– Ивалла, это магева Оса! – снова попыталась представить меня травница. – Она Валя посмотреть пришла.
Ивалла вяло качнула головой и всетаки изволила ответить:
– Пусть посмотрит, коли не шутишь, – поставив миску с кормом на землю, чем вызвала бурный восторг курей, женщина ушла в дом и тихо затворила за собой дверь.
Что ж, меньше народу – больше кислороду, а на прием к врачу пациенту и вовсе лучше без родственников заходить, чтобы уши от «компетентных» советов не вяли.
– Эй, пацан, иди сюда, – весело поманила я мальчишку указательным пальцем.
Бережно опустив на скамью недовольную кошку, паренек проворно вскочил и подбежал к нам.
– Небось надоело молчать, как рыбеха? – подмигнула мальчишке.
Тот серьезно кивнул, переступил с ноги на ногу, поводя босыми пальцами по мягкой дворовой пыли. Я почти позавидовала, сразу захотелось скинуть тапки, стянуть носки и тоже пройтись босиком.
– Тогда давай тебя лечить! – бодро обнародовала свои намерения, убедившись, что с головой у парнишки все в порядке, речь понимает, а значит, не треснулся настолько, чтобы мозгов лишиться. Да и шрамов никаких на горле нет, стало быть, все заморочки с немотой чисто психические, а лечение таковых – дело не только магии, но и личного доверия пациента к врачу.
Читала я или слышала когдато, что клин клином вышибается, а страх страхом, но пугать паренька второй раз мне, как начинающему логопеду, совершенно не хотелось. Оставив этот вариант в качестве запасного, мысленно выбрала подходящий набор рун из своего арсенала и вытащила из сумки на плече карандаш – обычный серый грифель в ярком синезеленом футляре из дерева. Взяла мальчишку за острый, хоть обрежься, подбородок, покрутила его симпатичную мордашку вправовлево, потрепала по вихрам и огласила свое решение:
– Я сейчас колдовские знаки на твоем лбу напишу, они запоры с языка снимут.
Глаза Валя, и без того такие же большие, как у сильфа, при виде моего сияющего карандаша стали вполлица. Фальболтушка и тот перестал трещать по пустякам, затаил дыхание. Ровно писать я никогда не умела, поэтому решила просчитать, какого размера руны мне следует нарисовать на лбу мальчишки, чтобы все влезло, а ансуз, та руна, которая отвечает за воздух, дыхание, снятие оков да за речь, уместилась аккурат в центре. Перевернув карандаш обратным концом, прикусила губу, сосредоточилась. Черчение никогда моей сильной стороной не было, то ли аккуратности не хватало, то ли каждый раз училкуистеричку вспоминала, и желание чтото изображать пропадало напрочь. Но тут хочешь не хочешь, а хотя бы попробовать поколдовать нужно было. Пальцы начало чутьчуть покалывать от магического действия готовой воплотиться в рисунке руны.
– Уже все? – хрипловатый неуверенный голосок прозвучал так неожиданно, что я, не успев начертать ни единого знака, выронила карандаш.
Катрика изумленно охнула и попятилась к двери дома, шепча:
– Ивалла, Ивалла, пойди сюда…
– Ну, раз говоришь, значит, все, – ошалело хмыкнула я, нагнулась, чтобы поднять карандаш, и посоветовала: – Мать позови, да погромче, чтоб она тебя со двора услыхала.
– Мама, – неуверенно позвал Валь, потом, пробуя голос, стал повторять с каждым разом все громче и звонче: – Мама, мамочка, мама!..
– Валь, сынушка! Родненький! Говори! Говори! – Ивалла вихрем вылетела из дома, едва не сметя со своего пути травницу (ято успела отскочить), и сграбастала свою кровиночку в такие крепкие объятия, что стало страшно за ребра пацана.
Мать смеялась и рыдала одновременно. Катрика беззвучно плакала рядом, вытирая ладонью дорожки радостных слез. Я шепнула ей на ухо:
– Пора, пойду, а ты им скажи, что со мной сама расплатилась – какиминибудь секретами знахарскими. Не буду у вдовы плату брать.
– Но как же так? – Травница замялась, вроде бы чуя мою правоту, но не осмеливаясь нарушить раз и навсегда установленный порядок. – А обычай…
– Я паренька не лечила магией, не успела, – осторожно призналась женщине, отведя глаза от обезумевшей матери и счастливого пацана, чей голос звучал все звонче и звонче. Почемуто мне было неловко. – Он раньше заговорил, хватило одной веры в то, что будет здоров. Ты знаешь, как это случается, если верит больной в исцеление, иногда никакого другого лекарства не надо.
– Все равно твоя магия его спасла, – осталась при своем мнении Катрика, – коли Валь не поверил бы в силу магевы, так и молчал бы по сию пору. А про Иваллу ты правильно угадала, небогат их двор, концы с концами абы свести, я тебя привела, мне и благодарить. Не отказывайся, магева Оса, не гневи мою судьбу.
Горсть монет травница достала из плотного кармашка на фартуке и отдала мне без счета. Вспомнив, что врачи да колдуны на селе издавна считались самыми богатыми людьми, я не стала ругаться с Катрикой, молча убрала почти незаработанную плату в карман к первым трем монеткам и вышла, не дожидаясь, пока ошалевшая от счастья Ивалла кинется целовать мне ноги, женщина уже порывалась это сделать.
Травница решила чуток проводить меня до калитки. Тут в голову и пришла очередная идея.
– Слушай, Катя, – схватила травницу за руку, – если твоя подружка на компенсации настаивать будет, скажи, я ей так отплатить велела: найти достойного мужика, который и ей приглянется, и Валю отца заменит.
Катрика мелко заморгала и расплылась в улыбке, потом энергично кивнула:
– Обязательно, даже если настаивать не будет, все равно передам. Хватит Ивалле себя до срока сушить, вон Дамитр с соседней улицы по ней давно убивается, так бирюком и живет, ее дожидаючись. Мужик хороший и детишек любит, с Валем частенько возится.
– Вот и ладно. – Я облегченно вздохнула и почти бегом устремилась за калитку, тут меня нагнал переливчатый смех сильфа, зазвеневший будто в самом ухе. Фаль протянул:
– Ты очень мудрая, магева Оса!
– Нет, просто вредная и очень люблю совать нос не в свои дела, – отмахнулась я, закинув карандашик в сумку и встряхнув ею хорошенько, чтобы улегся на самое донышко.
В сумке у меня чего только не было насовано, а все потому, что я пыталась бороться с противным следствием закона Мерфи, выведенным на собственном горьком опыте: «самая нужная вещь всегда остается дома». Кстати, практика в такой борьбе – первое дело! Со временем у меня начало получаться. А подружки завистливо ахали: «Ну, Ксюха, ты даешь!» – когда из своей небольшой по виду сумки (всегото ладонь в ширину, полторы в длину, это если с пальцами считать) я извлекала именно ту штуковину, которая была до зарезу необходима всем в данный момент: зажигалку, блокнот, ручку, пакет, открывашку, носовой платок или жвачку.
Глава 3
Лакс, или Как найти подходящего спутника
Часа два мы с Фалем бродили, вернее, бродила я, а он порхал по селу, изучая местные достопримечательности, каковых здесь не обнаружилось. Зато я, следуя ориентировке, выданной сильфом, нашла лавку, в которой торговали всякой всячиной – галантереей, посудой и прочими товарами, включая отрезы сукна и готовую обувь. Сапоги хоть и имелись в ассортименте, но мужские, из грубой кожи, шитые, по всему видать, на одну ногу. То, что предлагали в местной торговой точке дамам, описанию и вовсе не поддавалось. Здешний женский пол предпочитал рассекать босиком или в таких чоботах, какие я и на похороны прабабушки не надела бы. Обманутая в лучших чувствах, покинула лавку в своих собственных тапках, оставив огорченного привередливостью магевы лавочника мучительно соображать, а, собственно, чего именно мне понадобилось в его заведении: купить, поглазеть или вовсе сглазить. Деньги позванивали в кармане, но толку от этого было мало, если не считать чувства собственного удовлетворения: всего полдня в новом мире, а на хлеб успела заработать и крыша над головой имеется.
Но я решила, что, когда из села уходить соберусь, в лавку надо будет наведаться, запастись походными шмотками: котелок купить, ложку, миску, одеяло, фляжку для воды. Надеюсь, хоть на этот элементарный список моих монеток хватит, если, конечно, пропустить мимо ушей все «легкие» намекипросьбы Фаля заглянуть в ту лавку, где он тырил сласти. Я не собиралась поощрять его проказы, а то сильф пузо будет набивать, а репутация намокнет у меня.
– Почтенная магева! – ставший уже почти привычным вопльобращение (и чего они так орут, неужто здешние маги все поголовно слабослышащие, так сказать, издержки профессии?) прервал мои «сапожные» терзания.
От широкого, раскоряченного во все стороны двухэтажного здания ко мне, переваливаясь с боку на бок и отдуваясь, спешил лысенький толстячок в широких темных штанах, перевязанных ослепительнозеленым широким поясом, и в светлосерой, щедро вышитой по распашному вороту рубашке, ну точно мячик с полоской посередине!
Я приостановилась, а то схлопочет жирдяйчик инфаркт микарда, а всю вину на меня свалят. Толстяк докатился до меня и, отдуваясь, начал разговор:
– Славный вечер, почтенная магева, солнышко так припекает! Не желаете ли в тенечке посидеть, ягодничка холодного испить прямо со льда, или, может, винца под пирожки медовые?
– Пирожки у него вкусные, – поддакнул мне в ухо вездесущий Фаль столь мечтательно и просяще, что проигнорировать зов карманного напарника было бы верхом предательства.
– Так ты местный ресторатор? – догадалась я и тут же поправилась, не дожидаясь вопроса от недоуменно нахмурившего жиденькие бровки мужика: – То есть кабатчик, трактирщик, хозяин постоялого двора?
– Точноточно, постоялый двор держу в Больших Кочках, – радостно закивал мужичок, хитро щурясь и поглаживая объемистый живот.
– А присутствие магевы у тебя в кабаке резко поднимет выручку, поскольку поглазеть на меня не только приезжие, полсела соберется, – хмыкнула, уперев руку в бок.
Розовенький, как молодой поросеночек, кабатчик заметно выбледнился, моментально вспотел, уставился на меня испуганными, бегающими глазками и чтото заблеял. Я ухмыльнулась и похлопала его по плечу:
– Да не переживай ты так, – снисходительно утешила мужика. – Ничего плохого в разумной расчетливости нет, выгода ведь у нас будет обоюдная: у тебя выручка, у меня напиток с пирожками. Пить и правда охота. Ягодничек – это чтото типа компота или сока?
– Так точно, почтенная магева, – закивал дядька, почуяв, что гроза прошла стороной, и, стелясь предо мной красной дорожкой, проводил до самых дверей заведения, плотно прикрытых, чтоб не впускать дневную пыль и жар внутрь.
Просторное полутемное помещение встретило приятной прохладой и тихим, сдержанным гулом голосов немногочисленных посетителей. Деревянные столы с короткими лавками занимали почти все пространство зала, кроме левого угла с лестницей, ведущей на второй этаж, и правого – со стойкой. Там показывали округлые бока уложенные одна на другую бочки, висели полки с кружками и глупо моргал дюжий детина, то ли вышибала, то ли бармен с мордой, которая кирпича просит. Из кухни помимо вездесущего чада доносились весьма приятные ароматы.
Приседая на полусогнутых и лучась своей лучшей улыбкой, комуто, может, и показавшейся очаровательной, но по мне больше походящей на оскал больного бешенством пса, хозяин попытался усадить меня на лавку в самом центре залы. Так, чтобы любопытствующему народу, потихоньку потягивающему спиртное из кружек, лучше было видать магеву.
– Мне это место не нравится, аура у него плохая, – отказалась я от почетного права поиграть в рождественскую елочку, – лучше вот в том углу слева присяду. Туда мне и компот свой с пирожками тащи, попробую, стоит ли у тебя задерживаться.
Трактирщик не стал настаивать, убоявшись, что я вовсе уйду, умчался лично собрать почтенной магеве на стол. Я как раз успела бросить сумку на вторую свободную лавку у своего места, когда он водрузил на стол целое блюдо со сдобными румяными пирогами, запотевший кувшин ягодника только из погреба и не кружку (мамочки, щедрость и честь какая!) – медный пузатый бокал к нему.
Вежливо кивнув мужику, дескать, ступай, дядя, нечего мне в рот заглядывать, наполнила бокал синеватым прохладным соком, пригубила. Вкусно! Точно голубики и ежевики одновременно в рот взяла, холодит и язык чутьчуть пощипывает. Не раздражает, а так, в самый раз, поддразнивает, чтобы еще глоточек сделать захотелось. Взяла первый пирожок, смотрящий на меня, и откусила. Ха, рубленое яйцо, печенка и какаято душистая трава. Очень неплохо! Набивший рот одновременно со мной сильф восторженно вострепетал крылами и попытался расплыться в улыбке, одновременно пережевывая угощение. У талантливого парня получилось.
Так мы с ним в два рта и четыре руки принялись создавать рекламу местной ресторации. Да уж, не знаю, как другие заведения общепита в этом мире, но данный захолустный трактирчик своей кухней не уступал никакой нашенской пирожковой, переделанной в кафебар или ресторан быстрого обслуживания.
Люди пили, ели, исподтишка бросали на меня заинтересованные взгляды. Но поскольку угол я для себя выбрала самый укромный, а занимать ближайшие столы никто не решался (вдруг я огнем плеваться начну или ядом!), то и ощущения микроба под микроскопом я не испытывала. Они кушают, я кушаю, они пытаются меня украдкой разглядеть в полумраке, я открыто пялюсь на них. Еще неизвестно, кто на кого смотреть пришел!
И так мы ели, а зал постепенно наполнялся народом, шум усиливался. Тем временем сильф, опробовавший все разновидности пирожков у меня на тарелке, решил поразмяться и проинспектировать кухню. Известив меня о своих намерениях, он кометой взмыл под потолок и был таков.
В общем гаме я даже не расслышала, как по лестнице спустился еще один человек и мягко опустился за свободный стол слева от меня. Надо же, нашелся храбрец. Мужчина или парень, – сразу не разобрать, поскольку худощавый, невысокого роста, а маленькая собачка, как известно, до старости щенок, – оказался рыжим. Это бы первый рыжий, которого я увидела в здешних пенатах. Вот только если мои волосы отливали темной медью, то его отличались светлой рыжиной молодого лисовина.
Мне почемуто сразу захотелось их потрогать. Но лапать посторонних мужчин даже с самыми благородными намерениями проверки качества волосяного покрова – както не совсем прилично. Уж на что я нахалка, а тут почемуто смутилась и отвернулась, но слышала краем уха, как парень позвал одну из девиц, обслуживающих зал, потом, обильно пересыпая речь шутками и комплиментами, заказал еду.
Я сунула нос в кружку, словно проверяя, осталось ли что на дне, и задумалась, съесть еще один пирожок или сразу подсесть к рыжему познакомиться. Он, судя по всему, нездешний, может, что полезное для себя узнаю и с симпатичным парнем потреплюсь. Действительно симпатичным, если судить на мой вкус, а уж что мои представления о прекрасном ни капельки не соответствуют общепринятым, я давно убедилась и ничуть, кстати, об этом не жалела. А что жалеть! Если на то, что по вкусу приходится, меньший спрос, так в этом для меня только польза, свободнее зона охоты! Всегда мне нравились худощавые, жилистые парни с неправильными чертами лица. Вот у этого лисовина даже длинный нос не портил обаятельной хитроватой физиономии, скорее еще больше делал его похожим на лиса, только глаза – не зеленые, как положено зверю, а голубые, посверкивали.
Решив для себя начать действовать после пирожка, впилась зубками в сдобный, сочащийся мясным соком бочок и едва не подавилась от сдавленного шипения и звонкого вопля: «Вор!» – раздавшихся слева от меня с одновременным бряцанием и бумканьем (это на пол свалилась моя «маленькая сумочка»).
Рыжий не пытался бежать, он зажимал на ладони широкий порез и глядел на меня отчаяннодерзким взглядом загнанного в угол зверя. Над ним вился Фаль, так и норовя крохотными кулачками измордовать человека. Что удивительно, тот видел моего мотылька и пытался увернуться. Сложив два плюс два, я начала действовать. Подняла с пола сумку и водрузила ее на стол, загораживая обзор любопытным, дернула парня за рукав блеклозеленой рубахи с глухим воротом, усадила на лавку подле себя, отмахнулась от зудящего и ярящегося сильфа, кивнула в сторону собравшегося было мчаться ко мне на всех парах трактирщика и потребовала у вора:
– Дай руку.
Рыжий прикусил губу, но руку протянул решительно, словно к огню притронуться собирался. Мои пальцы схватили теплую ладонь, уложили ее на столешницу, глаза машинально отметили длинные тонкие пальцы. В памяти всплыли полыхающие знаки рун. Выбрав одну из них, шепнула: