– Я не русский, – как можно спокойнее проговорил он.
– Какая разница? – фыркнул комиссар. – Для меня вся ваша банда на одно лицо, навроде китайцев. И не надо, пожалуйста, угрожать мне дипломатическим скандалом, видал я вас…
– Пан Кручка, – с неожиданной вкрадчивостью заговорил Леон, мечтая лишь о том, чтобы не потерять терпение, – давайте не будем делать вещей, о которых потом вам будет противно вспоминать. Перед вами лежит мое удостоверение. Возьмите его в руки, войдите в доступные вам кадровые реестры Европейского Космического Агентства, затем введите номер удостоверения и, – Макрицкий сделал небольшую паузу, – добавочный JSN-13-64. И вам все станет понятно. Надеюсь, вы не откажете мне в такой незначительной услуге?
Полицейский стал еще краснее, но все же, бросив на застывшего в кресле Леона короткий цепкий взгляд, придвинул к себе его удостоверение и повернулся к клавиатуре мощного профессионального инфора, который, безусловно, имел возможность выхода на любые открытые сети мира. Держа в левой руке свою трубку, он шустро заплясал по клавишам пальцами правой. Леон следил за выражением его лица. Через минуту оно заметно помрачнело.
– То-то у меня с утра печень болела, – проворчал Кручка и повернулся к Макрицкому. – Ну, пан секретный агент, будем считать, что я действительно не хочу неприятностей. Что я должен для вас сделать?
– Экспертиза, – любезнейше напомнил ему Леон. – Срочно, пан комиссар, срочно. Вне всякой очереди.
– Вы думаете, есть шансы? – поинтересовался тот, нажимая клавишу на интеркоме.
– Шансы есть всегда, – пожал плечами Леон. – А в моем случае их более чем достаточно.
Кручка передал вбежавшей на его зов секретарше пакетик с окровавленной салфеткой, распорядившись о необходимости срочного проведения соответствующих исследований и, тяжко вздохнув, попытался улыбнуться:
– Может, вам кофе, пан майор?
– Тогда прикажите, чтобы из машины вашего лейтенанта принесли бутылку коньяку. Там этого добра навалом.
Комиссар не ответил ему, но распоряжения о кофе и корзинках отдал тотчас же, и менее чем через минуту все заказанное было доставлено в его кабинет. Леон выдернул из корзины бутылку «Ай-Петри», сорвал печать и криво усмехнулся:
– Давайте рюмки. За знакомство, что ли…
Пан Кручка выскочил из кресла и суетливо распахнул массивный сейф в углу кабинета. На столе появилась пара крохотных серебряных рюмочек. Макрицкий придвинулся поближе, осторожно разлил коньяк, и понюхал кофе. Напиток был вполне, по крайней мере, не из автомата.
– Давайте, – предложил он начальнику, поднимая рюмку. – Будем здравы.
– Слава Езусу, что не за упокой души вашего друга, – ответил Кручка, отхлебывая коньяк.
– Там другая ситуация, – мрачно отозвался Леон.
В этот момент инфор комиссара пискнул и он, не успев даже глотнуть кофе, поспешно повернулся к дисплею.
– Странное дело, – произнес Кручка. – Какой-то французский гангстер. Чего его сюда занесло, у себя что ли работы мало? Только таких гастролеров мне еще не хватало!
– Французский? – вскочив, Леон метнулся к дисплею.
«Луи Анатоль Пелисье, 2091 г.р., родился в Марселе в семье… осужден за непредумышленное убийство… побег…»
– Достаточно, – тихо сказал он Кручке. – Сотрите это все к черту. И постарайтесь выкинуть мое дело из головы вон… так будет лучше для всех. Можете допрашивать подполковника Дороша – если, конечно, вам посольство позволит, но я могу сразу предположить, что ничего толкового он вам не скажет.
Комиссар хрипло вздохнул и провел рукой по волосам.
– Когда вы улетаете? Существует определенный набор формальностей…
– Я улетаю в ближайшее время, – Леон поднялся и оправил на себе форму. – Пан Кручка, поверьте мне на слово: не лезьте! Вас это дело не касается решительно никак. Чем меньше вы будете знать, тем лучше будет для вашей печени. И прикажите, чтобы мне немедленно вернули салфетку с кровью…
Двумя часами позже он уже сидел в кресле рейсового «Ила», идущего на Москву.
Глава 3.
Леон загнал машину на служебный подземный паркинг, молча, здороваясь с вахтой лишь кивками, прошел через пост внутреннего контроля и остановился перед лифтом. В руке у него была кожаная сумка с бутылкой от Уленгута, внутренний карман плаща оттягивал табельный пистолет, который он еще ни разу не брал с собой за все время службы в Москве. Коровин уже ждал; пожав руку Пальчика, Макрицкий чуть прикусил губу и шагнул в кабинет шефа.
– Садись, – приказал тот и вынул из ящика стола массивную пепельницу. – Я б на твоем месте слегка подрагивал…
– Смысл? – поинтересовался Леон, раскрывая свою сумку. – Я немного фаталист, господин генерал. Это вот вам от Уленгута, как он и обещался.
Коровин вдруг встал, подошел к стоящему у длинного совещательного стола Леону и цепко схватил коробку с портвейном. Леон посмотрел на него с удивлением: глаза у генерала горели как у пьяницы, дорвавшегося до бутылки после целого месяца трезвости.
– Отлично… – тихо проговорил Коровин, и не думая, однако же, распаковывать подарок. – Молодец Пауль. Молодец…
Коровин вернулся в свое кресло, спрятал бутылку в ящик письменного стола и резким взмахом смахнул со лба капельки пота.
– У меня, собственно, есть несколько версий, – заговорил он, глядя на Макрицкого. – Но раскрутить мы, как ты понимаешь, не можем ни одной. Твой Пелисье завербован службой покойного Луи Котте. Собственно, это они и организовали ему побег – не совсем понятно, зачем он был нужен в «нелегально-подвешенном» состоянии, разве что только для таких грязных дел, как в Праге: найти «незапачканного» киллера сейчас очень трудно. Не те времена…
– Может, и срок они ему сделали? – криво усмехнулся Леон.
– Запросто. Они же и гарантировали его безопасность на территории Евросоюза – тут, Леонид, возможны самые разнообразные варианты, но сейчас эти детали меня не очень волнуют. Версии же у меня следующие. Наименее реалистичная – действительно, им был нужен Дорош. В его департаменте сейчас есть за что зацепиться. Правда, то не нашего ума дело, но все же, есть, можешь мне поверить. Ну, и предположение более близкое к реальности, хоть в какой-то мере объясняющее этот, как сам ты понимаешь, жест отчаяния, – они очень хотят зацепить кого-нибудь из тех, кто досматривал разбитый курьер на Луне.
Леон чуть не подавился дымом.
– Вы хотите сказать, что у нас… утечка?
– Да, вопросец веселый, – вздохнул генерал. – В другой обстановке я вчера еще поднял бы следователей из нашей собственной «безопасности» и приказал начать масштабную проверку. Но сейчас… – Коровин замолчал, пристукнул пальцами по столешнице. – Сейчас – может начаться такое, что всем нам надолго станет не до служебных расследований.
– Вы сказали, что у вас несколько версий, – воспользовавшись снова возникшей паузой, напомнил Леон.
– Несколько? – удивился Коровин. – А-аа… да, собственно… нет, чепуха. Нам сейчас, возможно, придется заниматься несвойственными, я бы так сказал, делами, и в этом контексте тебе следует быть готовым немедленно перебазироваться в Киев и засесть там тише воды ниже травы. Твое начальство, разумеется, в курсе…
– Мы влезли куда-то не туда, – утвердительно произнес Леон.
– В каком-то смысле, – морщась, кивнул генерал. – Ребята из политической разведки приняли немецкую версию насчет этого проклятого курьера. Они считают, что корабль нес некий артефакт, являющийся своего рода подтверждением готовности Триумвирата принять французскую модель развития событий. И, собственно, единственная заминка, пока еще сдерживающая политическое руководство Республики Франция – это отсутствие стопроцентной уверенности в том, что данный артефакт находился на борту. Там все так запутано… особенно с Брюсселем. Самоубийство Котте, который, очевидно, и осуществлял связь между массинами, представляющими на тайных переговорах Триумвират, и брюссельцами, летавшими на Луну, говорит в пользу именно такого варианта. Котте просто не выдержал – нервы. Наши вместе с некоторыми европейцами подготовили доклад, в котором подробно разъясняется связь ряда брюссельских чинуш с крупными негосударственными компаниями, занятыми на «социалке». Ты не представляешь себе, какие там средства.
– Виллы в Ницце? – скривился Леон. – Как они их легализовали?
– Виллы им не нужны. Там другое… контроль над банковскими консорциумами и промышленностью. Ты сам должен понимать, особенно после работы у нас: мы все дошли до некоей грани, за которой начинается потеря научных школ и технологий. В Брюсселе и в Вашингтоне очень хотят, чтобы эту грань мы перешли. Что будет через пятьдесят лет, их не волнует совершенно. Они, понятно, с голоду не сдохнут.
– Но… последствия этого «французского варианта»? – спросил шокированный Леон. – Ведь это же, по сути, развал Евросоюза! А индокитайцев они что, совсем в расчет не принимают?
– Ну воевать-то с ними никто не будет! А вслед за Францией тут же подпишутся и Штаты. Все уже решено… И если бы курьер дошел до Луны без дырок в корпусе, запасной вариант, который, как недавно стало известно, был подготовлен задолго до провала голосования в Европарламенте, уже пошел бы в дело, и сидели б мы сейчас с тобой на казарменном положении. Хотя, повторяю, до каких-либо силовых методов протеста дело не дойдет. Это уже, к сожалению, решено твердо. А может, оно и к лучшему. Боюсь только, что и у нас тут начнется такой водоворот, что лучше брать отпуск и лететь куда-нибудь в Тимбукту. Там сейчас гораздо более здоровая атмосфера. Тебе, конечно, в этом смысле можно только позавидовать…
– Вы ошибаетесь, господин генерал, – помотал головой Леон.
– М-мм? – Коровин удивленно поднял брови и посмотрел на него в упор.
– Вне «системы» мне места нет. Разумеется, я предпочел бы летать, но раз вы решили, что я нужнее именно здесь – что ж так, тому и быть. Но уходить совсем… конечно, мне на первый взгляд проще: так или иначе, а на семейных предприятиях всегда нехватка толковых инженеров. Вот только смысл потеряется.
– Смысл? Смысл жизни, что ли? Ты еще слишком молод, Леонид.
– Прошу простить, господин генерал.
– Валентин Андреевич.
– Да, Валентин Андреич… Может быть, и смысл жизни… Я ведь всегда хотел только одного – летать. Все остальное не имело особого значения. За чинами, как вы сами знаете, я никогда не гнался, сладких должностей тоже не искал. Я рад служить под вашим началом, но все же вы должны знать – мое место не здесь.
Генерал Коровин покачал головой. Он погладил пальцами столешницу, улыбаясь чему-то своему, потом шумно вздохнул и откинулся на спинку кресла.
– Ступай служить, пилот, – сказал он. – Мельника сегодня нет, у него вдруг почки схватило, но кое-что по службе Котте они накопали. Ты почитай, а потом набросай мне резюме на пару строчек – может, додумаешься до чего-нибудь этакого.
Встав, Коровин проводил Леона до двери и крепко пожал на прощанье руку. Макрицкий прошел через «предбанник», лишь рассеянно кивнув Пальчику: от всей беседы с шефом в его душе осталось ощущение некоей недосказанности. Аж в носу свербило… В задумчивости Леон добрался до своего кабинета и закурил наконец сигарету – у Коровина он словно бы забыл про выделенную для него пепельницу.
Опять недосказанность. С одной стороны, шеф говорил о вещах, не слишком предназначенных для майорских ушей Леона Макрицкого, а с другой – не сказал очень и очень многого. Откуда у немцев возникла уверенность в том, что погибший звездолет должен был доставить нечто, подтверждающее готовность Триумвирата (а если уж точнее – то в первую очередь тровоортов!) к принятию брюссельского сценария сотрудничества? Значит ли это, что они знали не только о факте переговоров на Бэксайде Луны, а еще и о сути обсуждавшихся там вопросов? Но тогда получается, что Мельник зачем-то лгал ему, утверждая, будто бы не имеет по этому поводу ничего, кроме слухов. Зачем? Утечки бывают везде, это, к сожалению, дело обыденное…
Вот у Котте, похоже, с утечками обстояло довольно худо – не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы правильно расшифровать намек Коровина насчет «нервов». Что-то утекло у него совсем уж неприлично! Леон знал, где искать подсобранные Мельником материалы по данной тематике: воспользовавшись доступными ему кодами, он скоро раскрыл недавно оформленную папку, последние изменения в которой датировались вчерашним вечером. В общем-то говоря, ничего особо интересного он не ожидал. Общие данные… однако же через несколько минут Леон довольно хмыкнул и повернул поудобнее к себе голографический дисплей, висящий над его письменным столом. Кто-то из людей, работавших с Мельником по выделенной шефом теме, умудрился выйти на списки европейской агентуры. Даже устаревшие – последние даты аж прошлогодние, – и наверняка не полные, свежая информация подобного рода прячется очень хорошо, попробуй подберись, списки все же представляли немалый интерес. Проглядывая файлы, Леон нашел двух хорошо известных парламентариев, несколько юристов из высшего брюссельского общества и английского биржевого жука, имевшего дела с транснациональным аэрокосмическим концерном МББ. Ребята Котте не жалели средств для осведомленности своего шефа. Увидев файл с данными своего приятеля Филиппа Дюмеля, Леон только покачал головой. Неисповедимы пути господни… Интересно, он хоть понимал, на кого работает? Понимал, наверное – и тем не менее.
Одно из имен – Роберт Комптон, ксенолог, заставило его остановиться и задуматься. Не о нем ли говорил как-то Форен, утверждая, что Комптон знает Триумвират лучше всех, и, по слухам, тровоорты, время от времени появлявшиеся на Земле еще только в процессе рассуждений о Договоре, имели с ним какие-то особые дела? Как жаль, что Юбера больше нет, он наверняка мог бы рассказать много интересного об этом таинственном ксенологе, явно игравшем не последнюю роль среди агентов Котте.
Леон грустно покачал головой и потянулся за очередной сигаретой. Официальной причиной гибели лайнера, на котором летел тем вечером Юбер Форен, было названо небрежное предполетное обслуживание водородного реактора, давно уже выходившего свой ресурс. Виновные, как положено, были наказаны, но Леон хорошо помнил слова Цезаря Карловича Трубникова о людях, имеющих некоторое отношение к французским спецслужбам. Теперь он знал, что это за люди.
Интересно, а сам он, Трубников-Кастольди, знал, какую информацию нес в себе Форен, если ради него угробили целый рейсовый лайнер, набитый ни в чем не повинными людьми? Впрочем, для его убийц не существовало правых и виноватых. Были лишь любопытные, способные расшатать своим любопытством механизм действующей власти, да «случайные прохожие», в данном «случае» – пассажиры того самого лайнера.
Недавно еще сама мысль о спецслужбах, охотящихся на тех, кто волей судьбы прикоснулся к некоему «нежелательному» знанию, могла показаться Макрицкому бредом. Охота на ведьм, средневековье! Но теперь, увы, он знал – да, они пойдут и на это. Лишь бы остаться у кормушки, лишь бы сохранить статус мудрых вождей этого маленького погрязшего во лжи мира.
Постепенно Макрицкий начинал догадываться, что имел в виду Чизвик, говоря о нарушениях Старшими ими же принесенного на Землю Кодекса. И те, тогдашние чинуши, рассевшиеся в своих уютных кабинетах посреди земных столиц, обо всем этом знали. А зная – год за годом выстраивали свою безумную концепцию всеобъемлющей лжи. Концепцию, на которой и держалась сегодняшняя власть, давно уже привыкшая скрывать очевидное и озабоченная в первую очередь тем, чтобы не допустить «утечки» глобального масштаба.
Вот только какую же роль во всем этом бедламе играю я, фигура отнюдь не планетарного масштаба?
* * *Вызов по личному каналу застал Макрицкого в двух кварталах от дома. Остановившись возле стеклянного кубика продуктовой лавки, Леон выбрался из машины, еще раз с недоумением посмотрел на незнакомый ему номер на дисплее и решительно придавил сенсор ответа.
– Это Артюхин беспокоит, – услышал он слегка подзабытый голос офицера ФСБ. – У меня к вам разговор на пол-литра. Сегодня можете?
– М-мм, – Макрицкий машинально посмотрел на хронометр – по совести говоря, пьянка никак не входила в его планы на вечер. – Даже не знаю…