— Здравствуйте, Вик. Я рад, что вы приехали навестить меня.
— Здравствуйте, Леонид Андреевич. Сегодня я приехал не один. Мы вам не помешаем?
— Ну что вы, Вик! Проходите в дом.
Все чинно расселись за огромным круглым столом. Жена Комлева принесла чашки с чаем и блюда с печением и фруктами.
— А я ведь уже прочитал вашу повесть, Вик. Думаю, что это лучшее из того, что вы до сих пор написали. Но мне не понравилось.
— Почему же? — поинтересовался Вик.
— Не по душе мне ваши бесконечные поиски смысла жизни. Давайте договоримся сразу — смысла жизни не существует. Литература занимается более приземленным и интересным делом.
Вику нравилось, что дон Леонидо читает его тексты. Ему казалось, что это самый простой способ вступить с ним в спор. Читает, значит, что-то ему обязательно должно не понравиться. Собственно, ради этого он и писал вечерами свои непроходные тексты. Ему хотелось спорить, но не для того, чтобы победить, нет, он хотел открыть для себя новые смыслы в давно застывших представлениях. Комлев не умел думать «как все», но для того, чтобы разговорить его, требовалось приложить усилия.
— Я не буду с вами спорить, — добавил Комлев.
— Почему? — удивился Вик. — Вполне почетное для писателя занятие.
— А потому, что я все равно окажусь прав.
— Даже в ситуации, когда заблуждаются оба спорщика?
— Хотите произнести вслух свои придуманные новые смыслы? Увольте. Надеюсь, вы не для этого навестили меня?
— Нет, я приехал по делу. А насчет смысла жизни… Все решается очень просто. Достаточно привести хотя бы один пример человека, обретшего смысл жизни, чтобы доказать существование этого феномена. Кажущаяся редкость его проявления говорит о том, что несчастных людей в нашем мире предостаточно. Жалеть надо людей, а не поощрять бессмысленность их существования.
— Прекрасный пример — это сам Вик, — неожиданно вмешалась в разговор Марта. — Он ходит и постоянно повторяет: «Если я не смогу заниматься литературой, зачем жить дальше»? Здесь главные слова: «Зачем жить».
— А для меня лучший пример — Миклухо-Маклай, — сказал Вик.
Комлев усмехнулся.
— Словосочетание «смысл жизни» имеет отношение скорее к религии, чем к реальной жизни. Предполагается существование некоего, невесть кем заранее написанного плана, которому каждый человек обязан неукоснительно следовать с первого дня рождения. Для рационального философа такое предположение абсолютно недопустимо. Но даже церковь признает, что люди обладают свободой выбора.
— Я думал об этом, — сказал Вик тихо. — Противоречие легко обходится, если признать, что смысл жизни человек получает не в готовом виде, а приходит к нему путем трудных исканий, преодолевая собственные заблуждения и ошибки, сделав решительный и самый важный выбор в своей жизни — делать ли свою жизнь содержательной или продолжать никчемное, бессмысленное существование.
— Ничего подобного люди не делают. Выживают, не думая об отвлеченных идеях. Возможность изменить свою жизнь, как правило, ничтожна.
— Но не нулевая. Вот Логов — он переселенец, через месяц он отправится на Марс. Свой выбор он сделал без давления, самостоятельно, — сказала Марта. — Он понял, что больше всего на свете хочет стать одним из тех парней, которым выпала честь завоевать чужую планету.
— Никогда не понимал, что заставляет переселенцев жертвовать жизнью ради призрачных побед, — сказал Комлев.
— Поиски смысла жизни!
— Бросьте! Какой смысл может быть в безрассудстве? Принесут ли эти несчастные хотя бы крошечную пользу Земле? Сомневаюсь!
— Они постараются, — сказала Марта.
— Ну вот, как и предполагалось. Прав оказался я, — сказал Комлев, даже не пытаясь скрыть известную долю разочарования, охватившего его из-за необходимости разъяснять не глупым, вроде бы, людям элементарные вещи. — Ваши аргументы, вне всяких сомнений, достойны внимания. Но мне кажется, что опровергнуть их будет не трудно. Не потребуется даже обращаться к диалектике или формальной логике. Но мне скучно этим заниматься. Ясно, что это не предмет для спора. Предположение о том, что человеческую жизнь можно оценивать, с точки зрения достижения особой цели, абсурдно. Какие бы хитроумные доводы вы не приводили.
— Есть вещи, которые трудно опровергнуть, — сказал Вик, который уже жалел, что ввязался в этот разговор. — Люди так устроены, что они нуждаются в смыслах. Так работает то, что обычно принято называть сознанием или интеллектом. Лишившись смысла, люди чахнут и быстро вымирают. А те из них, кто пытается выжить, замещают потерянный смысл симулякрами, подделками. Это могут быть чудовищные представления, не имеющие ничего общего с реальной жизнью. Другого способа существовать не придумано. Добавлю еще, что люди ни при каких обстоятельствах не признаются в самообмане, потому что только дураки, не дорожащие своей жизнью, разрушают собственные иллюзии.
— Жизнь, поддерживаемая иллюзиями, страшное дело! Согласитесь со мной, Вик.
— Мы все живем и работаем в придуманных мирах!
— Может ли каторжный труд этих несчастных людей облагодетельствовать Землю?
— Ну почему же несчастных? — вырвалось у Вика.
Комлев поднял вверх указательный палец и, потрясая им, сказал:
— В этом все дело. Переселенцев банально обманули, злые люди сказали им, что с помощью перемещения в пространстве можно достичь счастья, а они поверили. Всем и даром! Одновременно! Но так не бывает.
На несколько мгновений в комнате воцарилась полная тишина. Логов закрыл глаза. Он знал, что Вик использовал возникшую паузу для того, чтобы набрать больше воздуха в легкие. Трактовать потребность людей в счастье было его любимым развлечением. Но, наверное, не в этот раз. Обсуждать с Комлевым явно субъективные вопросы, на которые не существует однозначных ответов, ему было неинтересно.
— Мне про счастье ничего не известно. Что это? Вброс природного наркотика, состояние, процесс достижения какой-либо цели, удовлетворенность жизнью, обладание, удача? — сказал Вик задумчиво.
— Главная потребность любого человека, заложенная в его биологической сущности, — сказал Комлев.
— Сомневаюсь в этом, — ответил Вик. — Сейчас пишу повесть о человеке, который всю жизнь считал, что быть счастливым некрасиво. Он любил повторять, что древние греки учили — счастье потребно детям, животным и женщинам. А мужчина должен их этим самым счастьем обеспечивать.
— И чем закончится ваше повествование?
— Мой герой внезапно почувствовал себя счастливым. Это было крайне неприятно. Пришлось исправляться.
— Простите, Вик, я не понял, вы пишите сейчас новую повесть? — удивлению Комлева не было предела.
— Да, — твердо сказал Вик.
— Но как вам удается? За последний год я не написал ни одной строчки. Здоровье, знаете ли, не позволяет. Врачи меня предупредили, что если я продолжу занятия литературой, болезнь будет прогрессировать.
— Они всех предупредили, — мрачно сказала Марта. — Исключение сделали только для тех, про кого точно знали, что это бесполезно. Непослушных наказывают.
— Вас, Вик, не предупредили?
— Да. Про меня забыли.
— Так я и думал. Как же вы выжили?
— Собственно, поэтому я здесь.
— Ваш опыт может быть полезен другим писателям?
— Нет.
Давно Логов не видел, как человек погружается в бездну непереносимого отчаяния. Комлев больше не улыбался. Причина была понятна: на мгновение ему показалось, что появилась надежда справиться с общественным запретом на занятие литературой. А потом надежда испарилась.
— Но вы продолжаете писать?
— Так получилось, в этом нет моей заслуги. Лечение годится только для меня.
Вик подробно рассказал о том, как с помощью Марты, удалось установить истинную причину возникновения «неизлечимого заболевания».
— И все-таки, как вам удалось вылечиться?
— Я, Леонид Андреевич, теперь один из переселенцев, писать смогу только в космосе. Для марсиан.
— Какая странная идея!
— Марсианам тоже нужна литература.
— Мы с вами больше не увидимся?
— К сожалению. Я приехал проститься.
— Черновик с вами? Сбросьте мне.
— Нельзя, Леонид Андреевич.
— Сбросьте, вам говорят.
Вик повиновался. Логов понимал, что простое действие по перекачке файла с текстом ставит под угрозу здоровье Комлева. Он не понимал другого, почему Вик не отказал своему учителю, а потом вспомнил, что тот постоянно, к месту или нет, повторял: «Комлев — не только учитель, но и человек. Я обязан всегда поддерживать его человеческие поступки». И Логов промолчал. Комлев, действительно, был взрослым человеком, способным отвечать за любые свои поступки, какими бы неразумными они не казались. За ним осталось право выбора.
Говорить больше было не о чем. Перед смертью не наговоришься. Комлев стоял на пороге своего особняка и молча смотрел, как автомобиль, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, уносится прочь. К Комлеву подошла жена и обняла его.
Марта спросила у Вика:
— Не боишься, что он заболеет?
— А зачем жить, если нельзя писать книги?
— Будешь ждать его на Марсе?
— Обязательно.
23Время летит быстро, и вот до старта осталась всего лишь неделя. Логов не ощущал по этому поводу тревоги или нетерпения. Ему не приходило в голову думать о таких пустяках. Однажды Марта спросила, не волнуется ли он, ожидая дня старта и начала новой, непонятно как организованной жизни. Логов ответил: «Нет».
И это было правдой. Марта удивилась, а он попытался объяснить, что его жизнь мало зависит от изменяющихся вокруг него обстоятельств.
— Самое главное, что я понял в этой жизни, это то, что от себя не убежишь. Можно проживать в Вятке, а можно на Марсе, но ты все равно всегда останешься самим собой. Изменение ландшафта, силы притяжения или состава атмосферы не смогут сделать труса храбрецом, а дурака умником. Если человек был эгоистом и не умел строить нормальные отношения со своими партнерами, этого не исправят никакие самые изощренные перемещения в пространстве. Рано или поздно он подойдет к зеркалу, увидит там свое отражение и подумает: «О, парень, да у тебя проблемы».
— Но разве после того, как ты принял решение лететь на Марс, твоя жизнь не изменилась самым удивительным образом? — спросила Марта. — Раньше ты болтался без дела, изнывая от тоски и не зная, куда себя деть, а теперь тебе приходится общаться с учеными, которые пытаются за несколько недель впихнуть в тебя знания, которые сами они изучали долгие годы.
— Не преувеличивай, ученые заняты составлением инструкций для пользователей, причем делают они это с удовольствием, им нравится излагать сложные вещи примитивным языком. Один из них прямо сказал: «Мое дело написать инструкцию так, чтобы ее поняли все, даже вы». То есть, даже я.
— Ты на него обиделся?
— Нет. Лично я понимаю то, что он написал, но не стал бы утверждать, что на это способны все переселенцы. Среди них попадаются разные люди. Ты не знаешь, кстати, почему нас не готовят, как следует?
— Потому что это глупо. Никто не знает, какие знания вам пригодятся в конкретной обстановке, поэтому и пытаются написать тысячи инструкций. Сейчас изучать их бессмысленно, не исключено, что девятьсот девяносто из них никогда не пригодятся. Это тот самый случай, когда излишнее знание способно принести больше вреда, чем незнание.
— Как это?
— Многие инструкции прямо противоречат друг другу. Их писали разные специалисты, у которых взгляды на марсианские проблемы часто не совпадают. Требовать от переселенца, чтобы он уже здесь, на Земле, выбрал из множества представлений одно, якобы верное, наивно. Переселенцам придется научиться выживать самим.
— Инструкторы не рассказали о том, что нас ждет на Марсе, потому что они этого не знают?
— Конечно. С вами провели ознакомительные лекции, но они касались только самых общих представлений. Уже сейчас понятно, что на Марсе у нас возникнут проблемы, которые на Земле предсказать, увы, нельзя.
— А как быть с физподготовкой?
— Вот уж это никого не волнует. Каждый переселенец снабжен экзоскелетом. Парни из Агентства — большие циники, от переселенцев им надо только одно — умение выживать в нечеловеческих условиях. Не удивляюсь, если выяснится, что они устроили тотализатор и на каждого из вас делают ставки, пытаясь предсказать, как долго вам удастся протянуть. Вряд ли кто-нибудь из них верит, что переселенцы протянут больше года.
— Мы постараемся их удивить.
— Не сомневаюсь.
Их прервали. Вик сообщил по коммуникатору, что его вызывают в Центр управления.
— Зачем? — спросил Логов.
— Говорят, что нужно дополнительно сделать какие-то прививки.
— А меня не вызывали.
— Сейчас и до тебя доберутся.
И действительно, вызов последовал.
— В чем дело? — спросил Логов у Марты.
— Мне про прививки ничего неизвестно, — ответила она. — Странно, мне обязательно должны были сообщить о любом изменении в программе подготовки.
В этот момент сработал ее коммуникатор.
24До сих пор Логову не приходилось видеть в Центре подготовки такого столпотворения. В коридорах сновали многочисленные молодые лейтенанты. Капитаны, надо полагать, были заняты работой в своих офисах. Все верно, время старта неумолимо приближалось.
— Прививки делают в кабинете 23, — сказала Марта. — Меня не жди, я к начальству.
По счастью, очереди за прививками не было, так что в коридоре сидеть не пришлось.
— Что все это значит? — спросил Логов у медсестры.
— Ничего серьезного. На Марсе строительный принтер обнаружил в готовом помещении неизвестное излучение, руководство решило подстраховаться.
— Что от меня требуется?
— Сущий пустяк, — сказала медсестра. — Садитесь в кресло и закатайте рукав. Я сделаю вам укол, больно не будет. И все — вы свободны, идите по своим делам.
— Мне надо будет посидеть полчаса в коридоре, чтобы хорошо всосалось?
— Нет. По моим понятиям, укол слабенький и никаких нехороших последствий не ожидается.
Действительно, ни слабости, ни шума в ушах у Логова не обнаружилось. Пожалуй, возникла только некоторая неуверенность. Он шел по коридору и не мог сообразить, что делать дальше. Это не было помутнением сознания, скорее, он на время потерял концентрацию. С ним такое случалось и раньше. Пожалуй, не так остро.