Сейчас-то все видится иначе, но тогда… Как же он наложил в штаны! Чуть кондратий не хватил. И целую ведь неделю глотал таблетки. Грыз димедрол в зверских дозах, глушил водку, хотя уже тогда она была ему противна.
И что хуже всего – пришлось делать вид, что все путем, улыбаться, изображать примерного дипломника, шутить, ржать над анекдотами, смотреть кино и жевать пломбиры.
Вдобавок еще и гулять с Верочкой. Гулять и бояться, что та уловит что-то. Не узнает, нет – он принял меры, но почувствует. И встанет между ними гулкая такая фанерная перегородочка, от которой никогда уже не избавиться, чем бы у них ни кончилось. Даже если бы дело увенчалось свадьбой, счастливой семейной жизнью – они все равно натыкались бы на эту стенку. И ничего путного не вышло бы из брачной затеи… Но Верочка, впрочем, ничего не узнала и не уловила. Чуть больше полугода исполнилось их роману – и в Верочкино поле тяготения внесло бравого лейтенанта Сашу. Черные усы и южный говор. Сейчас уже, наверное, майор. А то и полковник. У них двое детей, квартира в центре, дачный участочек в Покровке… Когда Верочка упорхнула в лейтенантские объятия, Сергей даже почувствовал стыдливое облегчение. Кончилась глупая игра, и он остался хоть и раненым, но свободным. Так ему, во всяком случае, казалось.
А в деканате скандала не было. Если уж вспоминать, так до конца. Потому что был еще один звонок. Самый позорный. На этот раз он сам набрал непослушными пальцами Ленкин номер.
Сейчас он уже не помнил своего жалкого бормотания. Лишь нервную чечетку, что сами собой выстукивали тогда пальцы по стене, забыть было невозможно. Как и те прощальные Ленкины слова:
– Не надо, Сережа, не волнуйся. Я же не черная кошка, дорогу тебе не перебегу. Живи долго и счастливо.
И короткие гудки – один, другой, девятый…
Вот и сейчас – желтый, едкий огонь стыда. Да, все началось с того самого животного страха. И нечего притворяться – это не было ловушкой. Старик и прочие заявились уже на готовенькое. Им осталось лишь воспользоваться ситуацией. Победа, как спелый плод, мягко шлепнулась в их потные ладони. Впрочем, этот образ из какой-то позабытой книжки. Сейчас уже и не вспомнить, откуда.
А может, все началось еще раньше? С той самой "проверки функций"? Когда его занесло в постель к чужой, если уж говорить честно, девчонке. Проверился. Убедился, что функции на высоте. И пошла крутиться программа.
Его мысли прервал негромкий звук – не то лязг, не то скрежет. Будто гвоздем царапали по стеклу. Сергей поднял голову. В камере, похоже, ничего не изменилось – та же пустота, дышащие холодом стенами, тусклый свет, тягучими волнами льющийся с потолка. Но Сергей понял – началось. Что именно – уже без разницы, лишь бы все закончилось скорей. И он даже обрадовался – можно отвлечься от милых воспоминаний. Не забудем аромата выпускной поры… Правда, отключение временное. Ну уж за что боролись…
Негромкий звук повторился. Похоже, все-таки это был лязг. Металл полз по металлу. Наверное, казнь уже началась. Но какая?
Откуда-то сверху раздался бесстрастный механический голос:
– Вы не передумали, Сергей Петрович? У вас есть еще шанс. Только теперь уже последний. Советуем воспользоваться. – Голос умолк, вместо него послышались какие-то острые щелчки. Пленку, что ли, они перематывают? Или ответа ждут?
– Спасибо за совет, – хмуро ответил он потолку. – Не воспользуюсь.
– Жаль, жаль, Сергей Петрович. В таком случае начнем.
И настала тишина. Переговорное устройство отключилось – теперь уже, видимо, навсегда. А лязг раздался вновь. Лязг и тихое жужжание. Наверное, заработал невидимый мотор. Дальняя стена сдвинулась вдруг с места и медленно поехала на Сергея. Очень медленно – не больше миллиметра в секунду, прикинул он на глаз.
Ну что ж, пускай будет так. Расплющат как виноградину в соковыжималке. Фантазия у них не шибко богатая. Впрочем, наверное, на него решили особо не тратиться. Есть у них дела поважнее. Или это новая подначка – напугать, дать время на раздумье? Впрочем, не так уж и много времени, минут пять, если скорость останется прежней. Хотя для истерики более чем достаточно.
"Одного не учли, – устало усмехнулся своим мыслям Сергей, – не истерик я. Уж извините, ребята, что так вышло. Полетели в одно место ваши расчеты. Если и в самом деле Сергею Латунину пора сыграть в ящик, то и нечего дергаться. Значит, так надо. Пять минут – и все кончится. Мир исчезнет. Чернота и пустота. И никогда уже будет желтого солнца и присыпанной утренней изморозью осенней травы, по которой стелется сизый дымок костра… Не будет ни ночного неба, ни человеческих лиц. И Костика не будет. Как он там? Только бы смог перейти границу, только бы… Я знаю, конечно, это почти немыслимое дело. Границы – они всюду на замке. Что там, что здесь. Но Костику все равно удастся! Наперекосяк пойдут ваши расчеты, господа Благодетели! Ох, как бы мне хотелось до вас добраться, взять за горло, если оно, конечно, у вас имеется… Жаль, это невозможно. По сравнению с вами я – мелочь рыбья. Так, вроде бы, говорил Сумматор. Но Костик отсюда уйдет, вам его не остановить, твари, не от вас это теперь зависит. Благодетели хреновы!
Ладно, чья бы корова мычала. Я тоже мерзавец, я покалечил жизнь Ленке, может, потому и Костик оказался у вас в лапах, может, все не случайно – тянется моя старая вина, как нитка за иголкой. Как же обгадил я свою душу! Дерьмо тянется к дерьму, потому и купился на приманку. Еще бы, вы по дерьму специалисты. А как вы за меня уцепились! Еще бы, ценный кадр заимели. "Нестандартное мышление… Надежный и сильный… Способный быстро обучаться…" Такие песни, кажется, пел дедушка Сумматор? Как же быстро вы поверили, что я ваш. А я не ваш… Я сам не знаю чей, но не ваш. И все же работал на вас. Сколько Групп через меня прошло! Сколько пацаньих душ изломал! Сколько Десантников подготовил! И только сейчас я, старый козел, спрашиваю: против кого десант? Я до сих пор не знаю, кто вы, откуда и зачем пришли, но одно я вижу без очков – вы не люди. Вы нелюди. И я чуть было не стал таким же. Да, не стал. Но загубленных детишек не вернешь. И это на мне висит. С этим грузом я уйду во тьму. Вот уж действительно, "кто соблазнит одного из малых сих…" Да, я никогда не верил во всякую там мистику, считал себя рационалистом до мозга костей, но если все же есть Он, в руках кого все нити, я не знаю, как его назвать, да и не важно, но я прошу об одном. Не надо мне света, не надо покоя, да и смешно было бы претендовать. Я готов принять любую судьбу, но дай мне сначала исправить то, что я натворил. Я понимаю, все исправить невозможно, но хоть что-нибудь… У меня же есть еще силы, есть ум, есть душа, поганая, конечно, но все-таки. Если она не годится Тебе такая, очисти, выжги из нее дрянь, это, наверное, будет больно и страшно, но я вытерплю. Но, Господи, дай мне возможность исправить мои дела. Помоги мне раздавить Благодетелей. Ты ведь знаешь, кто они такие и как с ними драться, так сделай меня Своим оружием. На что мне еще остается надеяться, кроме как на Тебя? А вдруг Ты и в самом деле есть, вдруг это по правде? Мне осталось жить пару минут, вот я могу, вытянув руку, дотронуться до стены, ощупать холодную сталь. Сейчас не время для шуток, поверь, я говорю всерьез, мне больше ничего уже не светит. А если я ни на что не годен – ладно, сотри меня в пыль, делай со мной все, что хочешь, я на все согласен, но помоги моему сыну! Выведи его из этой гнусной ямы! Хотя, конечно, Ты уже помогаешь, кто, кроме Тебя, мог послать Белого? Да и Город… Может, Город – это и есть Ты?
Так помоги же Костику! Я-то виноват перед ним. Дважды виноват. Я дал ему жизнь – и тут же бросил, отказался от него. Конечно, я не знал, что он родился, но мог узнать, если бы захотел. Но я боялся… И кто знает, чего я боялся? Наверное, потерять спокойствие. А потом, уже здесь, я ломал его душу, вытягивал из нее жизнь и каплю за каплей вливал мертвечину. Ведь я же убивал его! Вот если бы Ты сотворил чудо, взял бы меня, перенес в Натуральный Мир и поставил перед Костиком – что тогда? Я не смог бы посмотреть ему в глаза. И уж, конечно, не смог бы признаться, что я – отец. Потому что какой же я, к свиньям, отец? Я понимаю, Ты можешь меня, наверное, простить, Твоя доброта, говорят, беспредельна. Да меня бы и Костик, может быть, простил, узнай он правду. Он же на самом деле добрый, хоть мы тут и лепили из него хищного зверя. Да только я сам себя никогда не прощу. И вообще, не меня спасай, а его. А мне помоги лишь исправить мое зло. И все. Я больше ничего не хочу и ничего не прошу…"
Стальная стена мягко, почти нежно коснулась его груди. Ладно, давите, сволочи, – он вдруг обнаружил, что пытается ее оттолкнуть. Глупо. Чисто животная реакция. Инстинкт. Душа делает свое, а тело свое. Но что же будет дальше?!
…Сперва замерло дыхание, потом острая боль затопила грудную клетку. Господи, неужели будет так больно?! Но все равно это надо вытерпеть. Надо! Ни звука они не получат.
Боль вливалась во все тело, в каждую клеточку, в каждый нерв, жгла точно расплавленной сталью, и этому ужасу не было конца, и время, казалось, перестало струиться, замерло, мир вокруг него расплылся и исчез, вместо мира осталась лишь плотная упругая темнота. Она выгибалась во все стороны, она трещала, точно ее раздирали чьи-то безжалостные пальцы, и вот – лопнула!
Но куда?! Зачем темноту скручивают в огромную спираль? Нет, это, оказывается, не спираль, а бесконечно длинный туннель, и его, словно прозрачную пылинку, несет куда-то ввысь бешеный ветер, безумная неодолимая сила, и нельзя ни пошевелиться, ни вскрикнуть.
И все-таки он каким-то звериным, отчаянным рывком обернулся. Там, у светящегося белым пятнышком входа в туннель, что-то бесформенное валялось на стальном полу. И Сергей вдруг понял, что это месиво – ни что иное, как он сам. Это – он. Он – там. И в то же время здесь, летит по туннелю в потоке холодного ветра.
Но уже не было ни боли, ни стальных стен камеры, да и черный туннель куда-то пропал. А была – лестница.
Сергей поднимался по крутым, истертым миллионами ног ступеням. Ничего, кроме ступеней, не существовало. Ни потолка, ни стен, лишь серый камень внизу.
Лестница казалась бесконечной, но Сергей почему-то знал, что это иллюзия, что конец есть, и близок. Чья-то спокойная уверенная воля вела его вверх, и с каждой секундой становилось все светлее. Свет лился непонятно откуда, но Сергей об этом не думал. Он чувствовал, как рождается в нем сила, неизвестная, немыслимая ранее сила.
А потом вдруг лестница кончилась. Кончилась самой обычной площадкой – точь-в-точь такой же, как и шестнадцать лет назад, в Ленкиной пятиэтажке.
Он растерянно стоял перед единственной дверью, самой что ни на есть привычной, земной. И не знал, что делать дальше.
Дальше был Голос:
– Ну, здравствуй. Ты все-таки пришел. Поздновато, правда, но сумел все-таки, прорвался. Теперь иди вперед. Ты ведь знаешь, что должен сделать.
– Знаю, – ответил Сергей, оправляя непонятно откуда на нем взявшийся белый комбинезон. Тот был малость великоват, но лишь самую малость. Значит, вот так… Кто бы мог предположить?! Белый… Вот и открылась его тайна. Он ждал чего угодно, но не этого. Выходит, время все-таки обратимо? Ладно. Значит, так и должно быть.
– Да, я знаю, – повторил Сергей. – Значит, все было не зря.
Он распахнул дверь и шагнул вперед.
9
Они сидели, привалившись к огромной сосне. Здоровенный ствол, руками не обхватишь, блестел на солнце горячими рыжими капельками смолы, от ее запаха у Кости слегка кружилась голова.
Все вокруг тонуло в жаркой, душной тишине. И звон кузнечиков в густой траве лишь усиливал эту тишину. И только иногда где-то у них над головами подавала голос невидимая птица.
– Я, кажется, помню эти места, – задумчиво протянул Костя. – Тут недалеко деревня есть, Захаровка, мы там с мамой отдыхали у ее подруги, тети Наташи. Я тогда еще маленьким был, в третий класс перешел. Или это я путаю?
– Нет, Костик, – не спеша отозвался Белый, – ничего не путаешь. Вы с мамой действительно были здесь. Просто к тебе возвращается память. Причем со скоростью крейсерского звездолета.
– Значит, уже все?
– Значит, – неожиданно весело произнес Белый. – Ты вырвался, ты в Реальности, и Корпусу до тебя уже не дотянуться. Они имеют власть лишь по ту сторону Границы.
– Вы хотите сказать, по ту сторону реки? – уточнил Костя.
Белый некоторое время молчал, глядя в бледно-голубое, выцветшее от жара небо.
– Причем тут река, да, кстати, и пещера? Это лишь одна из моделей перехода. Все могло бы выглядеть иначе. Брел бы ты, к примеру, по дремучей тайге без ружья, без компаса, вместо крыс гонялись бы за тобой волки. Или безводная пустыня, змеи… Граница-то она граница, да только особого рода. Чтобы ее перейти, вовсе необязательно двигаться. Можно стоять на месте – и все же мгновенно ее пересечь.
– Значит, получается, я смог бы вернуться сюда прямо из Корпуса? – он удивленно посмотрел на Белого. Тот молчал, чему-то улыбаясь.
– Зачем же тогда пещера, озеро, все эти?.. – с досадой бросил Костя. Ему стало не по себе. Неужели страшный путь по Дыре оказался лишним? Выходит, что скитание в путаных коридорах Корпуса, подслушанное собрание, ледяная подземная река – все это было без толку?
– Нет, – откликнулся наконец Белый. – Тебе такое не под силу. Во всяком случае, пока. Твой путь – сквозь Реализацию. Ты, конечно, не совсем понимаешь, да сейчас-то какая разница? Все позади. Но не расстраивайся. Главное – ты почти все сделал сам.
– Ну да, сам, – усмехнулся Костя. – За дурачка меня держите? А дверь в карцере? Она что, сама по себе взялась?
– Дверь? Да как тебе сказать… – пожал плечами Белый. – А может, она появилась случайно? Как тебе такая версия?
Костя натянуто засмеялся.
– Ничего себе случайность! Вы же меня еще во сне научили, как действовать. Помните – "если будет очень плохо, считай до десяти – делай рукой вот так", – и Костя резко ввинтил ладонь в душный, перекатывающийся горячими волнами воздух.
Белый посмотрел на него с непонятной грустью.
– Эх, Костик-Костик… Все бы тебе понимать буквально. Ну при чем тут рука? Дело же совсем в другом. Тут, знаешь, как со спортсменами. Они перед состязанием дергаются, нервничают, и боли всякие странные у них появляются, и уверенность в проигрыше. И тогда что? Если при команде имеется неглупый врач, даст он такому вот бедолаге таблеточку. В красивой упаковочке. И разрекламирует ее, мол, импортное средство, дефицит, высвобождает скрытые резервы организма… И правда, после таблеточки спортсмен себя отлично чувствует, ни болей, ни страхов. А на самом деле дали ему обычную аскорбинку, кальций или еще что-нибудь столь же безвредное. Главное – человек верить начинает.
– Погодите-погодите, – никак не мог сообразить Костя. – Выходит, я сам ее и создал, дверь?
– Выходит, что так. Нужно было уйти – ты и открыл ход. Почти самостоятельно. На девяносто девять процентов.
– Ну хорошо, на девяносто девять, – не сдавался Костя. – А оставшийся процент? Он откуда?
– Все бы тебе расскажи, – усмехнулся Белый. – На самом деле была и некоторая поддержка. Но без твоей воли у нас ничего бы не получилось.
– У нас? Значит, все-таки это были вы?
– Да многие работали, – как-то нехотя, через силу отозвался Белый. – Главное, ты не испугался самого себя. Своих сомнений, страхов. Помнишь, как боялся "болезни"? Но ты решился – а остальное, так сказать, дело техники.
– Ничего себе! – присвистнул Костя. – Ну и дела! Это что же, получается, я теперь могу чудеса творить? Как на Энергиях?
– Про Энергии забудь, – жестко обрубил Белый. – Обманули дурака на четыре кулака. Впрочем, не одного тебя. И вообще, не слишком задирай нос. Силу ты получил, не спорю, но она не твоя, и получил ты ее временно, и не просто так, не за красивые глаза.
– А для чего?
– Ну, это уж ты сам как-нибудь решишь, – Белый встал и потянулся. Долго смотрел на выплывшее из-за горизонта темноватое облачко, похожее на маленькую чернильную кляксу. – Вечером гроза будет… А вообще как это здорово, когда над головой солнышко имеется. Хоть какое-то… Не то что там… – и снова замолчал.
– Ладно, допустим, я сотворил эту дверь, – все же не мог уняться Костя. – Но потом-то я в одиночку бы не справился. Крысы бы сожрали – и всего делов.
– Ну что ж, настало время поговорить о крысах, – сказал Белый, отвлекшись от созерцания горизонта. – А что крысы? – Он усмехнулся. – Тоже ведь обман. Значит, так. Никакие это не крысы, а сгустки. Помнишь, я тебе еще там говорил? Они могут любую форму принять, под любым именем спрятаться – своего-то у них нет. Ну, а кроме того… Не загрызли бы они тебя. Не смогли бы. Видишь ли, все, что было в Корпусе – Санитары, Наблюдательницы, Стажеры, – это люди, которые могут действовать физически. Их к тому же особой техникой снабдили. А сгустки – нет. Только через людей. Но и люди с тобой ничего уже сделать не могли – с того момента, как ты разорвал Первое Кольцо. Это значит, когда из карцера вышел. Вот так. Но не в том дело. Сожрать бы они тебя, конечно, не сожрали, а вот насмерть задавить страхом – это пожалуйста. Это они умеют. Так что была опасность, не спорю. А вообще, знаешь, много есть легенд про нечистую силу, как от нее люди погибали. Не от клыков и когтей, а от собственного страха. Говоря современным языком, случался у них инфаркт миокарда. Безо всяких клыков. Ну, и с нашими крысками такая же история.