Я стянул наушники, со смешанными чувствами глядя на фотографию и ощущая, как за спиной добродушно хохочет Судьба, похлопывая меня по плечу.
***
Всё началось с того, что я порезался. Блин, человечество столько веков совершенствует приспособления для бритья, но до сих пор не изобрело ничего умнее острой железки! Злость почувствовала, что её приняли благосклонно и стала закреплять позиции. Я подумал, зачем я вообще бреюсь? Я что, на свидание собрался, что ли? Нет! Нет, я сказал! И совершенно она мне не нравится, и ей понравиться я совсем не хочу. Надо было идти с грязной головой и двухдневной щетиной. Пусть сразу увидит, кто я такой – программёр с трёхлетним стажем!
Я вытерся и отошел от зеркала так, чтобы видеть себя по пояс, расправил плечи, выпятил грудь. Сделал морду «haste la vista, baby». Поржал. Не Том Круз, конечно, но сойдёт. Если сильно не присматриваться.
И чего я вообще парюсь? Ну, помогу систему восстановить, пообщаюсь и домой пойду. Ну, если уж так повернётся судьба – потрахаемся и разбежимся. Хотя, лучше не стоит. Девчонка мне по аське очень понравилась, лучше оставить её в подругах.
Я кивнул сам себе, захватил ноут и пошёл знакомиться.
***
Всё началось с того, что я зачем-то спросил, есть ли у неё парень. Зачем я это сделал, я не понимал ни тогда, ни сейчас. Я всё равно ни на что не рассчитывал. Вблизи она оказалась ещё симпатичнее, чем на фотографии, на неё оглядывались. Причем совсем не из-за цвета волос. Кстати, теперь она была фиолетовая с оранжевыми полосочками и почему-то ей очень шло.
Она оторвалась от монитора, стоящего на коленях, подняла на меня свои серые глазищи… и я сразу пожалел о своём вопросе. Но он был уже задан, так что оставалось только ждать ответа и надеяться, что она не видит, как я покраснел.
- Нету. Я их не люблю, - она тряхнула фиолетовой гривой и вернулась к ноуту.
Моя челюсть не упала на колени только потому, что я крепко её держал. Глаза, к сожалению, руками не удержишь и они вылезли на лоб так, что любой ракообразный, глядя на меня, схлопотал бы комплекс неполноценности. Она засмеялась, замахала руками:
- Нет, ты не то подумал! Я нормальная, просто парней не хочу заводить. Не нравятся они мне. - Ко мне дар речи пока не вернулся, поэтому возникшую паузу заполнила она. - Ну не надо на меня так смотреть! Просто я как гляну, как подруги с парнями мучаются – ну их на фиг. Одну любимый бьёт, другую ревнует к каждому столбу, третья со своим ругается каждый день, четвёртая своего тунеядца обеспечивает уже год, а он только ноет и на сторону гуляет. Ну их всех! С кем потрахаться я всегда найду, а серьёзные отношения... не хочу.
Да… Отличная философия! Девушка, которая сама зарабатывает деньги, трахает парней и пишет вирусы. Мне кажется, или мир рехнулся?
Она показала свои работы для училища, несколько набросков для души, отсканенных на компе. Мне понравилось. Я, конечно, не знаток живописи, но такое на стенку повесил бы с удовольствием. С этой фразы она долго смеялась, беззлобно обозвала программёрской мордой с прикладным мышлением и пообещала подарить одну из картин. Я нахально поймал на слове и через недельку стребовал свою честно выцыганенную картину – ночной вид на парк с моста. Она долго показывала другие — похоже, эту картину отдавать было жалко. Но я был непоколебим и от своего не отступился. Эта картина до сих пор украшает мою спальню.
А в тот вечер мы заболтались, когда очнулись, было уже далеко за полночь, моя общага была закрыта, о чём я и сообщил Ксюхе разведя руками. Она пожала плечами и пригласила в свою, как она успела объяснить, у них нравы попроще, впустят.
Когда мы входили, она сунула вахтёрше купюру, та подчёркнуто отвернулась, «не замечая» меня. Мне стало очень стыдно. Почему-то подумалось, что меня сейчас оттрахают и не перезвонят. А вот после этой мысли стало обидно. Я вздёрнул подбородок — щас, оттрахает она меня, как же! Не дам! И сам чуть не рассмеялся от своих мыслей, хорошо что она не умеет их читать. Мир точно сошёл с ума, но я ему уподобляться не собираюсь.
- Ты с чего смеёшься?
Я покачал головой, ляпнул:
- Да вот боюсь, что ты меня сейчас трахнешь, а завтра сделаешь вид, что мы незнакомы! - Я расплылся в лыбе, демонстрируя, что шучу. Лыба получилась легко, а вот вернуть спокойное лицо было сложно. Мы так смеялись весь вечер, что мышцы лица одеревенели в улыбающемся состоянии.
- Да ну тебя, - она шутливо махнула рукой. - Не боись, не буду я тебя насиловать. Ты мне и так, в качестве друга, нравишься.
Я хмыкнул. Лучше бы она смутилась и обозвала меня дураком. А так, я себя чувствую теперь… как будто она сказала «спасибо, мне есть с кем спать». И вообще стало обидно. Как будто я даже спать с ней недостоин.
Я разогнал глупые мысли и одёрнул сам себя – нечего тут саможалением заниматься! Хотел друга – получай друга, ещё перед выходом думал о том же.
Она свернула в одну из дверей и щёлкнула выключателем. Вот тут я окончательно офигел. Кухня?!?
- В комнате девчонки спят, посидим тут. Ты кофе хочешь?
Дар речи у меня отшибло окончательно. Кухня, конечно, была очень даже ничего, даже пара табуреток имелась и подобие стола, но… Кухня?! Она меня в комнату даже не заведёт? Я не просто попал, я вляпался!
Она не дождалась ответа, пожала плечами и упорхнула. Вернулась с банкой и посудой, сделала кофе. Мы сели у подоконника, взяли чашки, тихо заговорили о чём-то приятном. Я даже смутно не помню, о чём, но было так хорошо… Я вдруг подумал, что мне давно уже не было так хорошо. Ни с кем. Ни с друзьями и пивом, ни с девчонками, ни самому. Посмотрел на неё – фиолетовая копна волос, сейчас связанная в узел и заброшенная за спину, синие длинные ногти, тонкие пальцы, обхватившие большую чашку. Маленький аккуратный носик, прикрытые глаза, на кончиках ресниц играет восходящее солнце…
Почему ты не любишь парней? Почему?
***
- Он её бросил.
Вот так оно и начинается…
Я сделал вид, что мне всё равно, что я отвечаю просто чтобы поддержать беседу:
- Да? Давно?
- Года полтора назад, - девушка откусила пирожное, добавила, - они почти четыре года встречались, со школы ещё. Там такая любовь была – мама дорогая! Она его рисовала постоянно, стихи ему писала, песни пела… Ты её стихи читал? - Я покачал головой. - Попроси её, она даст. Большинство, конечно, муть, но есть такие стихи! Слав, честно, я не из слезливых, но над несколькими я ревела. Честно-честно. А он её тоже очень любил. Они вообще не ссорились, она никогда ему не изменяла, прикинь? А за ней толпами бегали, с её-то четвёртым размером! В общем…
Я не перебил, хоть и считал, что не в размере дело. Хотя грудь у неё… да. Я проморгался, отгоняя навязчивые видения.
Девушка Егора оказалась неисчерпаемым источником информации. Она знала всё про всех, кто с кем, когда и каким образом, причём сама не была знакома ни с Ксюхой, ни с её бывшим. Ещё и стихи откуда-то читала. Мистика!
В общем, всё что надо, я тогда узнал. Не просто так она парней не любит. Тот её бывший, как оказалось, начал гулять, потом бросил её, потом через полгода хотел вернуться… но за эти полгода она в полной мере вкусила прелесть свободной жизни и возвращаться к нему не пожелала. Как и заводить нового. Фаворитов она меняла стабильно, относилась к ним как к домашним животным, с непрошибаемым пофигизмом и неизменной философией «что-то не устраивает? Свободен!». Хотя, девчонка Егора намекнула, что вроде был кто-то серьёзный, но кто, никто не знает. Даже она. Вот так.
Мы общались с Ксюхой по аське, иногда гуляли по сонному городу, я понимал, что она становится мне всё ближе, что знает меня, пожалуй, даже лучше, чем Егор и родители. Понимал, что холодная пустота внутри меня заполняется понемногу чем-то тёплым и пушистым, что постоянно меняет цвета и резонирует при звуке её голоса.
А ещё я понимал, что я не попал. И даже не вляпался. Я влюбился, а это гораздо, гораздо хуже.
***
Всё началось с того, что она позвонила посреди пары. Я, конечно, не супер-ботан, но и не настолько разгильдяй, чтобы болтать по телефону в аудитории во время лекции, поэтому я тихо вышел и ответил.
- Славка… - Голос у неё был хриплый и настораживающе дрожал. На тот момент мы общались уже почти год, я научился улавливать малейшие изменения её интонации. - Ты сильно занят?
- Я на паре. Что случилось?
- Ты можешь приехать? Сильно важная пара?
- Да нет, просто лекция… Что такое?
- Да… просто настроение паршивое. Приезжай, а?
- Хорошо, приеду. Взять что-нибудь?
- Нет, ничего не надо. Просто приезжай.
- Двадцать минут дай мне.
- Хорошо, я жду.
У неё накрылся красный диплом. Какая-то старая дрянь раскритиковала её курсовую и упёрто ставила трояк за отличную работу. Картину Ксюха перерисовывала уже пятый раз, передо мной на столе лежали четыре рамки с на мой взгляд идентичными пейзажами города. Разницу я заметил только тогда, когда она ткнула пальцем в какие-то не растушёванные линии, тени разной мягкости, направление мазка и прочую узкоспециальную лабудень. Оттенок зелени, который якобы является грубой ошибкой, я вообще не отличил, сколько ни пучил глаза. Ксюха объяснила это тем, что мужчины вообще различают меньше цветов. Я не обиделся. Я ответил, что мне главное – цифры с буквами различать.
Она уже успокоилась, вдоволь наревевшись на моей груди, умяв половину торта, предусмотрительно притащенного мной и обматерив дуру-профессоршу, которую кроме дензнаков никакие картины не устраивают.
Я предложил помочь с деньгами, за что чуть не получил по морде. Ладно, сглупил, исправлюсь. Было до того неуютно видеть эту сильную и умную девчонку зарёванной, что в голове роились мысли одна другой фантастичнее. Пойти к этой профессорше и заплатить, чтобы никто не узнал; пойти к декану и настучать на профессоршу; или вообще, заплатить сразу декану, пусть он дрюкнет профессоршу самостоятельно…
Конечно же, ничего этого я не сделал. Ксюха воспряла духом, мы вместе доели торт и сменили тему. Когда я уходил, уже на пороге она вдруг поднялась на цыпочки и крепко меня обняла:
- Славка… ты такой классный. Ты даже не представляешь, какой ты классный! Спасибо тебе.
Она подняла голову, посмотрела мне в глаза своими опять заблестевшими бездонными серыми озёрами... и я сорвался. Не знаю, какой чёрт меня дернул, что это было вообще, но я понял, что я это сделаю. Сейчас.
Её губы пахли кофе. Я к ним едва прикоснулся, только успел почувствовать их мягкое тепло… Она дёрнулась, отодвинулась от меня, влажный блеск в глазах вдруг стал холодным.
- Славка, ты чего?
У меня в голове шумело, я не был уверен, что смогу связно говорить, потому просто пожал плечами и отвёл глаза.
- Слав, мы же друзья?
Я опять пожал плечами. Было зверски обидно. Так сильно хотелось разреветься мне только в далёком садичном детстве, даже в школе меня так сильно обидеть никому не удавалось. Наверное, моя каменная морда показалась ей недостаточным ответом.
- Слав, мы же просто дружим, да? Ты же сам говорил, что я для тебя просто друг?..
-Ты не хочешь заводить парня? - Я сам не узнал свой голос. Так мог бы говорить подъёмный кран, таща из болота бегемота. Мне было тяжело даже дышать, говорить было вообще невыносимо.
Она покачала головой:
- Не хочу.
- Почему?
- Потому что… - Мне показалось, что она сейчас опять расплачется. То пушистое и тёплое, что вот уже полгода жило в моей груди, больно сжалось, задрожало… - Слав, сколько ты знаешь хороших, крепких пар? Счастливых? Тех, что давно вместе и довольны жизнью и друг другом? - Я молчал, она смотрела в пол. - Я их знала много. Да, они встречаются, у них всё хорошо, а потом раз – и они не встречаются, и всё у них плохо. Год, два, пять… и всё. Те, что держатся, тоже не от хорошей жизни, кому-то детей делить не хочется, кому-то жить негде или не на что, кто-то просто панически боится остаться один, потому что это – не как все, это одиночки, они ущербны. Я не хочу так. У меня нет необходимости жить за чей-то счёт, я не хочу замуж, я не хочу детей, я не хочу кого-то любить! - Слёзы всё-таки опять покатились, я попытался обнять её за плечи, она отстранилась, вытерла лицо рукавом. - У меня был парень, Слав. У нас всё было отлично, великолепно! Четыре года. А потом он меня бросил, потому что я ему просто надоела! А теперь ты… мы же друзья. Славка, ты такой классный, я не хочу портить дружбу с тобой каким-то банальным сексом! А в любовь я, извини, не верю, ни с первого взгляда, ни до гроба. Не верю. Если ты хочешь чего-то в этом роде, давай сразу попрощаемся и не будем портить друг другу жизнь.
Пушистое тепло в моей груди свернулось в клубок и заплакало. Жгучими раскалёнными слезами, оставляющими волдыри, не желающими высыхать… Я никогда не умел врать. Мне это все говорили, от мамы до учителей. Но сейчас это было очень нужно. Я сделал титаническое усилие и выдавил из себя беззаботную, чуть виноватую улыбку:
- Да не хочу я с тобой встречаться, расслабься. Просто, ты на меня так посмотрела… Я подумал, тебе это нужно. Такой стресс, ну… Я наверное просто неправильно понял, извини. Я больше не буду, - я поднял ладони, - обещаю.
- Правда? - Она шмыгнула носом, сунула руки в карманы. - Хорошо... Слушай, я так испугалась. Был у меня один такой… друг. Ты мне как пацан, я тебя уважаю, тра-ля-ля, тополя… А потом веник цветов и выходи за меня замуж. Жуть какая-то.
- Да… - я даже улыбнулся. Это был подвиг. Казалось, кожа сейчас лопнет на щеках от напряжения. Долго я это не выдержу. - Ладно, Ксюх, мне пора.
- Да, хорошо, - она дёрнулась ко мне, потом дёрнулась от меня, замерла. - Слушай… а давай больше не будем? Ну там обниматься, за руки браться и всё такое? От греха подальше. Договорились?
- Договорились, - я помахал ей рукой, - пока.
Её виноватая улыбка исчезла за закрытой дверью, я спустился по лестнице, кивнул вахтёрше, сбежал по ступенькам в мутную хмарь зимнего вечера. С неба сыпалось что-то мокрое, люди смотрели под ноги, а не друг на друга. Ну и хорошо. Лицо замёрзло в спокойной каменной маске, болезненно сухие глаза жёг ветер. А внутри плакала навзрыд моя Любовь, ещё такая маленькая и неокрепшая, совсем не готовая к таким ударам.
Плачь, плачь… Давай, не стесняйся, милая, всё равно кроме меня никто не видит, а меня тебе стесняться нечего. Твои кислотные слёзы прожгут моё сердце, лёгкие, завязнут в солнечном сплетении, оставят шрамы, корявые волдыри, которые смогут увидеть только самые близкие люди, и те не поймут, что это такое. Плачь, Любовь. Сжигай меня. Да хоть убей!
Только не уходи. Никогда не уходи. Никогда…
***
Вот так оно и началось. И продолжалось ещё два года. Мы общались, гуляли, помогали и поддерживали друг друга, закончили учёбу, нашли работу. Я даже успел сменить старую работу на более интересную и высокооплачиваемую, хорошо получал, снимал неплохую квартиру в центре, совсем недалеко от Ксюхи и понемногу копил на свою собственную. Она трудилась художником-декоратором в драмтеатре, зарабатывала поменьше, зато постоянно рисовала и выставляла свои картины на интернет-аукционах. Иногда их брали за большие деньги, тогда мы ходили в пиццерию или кафе.
Ещё я постоянно слушал о её «мальчиках», так она их называла. По её рассказам, существа это были недалёкие и примитивные, но зато самовлюблённые и с непомерными амбициями, она их делила на «хочу», «ну, ничего так» и «надоел». Особо упорным «надоевшим» я пару раз бил морды, за что меня кормили домашним пирогом и называли умничкой.
Любовь чувствовала себя… живой. Больной, но не смертельно, как человек-инвалид, давно привыкший к своей боли и старающийся на ней не зацикливаться.
Иногда Любовь плакала. Но тот кусок меня, что её окружал, уже успел превратиться в сплошной ожёг, поэтому кислотные слёзы уже не причиняли столько боли.
Иногда Ксюха улыбалась мне, тепло и ласково, и тогда Любовь грелась в её улыбке, как старый дворовой кот, облезлый и страшный, которого даже за деньги никто не погладит, греется на солнце — единственном, кто может дарить ему тепло.