Вначале я даже не понял, что это обращение было направлено ко мне. Но затем до меня дошло, что сейчас решается вопрос о том, буду ли я бегать в ближайшие пару лет по поручениям Олега или буду самостоятельно делать то, что считаю нужным.
— Олег, а тебе не кажется, что свои косяки ты решаешь сам? Сбегай и принеси журналы, я тебе не савраска.
После моих слов в кабинете наступила гробовая тишина. Олег покраснел и хотел что-то сказать, но затем встал и вышел из кабинета.
«Однако», — подумал я. Чем-то прищемили молодца, раз он спокойно переносит такие наезды со стороны молодых, иначе бы постарался меня додавить.
Через пять минут Олег явился со стопкой журналов и, бросив на меня многообещающий взгляд, начал их раздавать. Наконец вся эта бодяга закончилась, и я ушел к себе в группу достаточно довольный: все это время мне хотелось применить навыки боксера на буквально просившей второго синяка физиономии Олега Зарова.
Мария Эдуардовна уже покинула нашу аудиторию. Я начал знакомиться с девчонками. Как назло, в этой группе не оказалось ни одного человека, что были со мной в совхозе. Я-то надеялся, что это поможет быстрому установлению нормальных человеческих контактов.
При беседе с одногруппницами я сделал грустный вывод — одни заучки. Было всего две-три девочки, с которыми, как мне казалось, приятно общаться. Но это ничего не значило. Я должен сделать свою группу лучшей и на этом фоне сам должен выглядеть лучшим студентом медицинского факультета.
Следующий учебный день начался занятиями в морфологическом корпусе университета. Здесь мы должны были приобщиться к тайнам человеческого тела.
Студентов приучали к мертвому человеческому телу постепенно. Это было выработано годами практики, поэтому мы в самом начале учили кости человеческого скелета. Конечно, за годы работы, а затем и безделья большинство названий угасли в моей памяти, но стоило мне взять в руки позвонок, как все эти наименования бурной волной стали подниматься из глубин подсознания. В перерыве старшекурсники поведали нам довольно грустную историю. Оказывается, нашей группе крупно не повезло, что мы будем заниматься у Марии Эдуардовны. Дело в том, что возглавляла кафедру генерал-майор медицинской службы Анастасия Михайловна Сидорова. Ей не нашлось профессорской должности в родной Военно-медицинской академии, и она приехала в Энск. Анастасия Михайловна была ученицей очень известного в России и СССР анатома Владимира Николаевича Тонкова, и все студенты под ее руководством должны были изучать анатомию по учебнику этого автора.
А вот Мария Эдуардовна была в свою очередь ученицей другого известного анатома — Михаила Григорьевича Привеса, и все ее ученики должны заниматься только по учебнику Привеса.
Надо сказать, и профессор и доцент были между собой очень тактичны и общались в присутствии студентов исключительно вежливо и культурно. Только вот студенту, учившемуся у Марии Эдуардовны, очень нелегко сдать зачет или экзамен Анастасии Михайловне, и наоборот. С первого раза этого не мог сделать никто. Лучше всех жили студенты, учившиеся у Андрея Игоревича, так как обе старушки относились к нему как к своему внучку. После пары у Марии Эдуардовны мы направились в главный корпус университета, где нас ждало первое занятие по физике.
Когда мы расселись и угомонились, в аудиторию вальяжной походкой зашла женщина, которую я заметил еще на экзамене. «Вертинская Ангелина Арнольдовна» — всплыло имя из моей памяти. Оглядев нас и задержав взгляд на мне, она сказала:
— Я рада начать первое занятие с первокурсниками. Конечно, жаль, что медики так недолго изучают этот важный и необходимый предмет, но так положено по программе. А вы молодой человек… — обратилась она ко мне, — я вас вспомнила, это ведь вы первым сдали работу по физике на экзамене. Рада видеть, что вы все-таки преодолели все препоны и добились своего.
Я слушал эту удивительную женщину, и волны воспоминаний рекой текли у меня в голове…
Это было в первой жизни. В курсантской форме с пятью нашивками на рукаве я вышел из КПП академии и столкнулся с двумя девчонками, которые то ли случайно там оказались, то ли специально караулили курсантов-выпускников перед проходной. Я извинился, мы познакомились и весело пошли гулять по набережной Невы.
Одна из этих девушек стала моей женой и вместе со мной уехала к моему месту службы на Дальний Восток. Однако будни отдаленного гарнизона быстро выбили всю романтику из головы моей любимой Лены. И когда после месячных учений я вернулся из тайги, то обнаружил, что ни Лены, ни ее вещей в комнате общежития нет, и даже нет записки, в которой хоть что-то было бы объяснено.
И сейчас при взгляде на Ангелину Арнольдовну мне казалось, что в учебный класс вошла Лена, только повзрослевшая и приобретшая шарм светской львицы.
Я даже не понимал, что говорила Вертинская на этом уроке, в голове было одно желание: встать, обнять ее и целовать, целовать.
— Андреев Сережа! Я уже к тебе второй раз обращаюсь. Ты поможешь мне отнести учебные пособия в лабораторию? — услышал я ее голос.
— Да-да, конечно, Ангелина Арнольдовна, — проговорил я так хрипло, что мои соседки даже засмеялись.
Нагрузившись всякими стеклянными штуками, я пошел за Вертинской в лабораторию. Когда я положил все это на стол, она стояла и смотрела на меня, слегка улыбаясь. И мне казалось, что в ее глазах мелькают смешинки моей первой жены. Я не смог справиться с желанием и потянулся к ее губам. Но она приставила палец к моему рту и, продолжая улыбаться, прошептала:
— Не здесь и не сейчас. Иди, Сережа, тебе пора на следующую пару.
* * *
После учебного дня я шел домой и размышлял, не пора ли возобновить тренировки. Все-таки, несмотря на занятия, у меня остается слишком много нерастраченной энергии, которую можно потратить с большей пользой. Поэтому после прихода домой я собрался и отправился в школу бокса к своему тренеру.
Николай Иванович встретил меня хмуро:
— Сергей, я все понимаю — учеба, поездка в деревню на картошку, но вопрос стоит так: ты или занимаешься, или нет. Давай сейчас это и решим.
— Николай Иванович, клянусь! Больше ни одного пропуска, вот если только в сессию на сдачу экзамена.
— Ну ладно, давай-ка я на тебя посмотрю. Да-а… я-то думал, ты в этом сезоне дотянешь до хорошего среднего веса, а получается-то, наверное, побольше. Пойдем к весам, посмотрим, на что нам рассчитывать. Ну вот, восемьдесят один килограмм и рост метр семьдесят девять. Так что тебе придется посидеть на диете, пойдешь на соревнования полутяжем, сам знаешь, до восьмидесяти одного. А там посмотрим. Если вес не удастся удержать, будем готовить из тебя тяжеловеса.
И я с удовольствием вместе с товарищами по секции начал тренировки в новом учебном году.
После занятий я заявился домой — с хорошей усталостью и слегка звенящей головой от пропущенной пары ударов.
Все были в сборе и уже поужинали. Мама поставила передо мной тарелку и села напротив.
Ну все, сейчас начнется.
— Сережа, у тебя голова на плечах есть? А если есть, то скажи, пожалуйста, зачем тебе нужны эти тренировки. Ведь чемпионом мира ты не станешь, да и чемпионом нашего города тоже. У тебя учеба, нужно много запоминать, после ударов по голове чем ты будешь запоминать? Молчишь? И правильно делаешь. А то как дам половником по твоей глупой голове, последние мозги выскочат.
Тут на выручку мне поспешила бабушка:
— Дашка, не трогай парня! Бегает на тренировки — значит, для чего-то ему нужно. Может, морду кому набить хочет. Пусть ходит, все-то мозги не выбьют. Может, чемпионом станет, грамоту какую дадут.
— Мама, давай пока оставим эту тему, — попросил я. — Ты лучше расскажи, как дела у вас в больнице, как Таня Федорова поживает?
Мама на полуслове застыла с открытым ртом:
— А для чего тебе это нужно знать, молодой человек? Ты уже натворил у нас дел, вся больница до сих пор вспоминает. Заскучал, что ли?
— Мама, мне бы хотелось вернуться на свое рабочее место и продолжить работу санитаром, поэтому и спрашиваю.
— А тебя хватит на учебу, тренировки, да еще и на работу по ночам?
— Надеюсь, что хватит.
— Таня Федорова уже месяц как уволилась. Она выходит замуж и уезжает из Энска, так что на работу тебя возьмут. Но если ты, гад, снова что-нибудь сотворишь, то, по крайней мере, про мою больницу можешь забыть.
— Я прикинул, что два дежурства в неделю смогу отработать спокойно, особенно если ночь с субботы на воскресенье. Только давай на этот раз все оформим официально, трудовую книжку заведем. Трудовой стаж лишним не будет.
На следующий день учеба началась физкультурой. Нас опять разделили по половому признаку, и преподаватель долго разбирался, кого и куда направить. Мне было легче других. После того как я сказал, что занимаюсь у Ревина, наш физкультурник воспрянул духом:
— Ну наконец-то первый боксер на медфаке, да еще полутяж! Вот мы кому-то задницу надерем в этом году! — И с этими словами он отпустил меня с занятий, сказав, что сегодня все равно будет общая физическая подготовка, на которой мне делать нечего.
Этот перерыв я решил использовать по полной программе. По рассказам своих товарищей, учившихся в обычных вузах, я знал, что такое получение стипендии и сколько времени требуется старостам на это дело. Поэтому сегодня у меня в портфеле лежала большая коробка шоколадных конфет, привезенных из Ленинграда. Примерное расписание чаепитий в бухгалтерии я знал и заявился туда как раз в тот момент, когда все женщины, собравшись за одним столом, разливали чай.
Постучав в дверь, я зашел в кабинет. На меня недружелюбно уставились несколько пар женских глаз.
— Молодой человек, вы что, не видите, что мы заняты? Дайте нам хоть раз в день попить чаю без ваших вопросов, — наконец высказалась самая пожилая из бухгалтеров.
— Простите меня, пожалуйста, — извинился я и натянул на лицо самую очаровывающую улыбку, какую только смог. — Я лишь хотел выяснить день и часы выдачи стипендии. — И сразу, не дожидаясь ответа, что все, дескать, написано для непонятливых за дверями, произнес: — Ой, а что же вы с такими конфетами чай пьете! Знаете, у меня есть коробка конфет из Ленинграда, вот, пожалуйста, попробуйте.
И снова не дожидаясь ответа разинувших рты бухгалтеров, выложил на стол коробку конфет, быстро ее распечатав.
— Пожалуйста, угощайтесь.
Лица переглядывающихся женщин смягчились, а пожилая бухгалтер произнесла:
— Ну раз вы такой шустрый молодой человек, то, может, и чаю попьете с нами?
— Да, конечно, большое спасибо, буду очень вам благодарен.
Меня посадили за стол и налили чашку свежезаваренного, настоящего индийского чая. Мы посидели несколько минут, и в это время меня допросили, кто я такой, на каком курсе учусь. Я познакомился с молодой женщиной-кассиром, которая назвалась Ларисой и сообщила свой номер телефона в бухгалтерии, чтобы я мог позвонить и узнать, когда можно будет прийти за стипендией на всю группу. Через полчаса я вышел из бухгалтерии, перезнакомившись со всеми и полностью решив проблему на ближайший учебный год. Надо будет только периодически приходить попить чайку со ставшими вдруг такими приятными и дружелюбными бухгалтерами.
* * *
За неделю я достаточно хорошо наладил отношения со своими девочками. И если в первые дни они смотрели на меня как на недостойного их внимания салагу, то к субботе они практически заглядывали мне в рот и просили совета почти по каждому вопросу.
В понедельник под бдительным оком Марии Эдуардовны, сидевшей в уголке аудитории и наблюдавшей, как «дети буду выбирать комсорга», мы приступили к выборам. За минувшее время я уже все обдумал и, начав собрание, сразу же предложил в секретари ответственную девочку Свету Молодцову, у которой был еще и очень хороший почерк. В комсорги у меня была намечена Галя Пирогова — очень активная, сующая везде свой нос особа, а в профорги я хотел предложить Надю Свистунову — весьма хозяйственную медлительную девушку.
Конечно, со Светой мы уже обо всем договорились заранее, и собрание провели буквально в течение нескольких минут. А все потому, что достоинства кандидаток были в моем кратком выступлении обрисованы, самоотводов мы не принимали, а голосование, как обычно, проходило по принципу «лишь бы не меня».
Мария Эдуардовна, по-моему, была очень удивлена скоростью выборов, но ничего не сказала и лишь сверкала стеклами своих очков. После собрания мы продолжили занятия с костями, причем Мария Эдуардовна, заметив, что я валяю дурака, решила проверить мои знания. И проверила их так, что мы пробежали по костям месячный курс. Чтобы не удивлять своего преподавателя дальше, я сделал вид, что больше пока ничего не знаю.
После анатомии нас опять ждали физика и Ангелина Арнольдовна.
На этот раз пара прошла спокойнее, чем в прошлый раз, но все рано Вертинская притягивала меня невидимым магнитом. В конце занятий она опять попросила меня помочь убрать все с парт, и мы остались с ней вдвоем. Но сегодня она не провоцировала меня, и я ушел с занятий не такой, как на прошлой неделе, когда от эмоций не мог даже хорошо соображать.
Но все-таки когда ты единственный парень в группе, это имеет и свои минусы. Во время перерывов девчонки шушукались между собой, по-видимому кого-то обсуждая, делились мелкими секретами, мне же в эти разговоры хода не было. Я не курил и поэтому под лестницу, где собиралась вся мужская половина курса во время перерыва в лекции, не ходил. Обычно я просиживал эти перерывы в одиночестве или решал какие-нибудь вопросы по учебе с теми, кому это было нужно. А нужно было в основном одно: отметить присутствие на лекции в журнале посещений.
Надо сказать, мои девочки пока практически не уходили с лекций, все, наверное, еще впереди. Сейчас же, в начале семестра, такое для них в новинку, как, собственно, и для меня.
Вспоминая учебу в ВМА на первом курсе, я помнил только ранний подъем, зарядку, уборку в казарме и затем занятия, на которых все время хотелось спать. Да и эти занятия все время прерывались какой-либо срочной работой. Строем на завтрак, строем на обед и ужин. И отдохнуть можно было только после обеда на самоподготовке прямо на кафедре, так как считалось, что в казармах мы будем заниматься чем угодно, только не учебой. Хотя, конечно, приходилось учить и в казарме. А уйти с лекции на первых трех курсах было просто невозможно. И никаких девочек, только во сне.
Так что сейчас на первом курсе гражданского вуза я чувствовал себя почти как на курорте.
Но по уходам я объявил сразу: на галочку в журнале никто может не рассчитывать. И пока среди моих одногруппниц это не вызвало особого волнения.
С учебой же все пока было несложно. Высшая математика, основы которой нам преподавали, и химия меня нисколько не напрягали. А вот история КПСС, которую у нас вела пожилая женщина, доцент кафедры, напрягала. И не потому, что там есть что-то трудное для запоминания, просто мне, знавшему многое из того, как все происходило на самом деле, было очень трудно удержаться от критического тона в своих ответах. Но что удивительно, мне, писавшему конспекты ленинских работ в первой жизни пятьдесят лет назад, сейчас составлять их оказалось очень легко. Рука будто сам писала уже давно забытые тексты.
Вскоре после разговора с мамой я посетил отдел кадров больницы и был принят санитаром в операционный блок, пока на четверть ставки. Я рассчитывал, что со второго семестра, когда втянусь в учебу и в работу, можно будет поработать и на полставки.
В оперблоке меня встретили, как старого знакомого. Да и мне все здесь было знакомо — все перемыто моими руками. Анатолий Григорьевич, увидев меня, заулыбался:
— А вот и мой второй хирург появился. Ну как, постоим еще у стола?
— Если возьмете — с удовольствием.
— Слушай, Сергей, я еще тогда понял, что у тебя талант. Так что если будет возможность, в помощники возьму. Конечно, не как в тот раз, но третьим поработаешь, тем более что ты теперь вроде уже и коллега.