Поскольку цели, как вчера было выяснено, наше путешествие не имело, то и торопиться было некуда. Мы покинули Большие Кочки и двигались по проселочной дороге через поля, засеянные зерновыми. Это я так научно их обозвала, потому что сказать, как правильно называются посевы, наверняка не смогла бы. Вроде бы пшеница, а может, рожь или вовсе какойто местный гибрид. Но поля колосились исправно, от легкого ветерка перекатывались зеленые, местами ставшие чуть золотистыми волны. Этакая обихоженная красота, радующая нехитрое крестьянское сердце. Над полями порхали пестрые мелкие бабочки, важно жужжали толстые шмели, деловито зудели пчелы, прочая мелкая мухота вилась почти беззвучно. Чуть в стороне от дороги щелкали и голосили на все лады какието птицы. Дальше, справа, вдалеке виднелась щетка леса, то ли того самого, из которого вышли мы с Фалем, то ли соседнего. Изредка поля перемежались небольшими жиденькими рощицами, в которых неплохо было бы через несколько часов, к обеду, устроить привал в такой жаркий денек.
Разохотившееся солнышко припекало все сильнее. Я в светлой серой футболке с короткими рукавами не слишком чувствовала жару, а вот запашок лошадиного пота уже коснулся моего носа, но куда ему тягаться с бензиновой вонью! Лакс же попрежнему щеголял в зеленой рубашке с высоким стоячим воротником. Не распустил ни шнурочка на груди. Только небрежно закатал рукава до локтей.
– Эх, знать бы, что тут такая погода замечательная будет, непременно купальник бы захватила, – мечтательно пробормотала я себе под нос. Загорать топлес, сидя на лошади посреди незнакомой дороги, было всетаки немного стремно, это ж не нудистский пляж, да к тому же слыхала я, таким образом рак груди легко заработать.
– Купальник? – какимто чудом, а может, генетически унаследованным острым слухом, доставшимся от эльфийских предков, расслышал меня рыжий вор.
– Это такая легкая одежда, в которой принято ходить на солнце и плескаться в водоемах. У женщин она состоит из разнообразной конфигурации кусочков ткани и веревочек, закрывающих грудь и причинные места, – адаптировала я описание классической пляжной сбруи для менталитета спутника.
– Да, жаль, что у тебя нет купальника, – ухмыльнулся Лакс, – я бы не отказался на такое посмотреть.
– Еще бы, – ухмыльнулась в ответ, – выто небось до сих пор купаетесь раздельно, а если девки в воду лезут, так в плотных рубашках. И что за удовольствие в таком рубище плавать? Ткань скорее на дно утянет, чем от нескромных взглядов спасет. Но раз купальника у меня нет, придется париться в футболке. Вам, мужикам, хорошо, если что, можно рубаху снять и никто даже не посмотрит криво.
Лакс резко прекратил ухмыляться и остро глянул на меня, будто подозревая в чемто нехорошем. Я вопросительно приподняла бровь:
– Ты чего?
– Все нормально, – буркнул вор, на секунду поскучнел и тут же перевел тему, спросив:
– А ты не шутила насчет того, что в лягушку превращать можешь?
– Не знаю, – пожала я плечами, перебирая повод. – Трансфигурацию в Хогвартсе у профессора Макгонагалл я не изучала, но, с другой стороны, в каждой шутке есть только доля шутки. Пробовать пока както не приходилось, а ты никак себя в добровольцы для опытов выдвигаешь?
– Вот уж нет, – расхохотался Лакс, потрепав по холке своего конька, почемуто именуемого Сухарик, – квакать пока не хочется и на мух не тянет.
– Ну раз не хочется, замнем для ясности, скажи лучше, куда ведет эта дорога? – попросила я.
– В полутора днях пути Патер, – моментально прикинул рыжий.
– Лакс, патер с ударением на первом слоге, это обращение к священнику… – начала я.
– К кому? – первым переспросил Фаль, безразлично болтавшийся неподалеку, пока шел разговор о купальниках. Вопрос наготы его, мотылька, не волновал совершенно, а вот сейчас дух заинтересовался и тут же влез в беседу.
– Ээ, жрец, служитель бога, – повела в воздухе рукой, заодно отмахнувшись от назойливой мухи.
– Какого? – уточнил парень.
Я внезапно тоже заинтересовалась не на шутку местной религиозной системой или отсутствием таковой.
– У вас тут что, ни в кого не верят, не поклоняются?
– Почему ни в кого? – искренне удивился Лакс. – Богов много, каждый выбирает себе покровителя по душе и призванию, ему и возносит молитвы в случае нужды, если совсем припрет, в храм сходит. Вот я и спрашиваю, кого ты священником именовала: жреца богов, Творца или Сил?
– Стоп, приехали. – Я невольно чуть придержала и так не несущуюся во весь опор лошадь. – Прояснитека мне теперь, какова, повашему, разница между этими тремя объектами!
Фаль и Лакс с недоверием уставились на меня в четыре глаза, на уме у обоих было одно: что за шутки магева шутит? Что за проверки знаний устраивает?
– Пожалуйста, – серьезно попросила я, и Лакс, поверив, что для какогото хрена мне действительно нужен элементарный ответ на элементарный вопрос, известный даже младенцу, коротенько рассказал:
– Творец – это все сущее, создатель душ и миров в первооснове, могущество его неизмеримо. Силы – бестелесные сущности, служащие ему, надзирающие за порядком в мирах, очень редко вмешивающиеся в происходящее напрямую. А боги, ну боги тоже обладают немалой силой, только им и страсти, и желания присущи, как людям, сильнее, конечно, чем нам, но зато и равнодушными они к мольбам человеческим не остаются, помогают или карают, это уж как получится.
– Спасибо за ликбез, принцип управления Вселенной ясен, – кивнула я, пытаясь уложить в голове местную мифологическую систему и почемуто отчетливо понимая, что она создана не просто на основе суеверных попыток объяснить природные явления, как упорно долдонили учителяатеисты в бытность мою школьницей, а я столь же упрямо читала мифы Древней Греции. Слова Лакса опирались на чтото куда более реальное, чем передающиеся из уст в уста сказки. Вор говорил не так, как говорят веря, он вещал, словно твердо знал то, о чем говорит, ну вот как я знаю, что квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов или сколько букв в алфавите. И Фаль, создание магическое, по определению воспитанное совсем в иных условиях, чем рыжий парень, кивал, подписываясь под каждым его словом. Да что сильф, я ведь тоже ощущала в словах Лакса изрядную долю истины, не то, что он не врет, на фиг ему мне лапшу на уши вешать, а то, что за его словами стоит нечто понастоящему значимое. Над этим обязательно стоило подумать, но не сейчас, позже, пусть информация отстоится в запасниках мозга.
– Значит, мы едем в Патер, – резюмировала я, закрывая религиозный диспут. – Что это за место?
– Город, небольшой, – машинально ответил Лакс, и всетаки, не убоявшись магевского недовольства (неужто я такая безобидная с виду?), спросил о другом, о том, что действительно захотел узнать после моего странного вопроса: – Откуда ты, Оса?
– Издалека, Лакс, хотела бы объяснить точнее, но сама не знаю как. Там, где я жила, верят в Творца, пусть и называют его разными именами, Силами зовут прислуживающих ему созданий, а мелких богов у нас вообще нет, остались только воспоминания, сказки, легенды. То ли вымерли все, то ли просто ушли, не смогли жить рядом с людьми, почти переставшими верить, слишком занятыми своими делами, чтобы обращать внимание на то, что видно только глазами души.
– Странное место, – передернул плечами вор, ему явно было неуютно. – Как там вообще жить можно?
– Мы привыкли, – задумчиво отозвалась я, сама не зная ответа на его вопрос, да что там не зная, даже никогда не задумываясь над ним, потому что слишком это было привычно, потому что иначе не получалось.
– Теперь понятно, откуда у тебя такая сила, – важно прозвенел Фаль, круто заходя на посадку, – чтобы в таком ужасе выжить, надо быть магевой из магев.
– Не знаю, ваших не видела, сравнить не с чем, – задумчиво хмыкнула я.
– У тех, о ком я слышал, силы поскромнее, – повернулся ко мне Лакс, – истину узнать, подлечить, защиту поставить, это могут, но вот как ты, в один миг и кровь унять, и рану затворить – нет… Есть, правда, те, которые знания и могущество в себе преумножают, так они на людях и не показываются. А на что темные способны, нам не узнать, после великого очищения они если и остались, открыто о себе не заявят, суда да смерти остерегутся.
– Ладно, о колдунах и богах потом какнибудь покалякаем. Вы мне про Патер дальше рассказывайте, – почти потребовала я. Однако намотала на гипотетический ус (не грузинская красавица, не растут) очередную порцию данных – на сей раз о разновидностях магов (бродячие, открытые миру, скрытные исследователи и чернокнижники) и историческом процессе их развития. За всеми этими рассуждениями я успела позабыть, что еду на Белке, и в очередной раз начала медленно сползать на правую сторону. Пришлось торопливо выправиться. – Я в здешних местах впервые, каждая мелочь интересна. Фаль мне чтото жужжал вчера про Лиомастрию.
– Лиомастрия – эльфийское княжество, земли Дивных, Оса, те, что с человеческим королевством Хавал граничат. Патер один из его городов, небольшой, но значения не последнего. Торговля с эльфами идет через него, не с селами же и хуторками им торговать… – принялся рассказывать Лакс, я слушала молча, не перебивала. Фаль тоже помалкивал, но, кажется, задремал у меня на плече, совершенно не интересуясь геополитической обстановкой в регионе. Дорога ровно ложилась под копыта коней, засеянные поля сменились разнотравными лугами, умопомрачительно щедрыми на буйство зелени всех оттенков, пестроту цветов и соцветий. Я словно в заповедник попала, дышалось, несмотря на все наливающийся зноем летний денек, легко, глаз радовался, а голову занимала болтовня со словоохотливыми спутниками. Впрочем, я приметила коечто еще, обо всем на свете Лакс был готов щедро поведать мне и Фалю, но когда речь сворачивала на чтото, касающееся его лично, особенно прошлого, весьма успешно переводил беседу в другую сторону. Уважая тайны, я и не думала ничего выпытывать. Оно мне надо? Если захочет, сам расскажет, а нет, так пусть играет в молчанку.
– Все, – поняв, что попа моя уже напоминает отбитое филе и даже веселая болтовня больше от этой живоболящей проблемы не отвлекает, я, наплевав на гордость, решительно слезла с Белки. Слезла не более изящно, чем забиралась, и, взяв лошадь под уздцы, пошла, держа ее в поводу, поначалу медленно, а потом своим обычным шагом, который частенько заставлял парней бежать за мной вприпрыжку, не в том смысле, что были очарованы, а просто своим шагом догнать не могли.
– Что случилось, Оса? – понаблюдав за мной, чуть обеспокоился Лакс и склонил рыжую голову пониже.
– Это самое место, – я небрежно хлопнула себя свободной рукой по ягодицам, – отбила напрочь и, наверное, коечто натерла, но пока не фатально, поэтому, не доводя до беды, лучше немного пройдусь, ноги разомну.
– Ты нездорова? – недоуменно сдвинул брови парень, для которого вся наша примерно трехчасовая поездка была не более чем легкой прогулочкой.
– Лакс, до этого дня я садилась на лошадь три раза. Один раз, чтобы… – я задумалась, как объяснить приятелю, что такое фотоснимок, – быстрый портрет нарисовали, второй раз лошадь подо мной вел за собой человек, только в третий я минут десять каталась сама, причем большую часть времени тратила на то, чтобы отмахиваться от слепней и оводов, которые жрали бедную конягу. Так что имей некоторое снисхождение к моей неопытности.
Лакс недоуменно моргал, какието контакты в его голове никак не хотели замыкаться, или наоборот, чтото замкнуло накрепко, аж дым из ушей повалил.
– Чего ты такой удивленный, как снеговик летом? – малость стыдясь своего покаяния, сварливо спросила я.
– Никак понять не могу, – щелкнул пальцами вор, – если ты настолько знатного рода, что с тебя портреты пишут, то почему на лошади ездить не обучена, или, – парня осенило, он даже хлопнул себя по лбу, – тьфу, болван, дамское седло нужно? Только, – рыжий нахмурился, быстро соображая, – где ж его тут сыскать?
– Нет, нет, – помотала я головой, – род у меня самый обычный, если судить на ваш манер, мать счетоводом служит, отец из стражников. Только у нас вообще на лошадях мало кто ездит, они скорее для развлечения, как птицы из экзотических стран или маленькие собачки.
– Странное место, – повторился Лакс, похоже, с каждой минутой ему все меньше и меньше нравился мир, из которого я явилась.
– Опа! – Я резко прервала разговор и затормозила, вылупившись на груды белых камней, ставшие видными при очередном повороте дороги, проложенной если не пьяным трактористом, то явно по той же методике. С некоторой натяжкой, обладая толикой фантазии, их можно было назвать развалинами. Но меня волновало сейчас не это. Развалины были точно такими же или чертовски похожими на те, какие вчера вечером явились предо мной во время гадания для Полунки.
– Развалины летнего дворца князя Альглодиэля, – с ностальгией в голосе прокомментировал Фаль, зависнув надо мной. – Теперь даже представить невозможно, каким великолепным был «Айсо ла Валисс» – «Тень Ручья»!
– Во время той войны, о которой ты мне говорил, разрушили? – спросила духа.
– Да, – печально вздохнул сильф. Даже крылышки поникли.
– То, что эльф смог сотворить, человек завсегда разломать сумеет, – щегольнула я цитатой, слегка исказив текст.
Белые камни, некогда бывшие дворцом, а сейчас выглядывающие из густой травы, как скелет гигантского зверя, даже в смерти сохранившего часть былого великолепия, отозвались в груди неясной тоской. А мнето чего жалеть? Я даже эльфа ни одного в жизни не видела! Наверное, подхватила вирус сожалений от Фаля.
– Это не люди рушили, – вмешался в разговор Лакс, тоже спешившись. – Да, воевали с эльфами долго, кровь реками текла, никого не щадили, но «Тень Ручья» сами Дивные уничтожили уже после заключения пакта о мире.
– Типа не доставайся же ты никому? – полюбопытствовала я.
– Нет, – поморщился вор. – Темная это история, до конца неясная. Чтото там Дивные между собой не поделили.
– Фаль, расскажи, если знаешь, – попросила я.
– Не все эльфы были довольны, когда Альглодиэль решил заключить мир с людьми, поговаривали, что струсил князь, уступил, а нельзя было отдавать эльфийскую землю, стоило биться до последнего, – серьезно поведал сильф без низменной хитрой улыбки на мордочке, вот сейчас я готова была поверить, что ему сотни лет. – Самые недовольные, альянс Каора, решили сорвать заключение договора, а сделать это можно было, лишь погубив князя. Они заплатили своими жизнями, чтобы призвать оборотную силу Теаро, мощь материЗемли, и обрушили на Айсо ла Валисс. Ночью разверзлась земля, заколебалась почва, сминая камни, как пух, и Тень Ручья обратилась в руины. Почти все находившиеся во дворце погибли, князь тоже. Только одного не знали в альянсе Каора, что договор уже был подписан и мир пришел на земли Лиомастрии и Хавала.
– Так что ж, выходит, эти руины – братская могила эльфов, а заодно и надгробный памятник? – спросила я тихо. Тягостное ощущение, совершенно неуместное в этот безмятежный солнечный день, накрыло меня с головой.
– Нет, Оса, – неожиданно светло улыбнулся Фаль. – Плоть эльфов земля принимает без остатка, соединяя с собой в час смерти. Теперь это только камни, не более, но камни, хранящие историю о предательстве и память о былой красоте.
– Все равно здесь хорошо, – бодро заявил Лакс. – Мирно, тихо, очень спокойно. Может, устроим привал в рощице рядышком? Заодно и пообедаем.
– Я – за, – воскликнула я не столько из стремления передохнуть и набить живот, сколько потому, что хотелось побродить по развалинам дворца с красивым названием «Тень Ручья». Зачем? Пока я и сама не могла ответить на этот вопрос точно, только знала: хорошо бы задержаться.
Фаля уговаривать перекусить не пришлось, лошадки тоже с удовольствием потюхали с холма в тенек у маленькой рощицы метрах в пятидесяти от развалин, рядом с небольшим же ручейком. Лакс проворно стреножил коней и пустил их пастись. Из седельных сумок достали снедь, от вина я отказалась, зачерпнув кружкой воды прямо из ручейка. Неожиданно холодная, свежая и чуть сладкая водица оказалась хороша с мягким хлебом, ломтями ветчины, сыром и яйцами.
Привалившись к стволу березы, откусывала кусок за куском от сооруженного бутерброда, взгляд скользил по развалинам.