«Расслабьтесь». Памела глядит на Манфреда. «Мэнни, почему бы тебе просто не сказать ему, зачем тебе нужна полоса? Наверное, тогда он сможет тебе сказать, имеет ли это смысл, или проще поискать другой способ». Она улыбается Франклину. «Я заметила, он становится несколько доходчивее, если сделать так, чтобы он объяснял свои доводы. Как правило».
«Если я...» - Манфред останавливается. «Окей, Пэм. Боб, это те омары из КГБ. Они хотят оказаться в каком-нибудь месте, изолированном от человеческого пространства. Мне представляется, я смогу убедить их записаться экипажем на твой самовоспроизводящийся завод. Но они захотят перестраховаться, вот зачем система дальней космической связи. Я считаю, мы можем переслать пару их копий в матрешки Дайсона в М31».
«КГБ?» - восклицает Пэм. «Ты говорил, что не связывался с шпионами!»
«Расслабься, это просто Московская Группа Пользователей Windows NT, никакое не ФСБ. Выгруженные хвостатые ее взломали и...»
Боб с удивлением смотрит на него. «Омары?»
«Ага!» Манфред возвращает взгляд, как ни в чем ни бывало. «Выгрузки Panulirus Interruptus. Что-то мне подсказывает, ты уже об этом слышал?»
«Москва». Боб откидывается на спинку стула. «Как ты узнал об этом?»
«Они позвонили мне!» - отвечает Манфред. «Трудно в наши дни выгрузкам оставаться без самосознания, даже если ты ракообразное. К лабораториям Безье есть много вопросов» - добавляет он с жесткой иронией.
Лицо Памелы — непроницаемая маска. «Лаборатории Безье?»
«Оттуда они сбежали». Манфред пожимает плечами. «Это не их вина. Этот мужик, Безье — он, случаем, не болен чем-нибудь?”
«Я...» Памела останавливается. «Я не разглашаю относящуюся к работе информацию».
«Шаперон не на тебе» - аккуратно подначивает он.
Она наклоняет голову. «Да, он болен. Какая-то разновидность опухоли мозга, с которой они не могут справиться».
Франклин кивает. «Вот в чем беда с раком. Всегда найдутся сложные случаи, слишком малочисленные. Лечения нет».
«Ну, тогда...» Манфред размешивает остатки пива в стакане. «Это объясняет, почему он так заинтересован в выгрузке. Судя по хвостатым, он на верном пути. Интересно, добрался ли он уже до позвоночных?»
«Кошки» - говорит Памела. «Он надеялся передать их Пентагону для использования в качестве умной системы наведения снарядов, и рассчитаться таким образов с налоговой задолженностью. Что-то вроде отображения карты вражеских целей в их сенсориуме[56]. так, чтобы они выглядели как мыши или как птички. Старый трюк с котенком и лазерной указкой».
Манфред поднимает на нее пристальный и тяжелый взгляд. «Это нехорошо. Выгруженные кошки — плохая идея».
«Тридцатимиллионный налоговый счет — тоже, Манфред. Это стоимость пожизненного ухода для сотни ни в чем не повинных пенсионеров».
Франклин, неприятно удивленный, откидывается на спинку стула, уходя с линии огня.
«Омары обладают самосознанием» - настаивает Манфред. «А что, в таком случае, с этими бедными котятами? Они что, не заслуживают минимальных прав? А подумай-ка о себе. Хотела бы ты тысячу раз подряд пробуждаться внутри разумного снаряда, думая, что приоритетная цель этого часа по расчету тактического компьютера в Шайеннском бункере — это любовь всей твоей жизни? Как бы тебе понравилось тысячу раз пробуждаться только для того, чтобы умереть снова? Что еще хуже: котятам никто не позволит дезертировать. Они, черт возьми, слишком опасны — котенок вырастает в кошку, в самодостаточную и высокоэффективную машину убийства. У них есть интеллект, и отсутствует социализация. Представь, что они оказались на воле и где-то рядом – это просто недопустимо. Они — вечные узники, Пэм. Существа, достигшие самосознания только для того, чтобы обнаружить себя приговоренными к бесконечной смерти. Насколько это, по-твоему, справедливо?»
«Но они всего лишь выгрузки!» Памела разглядывает его. «Они же просто программное обеспечение, так? Ты можешь воссоздать их на другом железе, как например, твою Айнеко. Аргумент об убийстве здесь не вполне применим, не так ли?»
«И что? Через пару лет мы приступим к выгрузке людей. Я считаю, нам необходимо сказать утилитаризму “в другой раз!”, пока он не вцепился нам прямиком в кору головного мозга. Омары, котята, люди... Это скользкая дорожка».
Франклин прочищает глотку. «Мне потребуется с тебя договор о неразглашении и всякие заключения юридических экспертиз по поводу твоей идеи хвостатых пилотов» - говорит он Манфреду. «Потом надо пробиться к Джиму, и устроить выкуп интеллектуальной собственности…»
«Так не пойдет». Манфред неторопливо откидывается на спинку и улыбается. «Не быть мне замешанным в ущемлении их гражданских прав. Пока это в пределах моей власти, они - свободные граждане. И кстати, утром я запатентовал всю идею использования ИИ, производных от омаров, в качестве замены автопилотов на космических аппаратах, и все права передал ССИ[57]. Записи везде в сети. Так что либо ты предлагаешь им контракт о приеме на работу, либо катись».
«Но они — просто программное обеспечение! Обеспечение на основе чертовых омаров, Господи! Я не уверен даже, обладают ли они самосознанием… Я имею в виду... Что они такое — сеть из десяти миллионов нейронов с прицепленным синтаксическим движком и дрянной базой знаний? Ну какие из этого составляющие интеллекта?»
Манфред показывает на него пальцем. «Именно это они потом скажут про тебя, Боб. Сделай это. Сделай так, или даже не мечтай о выгрузке из своего тела, когда оно начнет собираться на покой, потому что тебе не захочется такой жизни, которая за этим последует. Практику завтрашнего дня определяет прецедент, который ты создаешь сейчас. Да, и не стесняйся применять этот аргумент к Джиму Безье. Рано или поздно, если ты сунешь его в это носом, он поймет. А некоторые виды захвата территории в области искусственного интеллекта просто не должны быть допущены».
«Омары…» Франклин качает головой. «Омары, кошки. Ты это серьезно? Думаешь, с ними надо обращаться, как с человеческим эквивалентом?»
«Дело скорее не в том, что с ними надо обращаться как с человеческими эквивалентами, а в том, что если с ними не обращаться так, становится совершенно вероятно, что и других выгруженных созданий не будут воспринимать как равных людям. Ты создаешь юридический прецедент, Боб. Я знаю еще о шести компаниях, которые уже начали исследовать выгрузки, но никто из них не задумывается о легальном статусе выгруженных. Если и ты не задумаешься об этом сейчас — где ты будешь года через три или пять?»
Взгляд Пэм, не способной осознать происходящее, мечется от Франклина и Манфреду и обратно, как бот, застрявший в бесконечном цикле. «О каких суммах идет речь?» - говорит она жалобно.
«Хмм. Наверное, несколько миллионов…» Боб рассматривает пустой стакан. «Окей. Я поговорю с ними. Если пошлют, с тебя все обеды в следующем столетии. Ты действительно думаешь, что они будут способны управлять комплексом добычи ископаемых?»
«Они весьма изобретательны для беспозвоночных». Манфред улыбается с невинным энтузиазмом. «Возможно, они и заложники своей среды обитания и всей предшествующей эволюции в ней, нокак видишь, они могут приспосабливаться к новой среде. И, только подумай, ты сможешь выиграть гражданские права для целого нового меньшинства — которое скоро перестанет быть таковым!»
***
Этим вечером Памела объявляется в номере отеля Манфреда в вечернем платье без бретелек, скрывающем туфли на остром каблуке, а так же большую часть предметов, которые он принес ей в полдень. Манфред открыл ее агентам доступ к своим личным материалам, и она пользуется привилегией. Она подстреливает его станнером, когда он выходит из душа, и Манфред оказывается привязанным к постели и распластанным на ней с кляпом во рту, не успев вымолвить и слова. Она оборачивает вокруг его уже поднимающегося члена латексный листок со слегка анестезирующей смазкой — нечего позволять ему расслабляться! - прикрепляет электроды к его соскам, проталкивает резиновую пробку в прямую кишку и пристегивает ее, закрепляя на месте. Там, у душа, она сняла с него очки. Теперь она перезагружает их, подключает к своему наладоннику и нежно опускает на его глаза. Приходит черед других приспособлений, которые она предварительно распечатала на своем домашнем трехмерном принтере.
Установка завершена, и она обходит кровать, критически осматривая его со всех сторон. Подумав с минуту, она надевает носки на его обнаженные ступни. Затем, мастерски пользуясь крошечным тюбиком цианакрилата, она склеивает вместе кончики пальцев его рук. Выключает кондиционер. Он извивается и напрягается, пробуя наручники. Да, пожалуй - это лучшая имитация сенсорной депривации, которую она способна устроить, не прибегая к иммерсионным ваннам и инъекциям суксаметония[58], хотя все это и ужасно примитивно. Она контролирует все его чувства - открытым остается только слуховой канал. Его очки, имитирующие метакортекс и теперь готовые нашептывать ему по ее команде все, что она пожелает, открывают ей широкополосный доступ прямо в его мозг. Ее возбуждает мысль о том, что она собирается сделать. Дрожь пробегает по ее бедрам - первый раз она оказалась способна проникнуть в его сознание так же, как и в его тело. Она наклоняется и шепчет ему на ухо: «Манфред, ты слышишь меня?»
Он пытается пошевелиться. Во рту кляп, пальцы склеены. Отлично. Все каналы обратной связи перекрыты. Он бессилен.
«Вот каково быть полностью парализованным, Манфред. Прикованным к постели нейромоторным заболеванием. Запертым внутри своего тела болезнью Кройцфельдта-Якоба, после того, как съел слишком много зараженных гамбургеров. Я могу вколоть тебе МФТП[59], и ты останешься в таком положении на всю жизнь, гадя в мешок и отливая в трубочку. Не способным говорить, и не имеющим никого, кто бы о тебе позаботился. Как думаешь, тебе понравится?
Он пытается что-то прохрипеть или простонать сквозь кляп. Она обертывает подол платья вокруг пояса и забирается на постель, оседлав его. Очки тем временем повторяют ролики, которые она записала в Кембридже прошлой зимой — сцены из столовых бесплатного питания, кадры из хосписа. Она наклоняется к нему, шепча в ухо.
«Двенадцать миллионов неуплаченных налогов, детка, вот сколько, по их мнению, ты им должен. Как ты думаешь, сколько ты должен мне? Шесть миллионов чистой прибыли, Манфред, шесть миллионов, которые могли бы иметь твои несуществующие дети».
Он мотает головой из стороны в сторону, будто пытаясь спорить. Это не пройдет — она дает ему звонкую пощечину, и восхищается отразившимся на его лице страхом. «Сегодня я наблюдала, как ты раздаешь несчетные миллионы, Мэнни. Миллионы - сборищу хвостатых и пирату с Масспайкской дороги. Ублюдок. Знаешь, что мне следует с тобой сделать?»
Он съеживается, не зная, всерьез ли она, или делает это, чтобы завести его. Отлично.
Нет смысла беседовать дальше. Она наклоняется все больше, так, чтобы почувствовать его дыхание на своем ухе. «Мясо и сознание, Мэнни. Мясо и сознание. Тебя не интересует мясо, не так ли? Ты можешь свариться живьем и не заметить, что происходит в твоем биопространстве. Еще один омар в кастрюле. И единственное, что удерживает тебя от попадания в кастрюлю — это то, как сильно я люблю тебя». Она протягивает руку вниз и срывает резину, открывая его пенис. Он тверд как фонарный столб от действия сосудорасширителей, онемевший, покрытый стекающим гелем. Выпрямляясь, она медленно соскальзывает на него. Ее самоконтроль поддается, и она прикусывает губу — так сильны ощущения. Это не так больно, как она ожидала, и ощущение очень отличаются от привычных. Она медленно наклоняется вперед, сжимает его напряженные руки, ощущает восторг от чувства его беспомощности. Потом опускается еще ниже и раскачивается, пока его тело не начинает сокращаться, сотрясаясь неконтролируемыми спазмами, истекая дарвиновским потоком его исходного кода, наполняя ее им, и удовлетворяя тягу к общению с помощью единственного оставшегося у него устройства вывода.
Она скатывается с него и осторожно использует остаток суперклея, чтобы закупорить влагалище. Люди не производят семенные пробки, и хоть она и не бесплодна, она хочет полной уверенности, а клей продержится день или два. Она раскраснелась, кровь приливает к лицу – она чувствует, что почти потеряла контроль над собой. Ей казалось, она чуть не сгорела заживо — так сильно было лихорадочное предвкушение - но она его, наконец, достала.
Она снимает с него очки, и глаза под ними кажутся беззащитными и уязвимыми как голое тело; обнаженными, как человеческое ядро его почти превзошедшего человеческую природу сознания. «Можешь приходить и подписать брачный контракт завтра утром, после завтрака» - шепчет она ему на ухо. «Ну, а иначе... Мои адвокаты будут на связи. Твои родители пожелают устроить свадебную церемонию, но этим мы можем заняться потом».
Похоже, что он хочет что-то сказать, так что она наконец поддается жалости и ослабляет кляп, а потом нежно целует его в щеку. Он сглатывает, кашляет, отворачивается. «Зачем? Зачем делать это так?»
Она касается пальцем его груди. «Все дело в правах на собственность». Она умолкает, чтобы подумать. В конце концов, предстоит перекидывать мост через огромную идеологическую пропасть. «Ты все же убедил меня, что эта бездефицитная фигня, раздача всего за баллы репутации - работает. Но я не желаю терять тебя среди кучи омаров или выгруженных котят, и уступать тем, кому достанется эта сингулярность с разумной материей, создание которой тебя так занимает. Так что я решила сперва забрать свою долю. Кто знает? Через несколько месяцев я отплачу тебе новым интеллектом, и ты сможешь присматривать за ним, как велит тебе твое сердце».
«Но тебе незачем было делать это таким образом!»
«Незачем?» - она соскальзывает с кровати и расправляет платье. «Мэнни, ты и так раздаешь слишком много и слишком легко! Приостановись, а то ничего не останется». Перегибаясь через кровать, она капает на пальцы его левой руки ацетоном, потом расстегивает наручники. И оставляет бутылочку с растворителем достаточно близко к его руке, чтобы он сумел высвободиться.
«Увидимся завтра. Запомнил? После завтрака!»
Она уже в дверях, когда он восклицает «Но ты не сказала, почему?!»
«Считай, что это один из способов распространения твоих мемов» - говорит она, посылая ему воздушный поцелуй и закрывая дверь. За ней она наклоняется и осторожно кладет еще одну картонную коробочку с выгруженным котенком. Потом она возвращается в свой номер, чтобы завершить приготовления к алхимической свадьбе.
Глава 2: Трубадур
Проходит три года. Манфред в бегах. Его сероглазая судьба неотступно преследует его, вихрем несется сквозь бракоразводные конторы, сквозь комнаты переговоров и встречи Международного Фонда неотложной денежной помощи. Это — веселый танец, и Манфред ведет в нем. Но он не просто убегает прочь, он нашел себе миссию. Манфред собирается выступить против законов экономики в древнем городе Риме. Он собирается сыграть машинам спиричуал. Он собирается отпустить компании на волю, и он собирается сломать итальянское правительство.
Компанию ему составляет его монстр, он следует за ним в его тени, не останавливаясь ни на миг.
***
Манфред заходит на посадку в Европе. Аэропорт — варварское великолепие эпохи заката ядерного века: сплошь хромированный блеск и переплетение траволаторов. Он проносится сквозь таможенный контроль и идет по длинному, гулкому залу прибытия, пробуя местные медиаканалы. Сейчас ноябрь, и похоже, что в своих бессмысленных и беспощадных попытках использовать сезонный подъем, чтобы обратить на себя внимание и искоренить Проблему Рождества[60], владельцы корпораций устроили показательный геноцид плюшевых Санта-Клаусов и фей. Военное преступление в магазине игрушек: каждые несколько метров с потолка свисают обмякшие тела, чьи конечности время от время дергаются в конвульсиях аниматронной смерти. Современные корпорации, становящиеся все более и более автоматизированными, не понимают, что такое смертность, думает Манфред, проходя мимо матери, которая успокаивает ревущих детей. Когда имеешь дело с людьми и пасешься на их кошельках, собственное бессмертие — помеха. Биомашины их кормят, а корпорации не способны понять одну из главных сил, которая теми движет. Рано или поздно нам придется что-то с этим сделать, говорит он про себя.