— Вперед! Осколочный!
Танк пошел вперед, они даже не посмотрели, что позади, прошел ли завалы второй танк. Где-то вверху были вертолеты, наносившие удары по позициям боевиков впереди. Террористы знали свое дело — легкие патрули на мотоциклах, на легких машинах наносили удары и быстро исчезали в тропинках посреди развалинах и переулках, дома вокруг которых в развалины еще не превратились.
Они успели сделать шесть или семь выстрелов — лейтенант стрелял из пулемета, сам не видя, куда стреляет, он уже понял, что это была чертовски плохая идея — ломиться напролом, без поддержки — лучше бы он сдал назад. Потом — броня не выдержала очередного попадания ракеты — заглох двигатель…
У Меркавы двигатель расположен впереди. Если бы сзади, как у советских танков — у экипажа уже были бы серьезные неприятности…
Сработала система пожаротушения. Они включились во внешние источники дыхательной смеси — у танкистов они были, как и у летчиков.
— Танк остановлен! Два один остановлен!
— Орудие?
— Исправно! Оно исправно!
— Продолжаем! Два один, продолжает бой!
— Два — один, это Гур один — один, вы оторвались от основных сил! Доложить о повреждениях, немедленно возвращаться!
— Один — один, двигатель выведен из строя! Продолжаем бой!
— Один — один это три один! Находимся в окружении, ведем огневой бой! Два один подбит, наблюдаю дым!
— Три один, прикройте два — один. Два один, подрывайте танк, вашу мать, и немедленно назад! Эвакуируйтесь на три один, у нас серьезные проблемы!
— Алим, мы никуда не уйдем!
— Гур один — один, всем позывным Пчелы! У нас проблема севернее Джабалия — кэмп! Два танка, ведут бой в окружении, один из них выведен из строя! Нам нужно воздушное прикрытие, прямо сейчас! Воздушное прикрытие и разведка севернее Джабалия — кэмп.
— Гур один — один, здесь Пчела восемь! Мы атакуем с предельной дистанции! В районе Джабалия-кэмп массированные пуски ракет, массированные пуски ракет! Артиллерия ведет огонь по лагерю!
— Пчела, здесь Гур один один! Дайте мне точные координаты или наведите артиллерию! Надо поставить заградительный огонь!
Очередной удар пришелся в борт — так, что содрогнулся весь танк. Запахло горелой изоляцией…
— Лев ранен! Он ранен!
Лейтенант понял — все. Пристрелялись…
— Поворот башни не действует!
— Эвакуируемся!
Лаз в корму танка в Меркаве был на удивление высокий и широкий, можно было даже протащить раненого. Но действовать надо было быстро — пока ублюдки не окружили танк и не взяли на прицел кормовой люк, чтобы расстрелять любого, кто попытается выйти из танка. А до них доходит это быстро…
Первым вылез Гиди, взяв с собой их последний оставшийся козырь — тот самый пулемет, мощное и убойное оружие, способное поставить неплохую огневую завесу. Следом — вылез сам лейтенант Дани Шарец — и только снаружи танка окончательно понял, куда они попали…
Это была малоэтажная застройка — похоже, что они прорвались почти к самому лагерю Джабалия, рассаднику экстремизма на весь Восток, всемирно известному центру террористической активности. Дорога, не мощеная, а если и мощеная — то так давно, что все покрытие давно развито и никто никогда его не чинил. Дорога узкая — два танка разъедутся, но не более. Как три — один, танк который шел за ними вышел вперед — непонятно.
Слева, буквально в паре метров — стена. Обломки стены — они почти вышли на открытое пространство. Не успевшие обгореть лозунги на арабском, типичные для здешних мест надпись «Хуррият лиль фалястын» [90]. Тут же — изображение какого-то религиозного деятеля, местного, с бородой, рука, сжимающая автомат Калашникова. Изжеванная танковыми гусеницами машина — она хоть как-то прикрывает их от пуль.
Для израильских танкистов — это все равно, что ад. Оказаться без помощи, без поддержки в самом сердце разъяренного палестинского города…
Над полкой, едва не задев башню, свистнул еще один снаряд из РПГ, оставляя за собой дорожку серого дыма. Звук от него был примерно такой, какой бывает от тяжелой сабли или рапиры, рассекающей воздух — ж-жых! Лейтенант баловался рапирой и знал этот звук…
Последним из танка выполз Ари, механик-водитель, и он же вытащил Льва. Вытащил он и спальный мешок, в котором находилось запасное оружие…
— Что?
— Плохо! — крикнул Саша, перекрикивая грохот боя…
Гиди — подхватился с пулеметом…
— Стой!
Гиди пробежал несколько метров и плюхнулся за раздавленную машину, наведя ствол своего оружия туда, откуда они пришли. Атаки можно было ждать либо с флангов, либо с тыла, с тыла их никто не прикрывал. Но и фронт оставлять без внимания не стоило — подберутся на бросок гранаты, кранты всем. С той стороны — могут быть смертники…
Ари достал оружие и зарядил его, набросил на плечи как куртку — разгрузочный жилет.
— Держи с фронта!
— Понял!
Лев был ранен тяжело и находился без сознания. То, чем их подбили — пробило броню и тяжело ранило заряжающего. Руку как лев пожевал.
Черт…
Лейтенант вспомнил, как оказывать первую помощь. Достал жгут и затянул его. Больше он ничего сделать не мог — главное пока максимально сократить потерю крови. С этим потом еще надо будет разобраться… но не здесь…
Оглушительно ухнула танковая пушка, лейтенант Шарец замычал от боли в ушах. Черт… надо и в самом деле сваливать.
— Три один подбит! — прокричал Ари, обернувшись на короткое мгновение — наглухо подбит! Не уйти!
— Гиди!
Словно отвечая на крик — там, откуда они пришли — из какого то переулка, не закрытого баррикадами, не заваленного обрушившимися стенами домов — выскочила машина, белая со срезанным газовой горелкой верхом и набившимися внутрь боевиками. Ничего сделать — ни покинуть машину, ни обстрелять их они не успели — Гиди открыл пулеметный огонь. Они его не видели, а когда увидели — стало поздно. Остановившаяся машина покрылась искрами попаданий, каждая пуля проделывала рваную дыру в борту и в набившихся в нее людях. Потом — машина вспыхнула, не так, как показывают в кино, а просто появились дым и пламя — и Гиди прекратил огонь, израсходовав пол ленты…
Лейтенант понял, что кроме него — некому.
Высунулся из-за массивного борта своего танка, оценивая обстановку — и тихо, но злобно выругался. Три один прошел вперед, обвалив бортом стену дома, и ушел вперед метров на двадцать, не меньше. Там его и подбили — был виден дым, нехороший, черный дым — значит, что-то горит, а не просто от подрыва. Ари лежал у гусениц, стрелял из автомата — и просто удивительно, что в него еще не попали…
Лейтенант оглянулся, увидел приличное место. Что-то вроде проулка между домами, очень узкого — здесь строят экономно, дома стоят тесно как в Европе…
— Давай туда! Прикрою! Потом прикроешь меня!
Лейтенант открыл огонь и Ари пополз. Не побежал, а именно пополз — хотя было метра три — четыре до позиции. Почему-то пришло в голову, что если кто из них и останется сегодня в живых, так это Ари. Он не рискует даже по мелочам…
— Пошел! — крикнул он и открыл автоматный огонь.
Лейтенант бросился вперед — но поскользнулся и упал у самого носа танка. Даже не поскользнулся…
Он вдруг понял, что там, впереди — несколько десятков ублюдков. Пулеметчики. Снайперы. И у каждого из них — нет никакой другой мысли, кроме одной.
ОНИ ВСЕ ХОТЯТ ЕГО УБИТЬ.
Вот так, просто. Все, что они хотят — это убить его. Каждый из них хочет убить его, израильского танкиста и тот, кто это сделает — станет героем своего народа. Его смерть — вот все что хочет каждый из них.
И как будто сам Господь Бог сказал ему — до стоящей впереди Меркавы с позывным Гур три — один он не добежит.
Лейтенант прижался к гусенице. Его трясло. Он знал, что должен пойти и посмотреть, что с теми, кто рискнул собой ради того, чтобы прикрыть его подбитый танк. Но он не мог этого сделать — его как парализовало…
Но прежде, чем кто-то кроме него осознал его трусость — произошло два события, каждое из которых кардинально изменило ситуацию.
Ракеты — два и семьдесят пять дюйма, пущенные откуда-то с тыла — пролетели прямо над ними и взорвались где-то впереди, хорошо взорвались, с дымом и пламенем. Ракет было много — он знал, что новые модификации содержат в полтора раза больше готовых поражающих элементов, чем старые и каждая из них — почти что его флашет. Почти одновременно с этим — в танке, к которому он должен был бежать, открылся кормовой люк и из него вывалился человек, именно вывалился на землю, теряя последние силы. Следом — выскочил, уже на ноги — еще кто-то, упал у гусениц, открыл огонь…
Вертолет продолжал обстрел…
Лейтенант выстрелил, чтобы привлечь внимание. Замахал рукой — идите сюда…
Вылез еще кто-то — слава Богу, значит, как минимум двое на ногах…
Под прикрытием стрелка — один из выживших в танке три один потащил ко второму танку того, кто вывалился из танка первым. Дотащил. Лейтенант узнал его — невысокий, задиристый паренек, он родился уже в Израиле, а родители — откуда-то из республик бывшего СССР. Прямо на лице — рана, как от осколка, но кровь не течет — видимо, горячим…
— Что с ним?!
— Дело дрянь! Нас подорвали фугасом!
— Фугасом?!
— Подобрались вплотную! Смертник! Где колонна!?
— А черт ее знает!
Колонны не было. Они были одни.
— Лейтенант Шимон мертв! Он в танке! Надо его вытащить!
— А это кто?! С автоматом!
— Это Бени! Наш наводчик!
— У нас один раненый! Прикроешь меня?!
Лейтенанту было стыдно за минутную слабость. Стыд просто жег его изнутри — и чтобы компенсировать, чтобы затушить его — он был готов в полный рост идти на пулеметные позиции.
Но парнишка мотнул головой.
— Не надо. Это мой лейтенант. Прикрой!
Лейтенант сменил магазин. Замахал рукой, чтобы Ари сделал то же самое.
— Иди!
Сектор Газа. Центральная часть города Газа
На подступах Кэмп-Джабалия
Ночь на 24 июля 2014 года
— Твою же мать… — обессилено выругался сапер и бросил пульт.
— Что?! — заорал давно оглушенный командир.
— Робот уничтожен. Я ничего не вижу. Впереди до черта гранатометчиков, простреливается все…
Спецназовцы — пользуясь минуткой затишья — пока робот проводил впереди разведку, набивали магазины патронами. В реальном бою — никто не стреляет бесконечно как в кино или компьютерной игре, бой идет волнами. В магазинах — находится только четвертая часть боезапаса или даже меньше, остальное — пачками в рюкзаке. Поэтому — приходится пользоваться каждой свободной минуткой, чтобы перезарядиться. Давно сбитыми и ничего не чувствующими пальцами заталкиваешь в магазин патрон за патроном и стараешься ни о чем не думать. Совсем ни о чем.
В углу — радист надрывался, вызывая позывные Гура — такие позывные были у танков, попавших в самое пекло и оказавшихся в окружении. Ни один из позывных не отвечал.
— Ну?
— Ни хрена.
Радист смертельно устал, как и все — но продолжал долбить.
— Да нет там ни хрена! — взорвался один из разведчиков — нас просто бросили сюда, чтобы пробить проход. Им, наверное, давно головы отрезали…
Сольное выступление прерывается звуком удара.
— Заткнись.
Всем понятно, что это косяк. Израильтяне не бросают своих — ни мертвых, ни тем более живых. Ради того, чтобы собрать разорванного на куски фугасом бойца — могут бросить роту биться несколько часов в полном окружении. Ради того, чтобы освободить одного — из тюрем могут выпустить тысячу. Никто не смеет утверждать, что это неправильно, потому что может прийти день и час — когда спасать придется тебя.
Командир Яэля отполз от пролома.
— Надо подорвать стену. Там можно продвинуться дальше.
— А если вся эта халабуда грохнется на нас же?
— Другого выхода нет. Через улицу — не пройти.
В дыму пожаров, в раскаленном даже ночью воздухе — плывет гнусавое завывание муллы — ублюдки сразу в нескольких местах врубили магнитофоны на полную громкость. На всех частотах открытой связи — все диалекты арабского, африкаанс, сухахили, сомалика, чеченский, дагестанский, черкесский. Кажется, что ворота ада отворились — и зло хлынуло в мир. Кого тут только нет…
— Готово… — доложил один из саперов.
— Так… отходим. Всем отойти.
— Отошли. Кто-то — от непривычки сжался, проглотил комок. Кто-то — даже сигаретку прикурил…
— Взрываю.
Хлопок. Дым, пыль. И словно отвечая одиночному хлопку — где-то впереди, с оглушительной слитностью рвутся поставленные на воздушный подрыв снаряды. Дрожит земля, содрогается воздух.
Решение возникает у всех одинаковое — шанс! Пока идет артобстрел — боевики без лишней нужды не высовываются.
— Дым! Дым и вперед!
Под веселое шипение шашек — дым еще не успел застелить пеленой всю улицу — они несутся через улицу к следующему, подходящему для временного опорного пункта зданию. Впереди — рвутся тяжелые снаряды, после каждого удара вздрагивает земля. Обычно — артиллерийские удары по городам, по городской застройке запрещены за исключением точечных. Очевидно — озверев от потерь и отсутствия результатов, командование решило воевать по-настоящему.
Под сапогами хрустит кирпичная крошка и битый бетон. Все вваливаются в проломы, на мины не проверяют — мин здесь нет. Просто не успели заминировать…
— Чисто! Пошли!
Дом — наверное, каждый дом здесь — наполовину разрушен, всего три этажа — но теперь это сплошная развалина как в Бейруте. Непонятно даже, что это такое, что вообще здесь было, для чего это строилось. Школа, что ли…
— Командир, гражданские…
Шамир, командир группы — а вместе с ним и Миша, который держался рядом с ним — идут на крики. В еле держащейся комнате — черные, полыхающие ненавистью глаза…
Шамир, потерявший за последние два дня двоих своих друзей — молча смотрит на набитую мирными комнату. Затем — молча отстегивает флягу, бросает им, поворачивается и уходит.
— Зачем ты это сделал?
— Не знаю…
— Контакт! Контакт! — откуда-то спереди раздается крик и его прерывает грохот очередей.
Боевики — видимо, они просто не успели из-за обстрела, и израильтяне оказались в этом здании, большом, крепком, лучшем в округе — первыми. Первые из бородатых, не зная о наличии израильтян, попали под обстрел и полегли на ровном месте, но остальные — рассыпались и открыли огонь. Не меньше двадцати АК-47, есть и пулеметы…
— Цви! Давай наверх! Попробуй занять позицию! Миша, прикрой его!
Все стреляют с колена, пригибаясь из-за импровизированных укрытий.
— До черта их там!
— Дверь! Держите дверь!
Цви — потянул Мишу за рукав, когда он отстрелял магазин и менял на следующий.
— Пошли.
Подсвечивая себе фонариками, они пошли по раскачивающемуся как лодка в шторм зданию, искать выход на второй этаж, а еще лучше и сразу на третий или даже на крышу. Надо было проредить ряды нападающих, а возможно — сориентироваться, понять, что делать дальше в этом залитом кровью бетонном лабиринте и куда им идти…
— Русский…
— А? — ответил Миша, светя фонариком.
— Ты отсюда?
— Да.
— Вот скажи честно, тебе это нахрена? Ты что… как киногерой хочешь быть?
— Да пошел ты… Вон там.
Лестницы нет — но провалившиеся перекрытия дают возможность забраться.
— Подсади. Осторожнее…
Второй этаж — часть здания обрушилась от попадания авиабомбы, но часть все еще цела.
— Давай руку.
Измотанный, голодный, только что выбравшийся с вражеской территории парень — с неожиданной силой втаскивает снайпера за собой.
— Знаешь, для чего я это? Просто здесь — мой дом. Мой, а не этих…
Да… мало таких…
— Тебя понял. Пошли… надо подобрать позицию.
Очередь ДШК — Дегтярева-Шпагина крупнокалиберного, а может и чего похуже — едва не застает их на ровном месте. Пулемет бьет вдоль улицы, не переставая. Виден факел…