногу и, засадив носок своего ботинка противнику в торец, перехватил его руку с пистолетом. Но оппонент, ухватив другой рукой меня за горло, стал душить на локтевом сгибе. Тоже здоровый был гад: ручища у него, как у других нога. Соответственно, моя голова принялась – по ощущениям – уверенно набухать. В последний момент, перед тем как ей лопнуть, я вспомнил о трофейном пистолете и дал противнику рукояткой по кумполу. Хватка сразу ослабла, но противник еще произнес что-то против «ватников», которых надо «вбываты», и мне пришлось повторить тычок. Надежность создается избыточностью – разок накинул ему в лоб. Коридорный душитель наконец растянулся на полу. Стало совсем тихо. Если на том все, то этих трех надо поскорее упаковать.
Кстати, пока вязал эти персоны, то обнаружил у них предметы, не свойственные киллерам, а скорее подходящие для медиков. Шприцы, ампулы, ручной ультразвуковой сканер. И загадочный спрей впридачу, назовем его перечным.
По окончании работы услышал топоток легких ног на лестнице, идущей со второго этажа на первый, и уже организовал засаду под ней, но вовремя сообразил – это не мужчина. Высунулся и, зажав рот даме, втащил в свое укрытие. Через секунду отпустил. И в полумраке ясно – Инга.
– Что вы здесь делаете? – зашипела она.
– Вы же мне адресок оставили, так что воспользовался вашим предложением.
– Оно не было конкретным, – оспорила госпожа Штернберг.
– Тогда, виноват, не понял этих европейских тонкостей; в любом случае, вам привет от белых медведей. Но, похоже, я все ж вовремя объявился. В вашем доме было трое мужиков, которые охотились на вас.
– Вы убили трех человек? – Ее глаза приметно округлились.
– Не совсем. Скажем, нейтрализовал. Они в подвале, упакованы; у них вы и справьтесь, что они делали в вашем доме.
В ответ из подвала донеслось урчание одного из тех муркетов. Очнулся, сердечный.
– Вызывайте полицию, Инга.
– Они сами могут быть из полиции безопасности. Или какой-нибудь спецслужбы, связанной с полицией безопасности. Сейчас мы уедем, я только на секунду наверх, соберу сумку. А вы, господин Корнев, ждите в моей машине, она с обратной стороны дома, так что идите через черный ход. Вот вам ключи.
С задней стороны дома был по-прежнему тихий дождливый вечерок, двор с зеленью и скромная «маздочка».
Я сел в машину и подождал, пока Инга выйдет из дверей со своей сумкой. Но красивого завершения у этой истории не получилось. Где-то послышался скрежет тормозов. И почти сразу бросилось в глаза, что в нашу сторону бегут через двор двое «пиджаков».
Инга сама сказала, что это может быть какая-то «полиция безопасности», в общем, не друзья. Нажав на газ, я двинул вперед, вильнул бортом и уложил обоих бегунов на дворовую плитку. Вернулся назад, открыл дверцу машины перед госпожой Штернберг, и тут за ней из дома выскочил еще один – кажется, освободился кто-то из тех, кого я оставил в подвале. Тем хуже для него. Он бежал с пистолетом в выставленной руке – по ней и пришелся удар дверцы. Этот удар хорошо развернул его, так что мне осталось только прихлопнуть его небольшую почти микроцефальную голову той же дверцей, направленной уже в другую сторону.
– Что дальше? – спросил я, обернувшись к Инге. – Очевидно, вы знаете.
– Трогайте с места. Живее.
Война на взморье– Кто вы, черт возьми? – зло рявкнула госпожа Штернберг, когда мы уже вырулили на улицу.
– Здравствуйте, приехали. Вы же меня знаете. Старпом с судна «Яков Пермяков» Мурманского морского пароходства, Корнев Иван Андреевич, вы сидели у меня в каюте, мы пили можжевеловку и японский виски, кстати, недурной, обменялись адресами. И бокал вы тогда разбили о переборку – «на счастье», сказав, что это русский обычай.
– Вы сейчас так обошлись с этими людьми…
– В смысле, неласково? Это от испуга. Навыки как-то реагировать в сложной ситуации – это со времен срочной службы в ДШБ 61-й бригады морской пехоты Северного флота. А вот кто вы? Постарайтесь ответить с некоторыми подробностями, это может дать ключ к отгадкам некоторых вопросов. Про европейский «институт генетического наследия» я уже слышал.
– Я, – она помедлила и словно прислушалась, – работаю в лаборатории, занимающейся генотипированием и секвенированием генетической информации.
– То есть модификацией живущих организмов и созданием новых?
– С созданием новых есть определенные проблемы, а модификацией точно – в интересах сельского и рыбного хозяйства.
– В интересах корпораций, производящих ГМО и захватывающих мировой рынок семян и спермы? Причем действующих весьма нахраписто – так, что даже к селянам в глубине Африки могут наведаться крепкие ребята с мачете и посоветовать срочно обратиться за семенами к дилерам какой-нибудь «Монсанто». А к доброму слову прилагается и обещание отрезать все селянское хозяйство под набедренной повязкой в случае, если совет не будет принят.
– Да, мы связаны с крупными фирмами. А что там творится в дебрях Африки – это уже не моя тема.
– Так, дамочка, предполагаю, что вы добились в своих исследованиях чего-то впечатляющего, например того, что можно с большим эффектом применить против русских. Но некая западная спецслужба решила, что вы ненадежны, возьмете и сольете информацию тем же русским, и потому решила убрать вас, чтобы вы не помешали проведению важной операции. Для этих целей могла просто нанять каких-нибудь живодеров-правосеков.
– Это не более чем сочинение на вольную тему, господин Корнев.
– Согласен, хотя раньше вы называли меня Иваном Андреевичем и даже Ваней. А когда произносили слово «Ваня», то хихикали и болтали ножкой.
– За нами едет полиция. Сейчас нам действительно надо остановиться. – Лицо у Инги Штернберг стало как у слепой, со взглядом, направленным внутрь, и ярко выраженной покорностью судьбе.
– А с этим не согласен, полиция нас повяжет и сдаст тем паукам из спецслужбы. Думаю, пока ваша жизнь под угрозой, Инга, нам не стоит останавливаться.
Полицейский БМВ мощно прибавил ходу и поравнялся с кабиной нашей «маздочки», из громкоговорителя донеслись суровые слова на иностранном языке. Я дал резко влево и, сбросив патрульную машину на обочину (точнее, полицейский с перепуга сам стал выворачивать руль), снова выровнял курс.
– Что вы делаете? – Инга с испугом, вплоть до расширения зрачков, смотрела на меня – как на настоящего психа.
– Пытаюсь оторваться. В таких ситуациях не надо себя ни в чем ограничивать.
– Полицейские сейчас начнут стрелять по колесам, потом по кабине, через пару минут навстречу выедет другой патруль, а сверху появится вертолет. Вы уже наработали на длительный срок тюремного заключения, неограниченный вы наш.
– Понял. Теперь поработайте и вы.
Я положил руки Инги на руль. В ритме вальса перетащил ее круглый, надо сказать, задок себе на колени – да, был бы не прочь задержаться в этой позиции, но время не ждет – и разом пересел на место пассажира справа. Она же поневоле заняла место водителя. Рокировочка закончилась, а пируэт пока нет. Еще один шаг, и я на заднем сиденье.
– Инга, золотце, откройте крышку багажника.
– Нельзя, Корнев, на ходу никак.
– Давайте, милая, иначе ей капут.
Она, с прибалтийской сноровкой испугавшись порчи своего имущества, сняла блокировку, крышка поднялась, и я из положения «скрюченно сидя» перемахнул на капот идущего сзади полицейского авто. Наверное, сыграли навыки перепрыгивания на необорудованный берег. Получилось, правда, не слишком фотогенично: одна моя нога соскользнула, но успела остановиться на бампере, а руками я лихорадочно хватался за кромку капота. Не слетел я и потому, что полицаи нас бодро догоняли.
Опять толчок в лягушачьем стиле – бампер снова стал точкой опоры, и я уже на крыше полицейской машины. Распростершись там и как-то уцепившись за широкую «мигалку», заглянул через открытое боковое окно в кабину, где вертела головами и вращала очами парочка служителей порядка. Струйка перцового газа в глаза вывела из строя одного из них.
Второй полицейский, управляя машиной, заодно попытался выстрелить в меня, но опять же аккуратненько – так, чтобы не повредить имущество в виде крыши; тысячелетнее пребывание в роли хозяйственного инвентаря у остзейских баронов оставило свой неизгладимый отпечаток. Поэтому он высунул руку с пистолетом из окна машины. Однако мое тело на крыше уже поменяло расположение. Перехватив ту самую руку с пистолетом за запястье, я крепко двинул ею о кромку оконного проема. Оружие улетело на дорожное полотно; полицейский, взвизгнув, стал тормозить, попутно пытаясь поднять стекло. А я ему активно мешал, отрывая его потные пальцы от кнопки автоподъемника. В конце тормозного пути моя рука уже нашарила внутреннюю ручку открывания двери, дернула ее и следом, ухватив полицейского за рот и ухо, выбросила из машины. Мне стало неловко, но сразу вспомнилось, как латвийские полицаи орудовали в Отечественную войну на оккупированной Псковщине, где моя бабуля зимой в лесу пряталась от них, и сразу полегчало.
Я сел в водительское кресло и, распахнув дверцу напротив, с одного хорошего пинка вытолкнул второго служителя порядка, все стонущего из-за перцовки в глазах. (Точнее, выплеснул его – мужчина был дивно пухлый; не ведал я тогда, что скоро и мне придется серьезно измениться в габаритах.) Полицейский автомобиль, уже под моим управлением, двинул с главной дороги, а встроенный навигатор, извещающий о его местоположении, был выдернут с мясом из передней панели и улетел в придорожные кусты. Через пять минут я поменял машину, затормозив при помощи ухалки какого-то незадачливого водилу, превысившего скорость. Этого господина пришлось оставить на заднем сиденье полицейского авто с руками, связанными его подтяжками, велев смирно дожидаться очередного патруля, чтобы не отягощать своего положения и т. д. «Зитцен штиль, нихьт бевеген!» – выразился я вроде не на местном наречии, но так грозно, что дядя прилично испугался.
Теперь у меня была чистая тачка где-то на час. Я за 15 минут догнал Ингу и пересадил к себе. Однако напарница осталась в полном унынии.
– Мы уже натворили на пожизенный срок, Корнев. Да, я знала, что русские медленно запрягаются, но быстро едут, однако не настолько же…
– Поэтому предлагаю прорываться через латвийско-российскую границу. В конце пути устрою вас поварихой или дневальной на судно Мурманского пароходства. Тетя Даша даст вам пару уроков мастерства, начиная с 72 рецептов приготовления макаронов по-флотски. Кстати, ваш легкий иностранный акцент сделает вас неотразимой для любого старпома и даже капитана. Ну, что, по рукам?
– Мы едем на мою работу, – неожиданно твердо произнесла она.
– Согласен, Инга, Севморпуть не для каждого. Тогда введите пункт назначения в навигационную систему, чтобы я мог доставить вас в наилучшем виде.
Минут через десять она добавила:
– Мне нужно забрать там кое-что. Но мое появление в неурочное время сразу сделает меня подозреваемой.
– Хорошо, вы подождете меня в гараже.
– То, что нужно забрать, – это программа.
– Инга, я могу довольно ловко сыграть роль наладчика сети.
– Это программа, общение с которой носит неформальный характер.
– Я понял, речь идет об искине. Я знаю, что процессы генотипирования, секвенирования и тра-ля-ля идут быстрее и лучше при применении суперкомпьютеров и мощных программ, обладающих способностями самообучения.
– Да, правда, – она с некоторым удивлением посмотрела на меня.
– Ваш искин напрямую работает с микроманипуляторами, кантилеверами, иглами зондовых микроскопов и так далее?
– Работает не напрямую. Грубо говоря, любой инструмент замкнут на человека-исследователя, но подсказки дает компьютерная программа. В режиме реального времени.