— На, сука!!!
Короткая очередь извергла во двор громкий стрекот и целый рой пуль. Стрелок явно владел ментовским автоматом много лучше сержанта Санька. Что, впрочем, не привело ни к каким особенным результатам.
На миг я подумал, что меня тоже задело, но это был вовсе не пулевой удар. Просто мир дрогнул всей своею тональностью, пропуская в него нечто новое, совсем неестественное для этой реальности. Человек «Струны» входил в Резонанс. Теперь-то уже не требовалось мучительно концентрироваться, разжигать усилием воли мерцающую искорку. После того нелепого и вместе с тем жуткого случая с педагогом Валуевым всё пошло легко. Точно вылетела из меня, как из горлышка бутылки, некая плотная пробка. Приспособился организм, снисходительно поясняла Лена.
— На, сука!!!
То ли снова, то ли еще в прошлый раз кричал автоматчик, а Маус уже застыл в своем беге и, будто герой любимого фильма, уворачивался от пуль. Я тоже видел их — точки, маленькие темные птички, плывущие мимо с неспешностью тополиного пуха, бояться было нечего. Теперь уже ни грязи, ни холодного ночного поля, ни летящих в спину убийственных свинцовых капель.
Все изменилось. Были людские игрушки, не способные причинить мне вреда, был человеческий страх — и были мы, слуги Высокой Струны, те, кому мир человеческой крови представляется просто красивой игрой, не более опасной, чем пейнтбол.
В дверях появился Сайфер, в руках он сжимал нечто… Откуда у него это?!
Я плохо разбираюсь в оружии, но это явно что-то западное и что-то ужасное. Похоже на помповое ружье безумного, невозможного колибра. Откуда оно только взялось? Я даже не знал, что мой официальный помощник таскает с собой нечто этакое, зато теперь понял, почему тот задержался в подъезде.
Такую штуку надо еще собрать.
Маус кружился, ускользая от выстрелов, а Сайфер уже вскинул свою псевдобазуку и, крикнув что-то вроде «Пригнись!», выстрелил в джип. Он был прав: никакой Резонанс не спасет от волны огня и свинца, если вовремя не увернуться.
В тот миг, когда взрыв обдал спину стрелка сотней мелких стекольных осколков, автоматная очередь оборвалась, но огонь, ошметки машины и даже куски асфальта, вырванные ударной волной, хлынули Маусу прямо в лицо. От такого не увернешься. Волна шла единым, несокрушимым фронтом, деваться было некуда.
Маус развернулся, бросился прочь. Он не мог обогнать взрыв, но тот всё не дотягивался до него. Скорости сравнялись, а время застыло липкой смолой.
Где-то сзади уже рычали двое братков. Один из них был почти мертв, второму предстояло помучиться. Сайфер медленно выцеливал убегающих, а Маус мчался.
— Давай! — не сдержался я. — Давай!
Точно болельщик на стадионе. Только ставка иная.
Вот он, спасительный газон. Взрыв почти выдохся. Еще мгновение и… Они не полетят дальше. У них не хватит ни мощи, ни злости. Давай!
Водила дернулся. Последний раз забрал ртом воздух — и уже спустя мгновение его мозг не выдержал. Как и сердце.
Маус прыгнул в гущу газона. Успел-таки. Успел!
Бац!
Сайфер выстрелил вновь. Бил он не на поражение, взрыв прогремел возле самой помойки, свалив одного из беглецов. Второй лишь споткнулся, пробежал пару метров и затравлено огляделся.
Щелкнул помповый затвор. Громадный патрон неспешно выпал на землю. Дуло уставилось на последнего из выживших врагов. Тот медленно вскинул руки.
— Ну ты дал своим слонобоем! — послышалось от газона, где залег Маус. — Меня, блин, самого чуть в мясо не порвало. Ты думай вообще, на фиг!
— Не стреляйте! Не стреляйте!!! — браток упал на колени. — Братва, не стреляйте! Гадом буду! Ну братва же!
Я гадливо передернул плечами.
— Как скажете…
2
— Так мы ж это… мы, в общем, выпили. Ну знаете ж, как бывает. Сели вечером, после дел и давай кумарить, а Длинный тогда в общем… Ну пьяный, короче был, а мы ж пьяные, мы не понимаем ничего. Мы же это… В общем, ну понятно, да?
— Нет, — незримый следователь был недоволен.
— Так это ж… мы… ну поспорили мы, понимаете! — браток почти кричал и, кажется, собирался заплакать. — Пьяные были, а все из-за «Струны».
— Причем здесь «Струна»?
— Так Длинный как про нее… про вас услышал, так и говорит: да насрать мне на всех этих гитаристов! Пусть попробуют меня поймать. Вот мы и проверили.
— Что проверили?
— Как что, мать твою… найдете вы нас или нет, — браток замер на миг и тяжело задышал. — Ну чо, рви теперь сука! На части рви хоть, все равно кончишь, собака! Рви давай!
— Вот примерно таким образом, — Лена нажала кнопку, и экран залила чернота.
Я лишь вздохнул.
За окном простиралась Столица. Отсюда, с двадцатого этажа административной башни, висевшей над рекой подобно Домоклову мечу, было видно почти все. Там, в Заречье дымили трубы заводов, ползли букашки машин и молекулы-люди. Солнце садилось за дальние крыши, оставляя на нашей стороне лишь черные силуэты домов.
«Струна» не особо маскировалась. Все здание заполняли ее службы, при входе висела скромная доска с золочеными буквами, повествующими о федеральном фонде. Торчавшие на другом берегу небоскребы «Газхима» и «Государственной Банковской Системы» были куда массивнее нашего, но пропустить сооружение в двадцать два этажа, да еще в столь дорогом и престижном районе возможным не представлялось.
Ленин кабинет, кстати, был здесь на самом верху. Дальше шли лишь технические службы. Где заседало руководство я даже не представлял. Хотя, вполне может быть, что и под землей. Быть может, там же, где Мраморный зал — в недрах.
— «Л К-корпорейшен», туда их налево, — Лена взяла со стола пачку и извлекла из нее длинную дамскую сигаретку. — Нажрались, поспорили, что самые крутые, а теперь еще нас обвиняют. Мол, сами виноваты. Не будь вас, никого бы не тронули. Представляешь, какой сучонок?
— Не будет ему Коридора Прощения, — как бы между делом отметил я.
— Да уж наверно, — фыркнула она. — Третьего б еще сыскать. Спорщика.
— Третьего? — я даже привстал из кресла. — Как? Их же двое там было. И мать показала, и камера засняла, откуда тогда…
— Кость! — Лена даже руками всплеснула. — Ну ты прям порою как маленький. С кем они спорили-то? С Длинным? Нет. Там еще был. Третий. Тот, который на нас поставил. Он, пока эта парочка ребенка из окна выкидывала, в стороне стоял, похоже, и впрямь в нас верил.
— И что? — усмехнулся я. — Думает теперь, что до него не доберемся?
— Думает.
Я кивнул.
«Струна» не обошла никого. Ни фирму, столь распустившую своих сотрудников, ни сержанта Санька, потворствовавшего укрывательству. «Струна» работала, как гигантская мясорубка — и тому был повод.
Вряд ли кто-то осмелился бы сказать, что вся честная компания получила не по заслугам. И то мало. Слишком мало для таких…
Чем дальше, тем больше я понимаю, что «Струна» имеет право на ошибку. Без ошибок вообще невозможно, но даже не это главное. Ошибки — лишь оборотная сторона медали. Зато лицевая… Вот с тем же трехлетним Андрюшей… Если бы не мы — ведь и не почесался б никто, ни милиция, ни прокуратура, ни КПН… Так и ходили бы нелюди, рассекали б на джипах, оттягивались в барах… Наглые, уверенные, что платить не придется. А ведь пришлось, господа. И мне не хотелось думать, что не будь нас — не было бы вообще всей этой истории. Была бы какая-нибудь другая, не лучше. От перемены мест грязи…
— Так что теперь надо этого третьего ловить, — Лена щелкнула зажигалкой и затянулась. Ненавижу эту ее привычку. Но ничего не поделаешь. Прошло то время, когда мое мнение здесь что-то значило. — Без него этого урода в Мраморный зал не потащишь. Их вместе надо. Сам понимаешь.
— Понимаю.
— Ну так вот следаки из нашего друга, — кивок в сторону темного экрана, — имя-отчество вытянут, а там, глядишь, и самого спорщика отроем.
— Да он, небось, за бугром уже. На островах теперь греется.
— Нет, — Ленка мотнула головой. — Некуда ему, как говорил ваш Кузьмич, с подводной лодки деваться. Во-первых, он явно из этой мафиозной компашки, а, во-вторых, никто его никуда не выпустит.
— Да? Уже даже так?
— А ты думал? Таможня и погранцы — это тебе не КПН даже. Давно с нами дружат. Прямо как мэр здешний.
«Струна» полна сюрпризов. Впрочем, все это очень логично. Стоит вспомнить главу мухинской тайной полиции — и удивляться уже нечему. Игра идет всерьез.
— Ну да третий этот пока не твоя проблема, — продолжила Лена, она сбила пепел, развалилась в своем кресле и, прищурившись, будто довольная кошка, промурлыкала: — Тебя, Косточка, теперь другие дела ждут. Хватит уже как маленькому по улицам бегать, — она усмехнулась. — Ты мальчик хороший, кто надо это понял. Так что тебе ныне особое задание. Не в Столице, но зато полностью самостоятельно будешь работать.
— Да, — механически кивнул я. — Что ж это такое страшное? А?
Лена улыбнулась.
Ее кабинет наполнял какой-то удивительный запах, такого здесь больше нигде не было. Ни в одной комнате. Может какие-то благовония, или духи. Никогда не сталкивался с этим запахом. Даже в первые дни в Столице… когда мы еще были вместе… Ну… женщина, одно слово.
Да и обстановка здесь не то что у Кузьмича. На полу лежит тигриная шкура, на стенах картины, на столе часы в виде пирамиды Хеопса. Очень не вязалось это с мухинской гостиницей, электрочайником и сушками из пакетика. Неужели когда-то мне казалось, что я понимаю эту женщину? Худенькая обиженная девочка… язвительная стерва… это лишь отдельные грани, а сколько таких граней от меня скрыто? Причем, возможно, навсегда.
— Поедешь, Кость, с ревизией, — сказала Лена и тут же, поймав мой взгляд, сообщила. — Сама терпеть не могу роль проверяющего, но придется. В конце концов, это же не госинтернаты. «Струна».
— Какие интернаты? — не понял я.
— То есть? — она снова стряхнула пепел. — Кость, ты что не понял? Ты в Можаевкую область, в наш лучший детский приют поедешь, проверять его состояние. Что тут странного?
Я только руками развел. Мол, ничего.
Что у «Струны» имеется сеть воспитательных заведений, я узнал в первые же мухинские дни. Она достаточно широка и основательно удалена от Столицы. Содержатся там беспризорники, большей частью «Струной» же от чего-то (вернее, кого-то) спасенные. Помню, как на «базе» в Мухинске красивая девушка Валя расписывала мне все достоинства этих приютов. Звучало убедительно.
— А почему я, Лен? Я же в этом ни ухом ни рылом. Тут же педагогом надо быть, чтобы разбираться…
— Вот именно поэтому, — развела руками моя начальница. — «Струна» посылает туда не профессионалов, а людей со свежим взглядом, людей как бы посторонних. Работа там особых навыков не требует, зато дружить домами руководство и ревизор не будут. Они вообще друг друга не знают, — Лена вздохнула. — Сам понимаешь, коррупция такая штука — в любую щель пролезет. Даже к нам, — она затушила сигарету о пепельницу. — Ну, коррупция, может, громко сказано. Кумовство, приятельство… и недостатки покрываются, и решения принимают не в интересах дела, а по личным симпатиям.
Часы-пирамида затянули какую-то странную мелодию. Кажется, закос под нечто китайское, не берусь судить, на сколько точный. На лотках продается целый океан ширпотреба, но Лену отличает строгий вкус…
— Заодно познакомишься с тамошним руководителем. Юра Осоргин — человек интересный, — она хитро прищурилась. — И очень перспективный. Вот увидишь.
Интересно, это намек? Мол, пользуйся шансом. Выше лезешь, дальше будешь? Не думал я, что кого-то здесь беспокоит рост моей карьеры. Впрочем, времена меняются, а мне, может, даже и полезно вскарабкаться повыше. По крайней мере, это лучше, чем жить в полуподвешенном состоянии между «низко» и «совсем высоко».
Посмотрим, Елена Ивановна, посмотрим.
— Нет, правда, — сказала она. — Чувствую, Юра тебе понравится. Да и приют у него образцовый. Второго такого нет… — она поморщилась. — Честно говоря, плоховато у нас это дело поставлено, воспитательное. Условия, конечно, хорошие, с государственной системой не сравнить, а все равно. Это ж на порядок сложнее, чем за бандитами с базукой гоняться. Вот и шарахаемся из крайности в крайность. Дети, бывает, от наших экспериментаторов не в восторге. Есть случаи побегов. А это, знаешь ли, симптом. У Осоргина-то с детьми порядок, но именно потому не все его в нашей системе любят. Были разные сигналы. Вот, в частности, потому ты и едешь туда. Пойми, никто не требует от тебя копаться в финансовой отчетности и прочей лабуде. Гораздо важнее твои собственные ощущения. Короче, поживешь там несколько дней, на свежем воздухе. Заодно и малость отдохнешь от наших гонок… с препятствиями.
А что мне оставалось? Лишь взять под несуществующий козырек.
«Струна» не стремится к показной роскоши. Зачем?
Однако думать о лице фирмы приходится. Потому и здание наше выглядит соответственно. Внизу — охрана в строгих костюмах. Выше — всякие карточки, уровни допуска и, конечно же, лифты.
В кабинетах — твори что хочешь. Благо народу у нас не так много и большая часть помещений пустует. Многие вообще закрыты, там царит вечный хлам со времен прежних хозяев, но вот в коридорах властвуют строгий уют, чистота и порядок. Видимо, кому-то из наших самых главных хочется особой, столичной респектабельности. Мухинская «база» в сравнении с этим небоскребом выглядит заурядным разбойничьим логовом.
Приятно звякнув, лифт гостеприимно распахнул двери. Внутри было просторно, отделанные под малахит стены навевали романтические мысли. Я бросил взгляд на зеркало и, решив, что костюм мне идет куда больше бомжового прикида, надавил кнопку с цифрой десять.
Световой счетчик взялся отсчитывать этажи. Девятнадцать, восемнадцать…
Ну что еще за инспекция? Странное какое-то задание. Странное и подозрительное. Да и то сказать, в последнее время я непозволительно расслабился. Да, непрестанный взгляд все еще буравил мою спину, однако чем дальше, тем слабее. Электрическую дрель заменили маломощным ручным коловоротом. И страх мой, внутренний зверь мой, старый помоечный кот, оказавшись в тепле, свернулся клубком и задремал. Но вечный сон возможен лишь там, от чего я и непонятно зачем спасаюсь.
Скоро предстоит новое, теперь уж плановое восхожденье к Струне. И что будет на сей раз? Раздавит всею своей музыкой? Удушит молчанием? Или всё будет как прежде? «Взвешен, измерен и найден легким»? А другие что, тяжелее? Чем лучше Сайфер или тот же Маус? Бескорыстные бойцы за детское счастье? Да ни слова я об этом от них не слышал. Им только приключения подавай, и непременно чтобы с зарплатой. А еще, должно быть, власть. Микроскопическая власть над растленным КулБоем, над продажным сержантом Саньком… Микроскопическая — но от того лишь более острая.
Двенадцать, одиннадцать, десять…
Лифт снова звякнул. Двери разъехались в разные стороны, я вышел в коридор. Интересно, кто проектировал здание? Не «Струна» и не по ее заказу. «Федеральный фонд» въехал в здание после того, как располагавшееся в нем министерство непонятно какой промышленности объединили с понятно каким Государственным Комитетом.
Ремонт, конечно, проделали мы. Не было у нищего департамента денег на малахитовые лифты, систему наружной охраны и прочее. Однако в целом планировка осталась той же.
Лифт находился не в центре здания, а в восточном крыле. Налево от него начинался шикарный холл, озелененный разнообразными пальмами и цветами. Никаких служебных помещений там не водилось. На некоторых этажах эстетизма ради силами местных сотрудников возвели небольшие фонтанчики, по углам располагались диваны, где можно было отдохнуть от работы, любуясь в окна на жизнь Столицы.
Свернув же направо, ты попадал в лабиринт коридоров, два из которых опоясывали здание с обеих сторон, а остальные пронизывали насквозь, образуя множество помещений без окон. Они были либо закрыты, либо помечены табличками «Только для обслуживающего персонала!». Впрочем, мне и не слишком хотелось соваться в эти недра.
Похоже, там, в темноте загадочных подсобок тянутся какие-то коммуникации, корнями уходящие вниз, к Мраморному залу, если вообще не к центру Земли. Туда, где не бывает никто за исключением Старших Хранителей.