Женщина сказала, все еще задыхаясь от скачки:
— Благодарю вас, ваша милость. Еще раз, уже не от имени Элимора, но от меня лично.
Рут на мгновенье замешкался с ответом. Выдавил после паузы, склоняясь в поклоне:
— Надеюсь, что вы спасетесь. Удачи.
— И вам, — отозвалась женщина. — Я рада, что обратилась именно к вам, наследник Рут. Знаете, та корзина с медовыми пирогами навеки пребудет в моем сердце.
Он вскинул склоненную голову, с изумлением увидел, как она улыбается. Озадаченно моргнул.
— Не удивляйтесь. Сегодня утром все эти слова о Безднах и Садах, о том, что после смерти мы куда-то уходим, подтвердились. Так что ни вам, ни мне незачем расстраиваться. Единственный печальный факт заключается в том, что в тех краях вряд ли подают сливки…
Она еще раз кивнула и тронула поводья, посылая кобылу вперед.
Рут развернул коня. Уезжая, он ни разу не обернулся.
Отец, как и обещал Энгер, ждал его у Вратной башни Ваграна. С холодного лица глянули на сына ледяные серые глаза. Такие же, как у самого Рута.
— Отец… — начал было он.
Герцог жестом оборвал сына:
— Вижу, ты цел. Хоть что-то радостное.
— Мне нужно многое рассказать… — снова начал Рут.
И герцог снова оборвал его:
— Ты прав. Очень многое. И не мне одному.
Рут вдруг заметил, что боевые волки, стоявшие поодаль, по одному уходят из башни.
— В другое время я бы дал тебе отдохнуть, — тихо, сочувственно сказал отец. — Но ты солгал о моем поручении, исчез на всю ночь, потом вернулся со служительницей из элиморского храма и зачем-то повез ее к Гуару Валеру. Будь ты простым эрни, все было бы проще, но ты мой сын и когда-нибудь сядешь на герцогскую скамью. Эрни хотят знать… Нет, не так — эрни должны знать, что натворил этой ночью их будущий герцог и почему он обманул своих сородичей. Я выслушаю тебя перед лицом всех наших братьев. Все, кто может освободиться от службы, уже собираются в зале для приемов. Иди туда. Я приду попозже.
Он повелительно махнул рукой в сторону выхода. Рут краткое мгновенье глядел в непроницаемое и холодное лицо. Отец ответил тяжелым взглядом. Что сделано, то сделано. Теперь время держать ответ.
Рут развернулся и зашагал к выходу, чувствуя, как усталость окутывает плечи плотным тяжелым плащом.
Спиной он ощущал взгляд отца.
Эрни и впрямь стекались в башню — темные фигуры, на диво молчаливые. Флег, Магр, Кален и Зейг, его одногодки и закадычные приятели, помахали Руту издалека. Но молча и с вопрошающими лицами.
Эрни постарше вообще старались на него не смотреть.
Ложь строит стены, подумал Рут.
Мать поджидала его на лестнице Главной башни. Герцогиня Эвгалир выбежала из-за поворота коридора, отпустила юбки, улегшиеся торжественными складками вокруг ее ног. Обласкала сына взглядом.
Здесь не было всхлипов «где ты был?» и «как ты мог?», мать стояла молча, не отводя взгляда. По лестнице рядом с застывшим Рутом поднимались эрни, старательно прятавшие глаза. Рут наконец выдавил улыбку, слегка развел руками, словно показывая: вот он я, живой и здоровый.
И герцогиня-мать, порывисто вздохнув, прижала стиснутые руки к животу, к тому месту, где из-под корсажа волнами вырывались юбки. Рут еще раз широко улыбнулся, кивнул и пошел вверх по лестнице. Мать осталась стоять там, где стояла. Теперь, когда блудного сына рядом с ней уже не было, проходящие эрни приветствовали свою герцогиню поклонами.
Отец и вправду пришел очень скоро, и Рут начал свой рассказ…
— Я подытожу.
Отец сидел, глядя на него исподлобья. По сухим, словно выточенным из светлого камня щекам катались желваки.
— Ты тайно отправился в чужую страну. Не предупредив никого. Там ты убил несколько ее жителей — ради спасения Элимора и потому, что в них вселились адельбергцы, я помню. Ты сделал все, чтобы Тарланьский дом получил олеконы, древние предметы с пугающей мощью, потому что ты решил предложить Тарланям в качестве оплаты именно их. Наконец, ты сам вызвался убить Гуара Валера, и это просто чудо, что тебя остановила некая женщина.
Отец сидел на герцогской скамье, Рут — напротив, на лавке для просителей. У этого седалища было еще одно предназначение: когда герцог вершил свой суд герцогской скамьи, на ней сидели подсудимые.
То, что сейчас творилось в зале, было разбирательством. Но мрачные нотки в голосе отца как бы намекали, что до суда этому разбирательству оставалось всего ничего. За спиной Рута толпились эрни. Первыми стояли старейшины, потом главы герцогских управ, боевые волки постарше и, наконец, его сверстники.
Пальцы герцога впились в край скамьи так, что побелели костяшки. Слова падали холодно и тяжело.
— Знаешь, сын, что хуже всего?
— Олеконы, которые достанутся Тарланям? — предположил Рут, вскидывая голову.
Отец качнул головой, и он увидел горькие морщинки в углах его рта.
— Нет. Хотя сам факт того, что у нас под боком теперь будут жить не просто маги, а маги, владеющие игрушками адельбергских колдунов, меня не радует. Нет, хуже всего то, что ты всех нас… — Герцог сделал паузу, и Рут понял, что отец ищет слова.
— Ты всех нас презрел. Отсек. Ты узнал что-то, решил, что справишься один, — и ушел, никому ничего не сказав. Не посоветовался ни с одним из нас, не предупредил, где искать твои останки в случае чего. Словно мы все для тебя чужие. Ничто.
Герцог Франц сделал паузу и продолжал все более отстраненно:
— Ты плюнул в лицо всему роду. Мы выжили, потому что когда-то научились держаться друг за друга и вместе встречать любую беду. А мой собственный сын показал в эту ночь, что для него дороже всего на свете его собственное мнение. И возможность поиграть в будущего герцога.
— Нет! — Рут сорвался на крик, но отец метнул на него холодный взгляд. Заткнись, было написано у него на лице.
Рут поправился:
— Нет. Дело не в титуле, дело не в будущем герцоге. Просто я почувствовал, что прав. И что ты… что все вы не согласитесь помочь Элимору. Опять-таки эта книга…
— Рут… — сжатая на краю скамьи рука герцога разжалась, пальцы отбили дробь по отполированной годами древесине. — Ты молод. И не понимаешь, что элиморский Гуар Валер, по сути, собирался оказать нашему роду услугу. Все, кто ненавидит эрни, в один день сорвали бы маски, выйдя в открытую. И мы уничтожили бы наших врагов — всех разом, не заморачиваясь на суды и доказательства. Ты, будущий герцог, о чем ты думал?
Рут опустил голову. Сказал подчеркнуто ровным тоном:
— О мальчишках, которых нам пришлось бы убить. Ты сам говорил когда-то, что в любом мятеже не меньше трети участников попадают туда в силу стечения обстоятельств, не особо понимая, что делают.
— Но когда этой трети удается избежать расплаты за свою глупость, они, как правило, тут же снова попадают в переделку, — тихим голосом подхватил отец. — С этой стороны мятеж Гуара был даже полезен; откровенных дураков, как и скрытых предателей, следует время от времени выпалывать. Кстати, принесенная тобой книжка, достанься она Гуару Валеру, все равно рано или поздно попала бы к нам. Или сгорела в огне мятежа. У тебя есть еще что сказать в свое оправдание?
Рут молчал. Отец вскинул голову, бросил:
— Если кто-то из наших сородичей хочет задать вопрос наследнику Руту, пусть говорит сейчас.
Повисла тишина, которую прервал голос Энгера:
— Я спрошу кое-что.
Уши Рута уловили легкие шорохи — эрни уступали дорогу командиру волков, идущему к скамье просителей.
Добравшись, Энгер перекинул ногу через лавку и сел рядом. Рут повернул голову, уставился в длинное лицо, обросшее пепельно-черной щетиной. Похоже, в последние сутки у Энгера не было времени для бритья — впрочем, как и у него самого.
— Я хочу спросить у будущего герцога моего сына…
Сыну Энгера было всего три года, и его герцогом он стал бы не скоро. Но Рут этого говорить не стал. Просто медленно кивнул, глядя командиру волков в глаза.
— Наследник Рут, почему вы предложили олеконы Тарланям? Почему не захотели добыть их для нас? Хотя бы один?
Прежде чем ответить, Рут помолчал, собираясь с мыслями.
— Каждому оружию нужна привычная к нему рука, — проговорил наконец. — А я не очень хорошо представляю… да и никто из эрни не представляет, что делать с этими штуками. Олеконы привлекли бы к нам внимание Совета магов. И всех домов Анадеи. Учитывая, кто мы, нас начали бы ненавидеть еще больше. И бояться до исступления.
— Бояться, вот как? — Энгер вскинул брови.
Рут сказал настойчиво:
— Страх и ненависть уничтожат то хрупкое равновесие, что установилось между нами и людьми. Детям Триры Мстительной ни к чему обзаводиться дарами Рьяга Ненасытного. Тем более что об этих дарах знает слишком много народу. Если все дома Анадеи и Совет магов объединятся, нам не выстоять. А олеконы вполне могут подвигнуть их на такой порыв.
Энгер слушал, не сводя с него желтовато-карих глаз. Рут облизнул губы и продолжал:
— И я надеялся, что Тарлани, заполучив олеконы, тут же отправятся отвоевывать назад свое княжество. В Тарланьском доме слишком много магов, чтобы они могли стать добрыми соседями надолго, а благодарность за данный им приют, боюсь, уже начинает выветриваться. Мы смогли бы избавиться от Тарланей, сохранив мнение о нас как о чудовищах наполовину. Но все-таки наполовину, а не полностью.
Он метнул взгляд на отца. Тот слушал так же внимательно, как и Энгер. Рут ощутил мимолетную тень удовлетворения.
— Помимо олеконов Тарланям потребовалось бы войско, чтобы захватить Кир-Авер и Алый замок. Платить им нечем, но княжество Эррона по землям даже больше Керсы, причем поместных властителей в княжестве уничтожили по причине родства с Тарланями, а поместья достались эрронским магам. Стоит Тарланям объявить о наборе войска и пообещать за верную службу земли, как наши керсийские мятежники не пойдут, а побегут к ним на службу. И это будет… то есть был бы бескровный разгром. К сожалению, я ошибся.
— Политика, — пробормотал Энгер. — Я прямо-таки сожалею, что все это не удалось.
— Политика, — согласился Рут. — И как всегда в политике, все сорвалось из-за нескольких слов. И неизвестных обстоятельств. Началась смена эпох, Тарлани об этом узнали и теперь вряд ли сдвинутся с места.
Энгер, хмуря брови, кивнул; кивок подозрительно походил на поклон. Затем бесшумно встал со скамьи и отступил назад.
Отец проводил его глазами, спросил:
— Кто еще желает задать вопрос наследнику?
Желающих больше не было.
— Хорошо. — Герцог Франц наклонил голову, глянул на Рута с холодной печалью. — Теперь ты, Рут. Хочешь спросить или сказать что-то, прежде чем я оглашу решение о твоем наказании?
Наказание. Он это предвидел. Рут стиснул челюсти, потом расслабил мышцы лица. Сказал ровным тоном:
— Нет ли вестей из Рандеска?
Отец перевел взгляд на боевого волка, который вошел в зал последним и стоял у дверей. Тот доложил:
— Там странная суматоха. Вроде бы собирают вещи и грузят их в повозки. Пока еще рано говорить, но те несколько керсийцев, которые зачем-то пришли к Гуару Валеру, были развернуты у ворот имения.
Значит, ей удалось, подумал Рут. Как там говорят у людей? Пусть ее путь ведет к Саду…
Он отогнал нерадостные мысли. Отец вскинул руку, явно собираясь объявить свое решение, в то время как у него имелся еще один вопрос. Рут приподнялся над лавкой, быстро выпалил:
— Что вы собираетесь предпринять в связи со сменой эпох, мой герцог?
Какой официоз, горько подумал он. «Вы, мой герцог». Но иначе нельзя, любое другое обращение сейчас будет выглядеть как попытка разжалобить и смягчить отца.
Герцог склонил голову еще ниже, помолчал. Ответил после паузы:
— Ничего. Если посланец Триры соблаговолит прийти в Керсу, он найдет нас здесь. Если нет, мы поймем и не обидимся.
Рут громко сказал:
— В Элиморе, по сути, встретились двое эрни, один живой и один мертвый. Кажется, Трира-прародительница питает к нам определенный интерес.
Если раньше Рут улавливал идущие из-за спины отзвуки шепотков и дыхание многих эрни, то теперь это все как обрезало. Наступила полная тишина.
— В подземной комнате храма, — тяжелый голос отца упал в эту тишину, — кроме тебя, находились еще маги Тарланьского дома и главные служители храма. Я бы сказал, что Трира приглядывается, кто в нашем мире может по своей воле прийти к Мстящей. Она пробует на излом людей и нас.
— И какие решения вы примете, исходя из всего этого? — быстро спросил Рут. И добавил: — Мой герцог.
Взгляд отца скользнул над головами эрни.
— Мы много тысячелетий пытались стать подобиями людей, — сказал он наконец нехотя. — Иногда я думаю, что теперь в нас даже больше человеческого, чем в самих людях. Стоит ли нам становиться теми, кем мы были, — вот в чем вопрос. В конце концов, боги и демоны приходят и уходят, а мне бы хотелось, чтобы мы, эрни, остались. Но в любом случае пока что рано об этом думать, открытых предложений нам никто не делал. Вот будут предложения, тогда и…
Отец на мгновенье смолк, ушел в себя. Потом, словно очнувшись, глянул на сына, резко посуровел лицом.
— Хватит слов. Готов ли ты, Рут, выслушать решение о своем наказании?
Рут склонил голову:
— Да.
— Поскольку мой сын показал, как мало мы ему нужны, — голос герцога зазвенел металлом, — наказание ему будет соответствующее. На два месяца, на восемьдесят дней, начиная с сегодняшнего, наследника Рута не существует ни для кого, живущего в замке. Никто не должен к нему обращаться, разговаривать с ним или замечать его. Слугам также будет запрещено общаться с наследником. Кроме того, наследнику Руту на эти два месяца запрещается покидать Вагран. Сын, на два месяца ты для нас мертв.
Рут потратил несколько си-силуйнов, чтобы осознать смысл сказанного. А поняв, вдруг ощутил, как дико и безудержно хочет спать. Два месяца тишины и безмолвия… может, это не так уж и плохо?
Рут встал и пошел на подгибающихся ногах к двери. Зал молчал.
Глава шестнадцатая
Княжеское обучение
Разбудила Таню Мелта, пришедшая с подносом. После завтрака служанка натянула на нее сливочно-желтое платье с кружевцами, потом заплела волосы в две коротенькие косички и свернула их над ушами тугими улитками. Таня при виде этой прически даже оторопела, ибо такого ужаса на голове не носила давненько, с семи лет уж как…
Но времени возмущаться не было. Мелта подхватила ее ночнушку и исчезла из комнаты.
Оставшись одна, Таня потратила некоторое время на ожидание, — в последнее время ее утро всегда начиналось с визита Арлены. Однако немолодая блондинка почему-то задерживалась, а сидеть в комнате без окон не хотелось. Поэтому Таня, поразмыслив, вышла и направилась во двор.
Воздух был свежим и пряным. Местное зеленоватое солнышко все еще пряталось за каменными строениями замка. Лучи его красили в зелень верхушки зданий напротив.
Она принялась в гордом одиночестве мерить шагами двор. Очень скоро из здания, где находилась трапезная, повалила толпа дам и кавалеров. К ней никто не подходил, и ее это устраивало; воспоминание об Орле напрочь избавило Таню от желания заводить знакомства среди Тарланей.
Дождавшись, когда двор опустеет, она снова продолжала свой променад. Даже наведалась к башне, с вершины которой вместе с Арленой когда-то обозревала окрестности Фенрихта. Увы, серебристая решетка закрывала вход. А открываться сама собой, как тогда перед Арленой, металлическая преграда не спешила. Хотя Таня и прутья подергала, и низ решетки попинала, благо на ногах опять были крепкие ботинки самого что ни на есть спецназовского фасона.
Зверея от безделья, она принялась рассматривать башни и строения по периметру двора, ощущая себя туристкой, попавшей в Средневековье. Двор то и дело пересекали группы и отдельные личности, кто прогулочным шагом, а кто и бодрой трусцой.
К обеду ее нашла во дворе Мелта и утащила обратно в комнату, где уже ждал поднос.