— Ну что, пошли? — прервал его речь пацан. — Ты всё болтаешь, а я уже замучился их держать!
— Ладно, отпускай, — повернулся к нему Ковылев.
И сейчас же паузы дрогнули, разорвали свой сложный узор и, жужжа, начали расползаться. Я даже не сумел понять, куда. Вот их было видимо-невидимо, и вот уже последние исчезают, тают в воздухе, уходят в землю, темными огоньками растворяются в зеленом небе.
— Тебе туда! — рыжий указал мне ладонью вперед, к невидимому за травяными зарослями горизонту. — Иди и не оглядывайся, а то заблудишься еще, ищи тебя потом по замыканиям… И вот еще что, ты, если увидишь его, передай, что я… что мне… ну, в общем… нет, короче, ничего не передавай, а то он испугается. Все, ползи.
И я пополз, если только можно так обозвать медленное странствие среди невозможных, неземных трав, чьи стебли доходили до моего лица, а листья формой напоминали сабли… иззубренные жестокие клинки. Смыкаясь за моей спиной, они, словно рассерженные змеи, шипели вслед, они не хотели меня отпускать из этого пространства, и неподвижный воздух звенел, как если чайной ложечкой слегка ударить по хрустальному бокалу. Но пить оттуда не следовало, там, в хрустале, плескался яд… невидимый, неощутимый, настоенный на здешних жестоких травах…
— Слышь, парень, ты это… ты свою остановку не проехал? Вроде бы и не пьяный. Может, сердце прихватило, а?
Надо мной склонилось полное участливое лицо. Немолодая, изжеванная жизнью тетка. Тетка, чье отражение в стеклянной двери старше ее как минимум лет на двадцать.
Я вздрогнул. Травяные синие джунгли, оборванные струны, черные мухи-паузы — ничего этого не было, а был почти пустой вагон и бесстрастный механический голос:
— Станция «Первомайская».
— Спасибо! — дернулся я, сам толком не поняв, кого именно благодарил: живую тетку или ту, из динамика.
И уже выскочив на платформу, скользнул взглядом по своим ладоням. По свежеисцарапанным ладоням. Да, мощная трава…
Часть четвертая
Взвейтесь кострами…
1
Микроавтобус свернул с бетонки и покатил куда-то в лес. Сзади, в недрах машины, завозились коробки, предназначавшиеся для приюта. Водитель Егор сбавил скорость и выключил радио…
…Хорошо. Пять часов в дороге, Можайск остался далеко позади. Кажется, еще пара минут — и въедем мы в колыбель цивилизации, Европу. Мимо проносятся фуры, пахнет соляркой, трассой и кока-колой. Солнце бежит за нами по небу, проливая на шоссе белый океан света. Жарко, по обе стороны плывут поля (хоть бы один лесочек!), и вообще пейзаж подозрительно напоминает пустыню. Дорога вызывает уже тихую ненависть, а столбики все бегут и бегут.
200, 250, 300…
Учебный приют «Струны» с милым, а главное, редким названьем «Березки» расположен недалеко — не то что крымские и уральские заведения. Впрочем, добраться сюда немногим легче. Сначала по шоссе (прав, прав был старик Карамзин!), потом по сельской бетонке, ведущей, если верить указателю, в поселок Мастыкино.
Жара клонила в сон, пить «Пепси» меня не тянуло, хотя Егор настоятельно предлагал. Пепси — это для его поколения… Останавливаться в придорожных забегаловках тем более не хотелось — бессонная ночь и чудовищная дорога сделали свое дело.
Не спалось мне перед этой поездкой… Недавний сон в метро, похоже, перебил все ритмы организма, но не снял ни усталости, ни раздражения. Ковылев… Что ты пытался сказать мне, мистический мой тезка? Что меня ждет здесь, в милом приюте?
…Незаметно впереди исчезли горбатые бетонные плиты, вновь пошел асфальт, хороший и ровный, словно мы вернулись на трассу, бегущую к приграничному Закрайску, а далее — до Берлина и Парижа.
Куда там! Обычный лес — березки, липы… Родная природа, а впереди…
— Сейчас приедем, — Егор высунул руку в окно. Дорога свернула чуть вправо, из-за деревьев выплыл забор со встроенным в него зданием КПП. То ли бывший пионерлагерь, то ли турбаза. Такого добра с былых времен осталось немало. Что-то ветшает, что-то скупают ловкие коммерсанты, превращая в «центры рекреации» для «конкретных пацанов», что-то кое-как доживает свой век, продолжая снабжать ветеранов труда путевками на минералочку за полцены. Профсоюз еще жив, понял, где его место, и бучу против правительства на поддержал. За то и кормится крошками с хозяйского стола. Сам ест и своих не обносит.
— Вот, пожалуйста. Типа прибыли. — Егор вдавил тормоз, и японский самурай «Ниссан» покорно замер перед воротами «упса». Водитель посигналил.
Да, тогда в городе, пробираясь сквозь пробку, он очень метко назвал наш гудок «воплем гибнущего динозавра». Есть в нем что-то древнее, обреченное и усталое. Как и во мне — после сегодняшней ночи…
… В три часа, отчаявшись задремать, я поднялся с кушетки и сел к компьютеру. Минут пять поиграл в «Тетрис», надеясь, что это нагонит сон. Не нагнало.
Я зачем-то огляделся по сторонам, нажал на картинку с краю рабочего стола и быстрым движением вбил свой пароль и логин.
Сеть «Струны» — самая мощная и большая система на всем пространстве нашей некогда великой державы. Кстати, Маус говорил — нет нигде в мире. Дело не в масштабах — система защиты, скорость, информативность…
Маус мог и приукрасить. В его-то возрасте, тем более в разговоре о любимых железках… Хотя я был склонен поверить. Вряд ли «пентагоновские ястребы» применяют в своих сетях нечто иное, нежели технологии современной кибернетики. А вот «Струна»… ну не может она без Резонансов, Вибраций, Обертонов Тональности.
Я посидел минут пять, изучая все, что там было по «Березкам». Формальности были соблюдены, и я зашел в базу данных.
Где ее взяли? Украли у КПН? Нет, скорее купили. Или забрали. Такое тоже возможно. Узнай либеральная общественность об этих файлах — ох, не стала бы так восторгаться своей недавно обретенной свободой.
Каждый жучок, каждая букашка… Родился, умер, болел, служил, работал, учился, подвизался… Меня, правда, нет. Почему — не знаю. Совсем нет.
Вот родители — есть. Все про них сказано. Где живут, кто сын (данная ссылка не работает — видать, локальные ограничения системы), где работают, где учились. Даже телефон есть. Наш. Домашний.
Я снял трубку. Набрал номер. Тишина.
Длинный гудок. Еще один, еще…
И тут стало страшно. Липкий, противный страх, столь плотно питающий воображение, и сам, точно вампир, присосавшийся к моим тревогам… Представилась мне комната в недрах «струнного» небоскреба. Полумрак, в музыкальном центре играют польские растаманы, а за экраном, пробавляясь холодным «Спрайтом» (эти уже не детки, в пиво не играют) сидят Маус с парой-тройкой своих коллег. Сидят и наблюдают.
Потом он снимает трубку. Уж его-то абонент всегда на связи.
— Алло, Елена Ивановна? С вас коньяк! Мы его нашли.
Вспотевшими пальцами я закрыл окно базы, перешел в раздел карт и долго изучал Мастыкинское озеро, к берегу которого прижался УПС «Березки». Словно хотелось мне показать незримому наблюдателю, что все так же я верен «Струне», так же готов бороться и за правое, и за левое дело, так же трепещу…
…Водитель вновь посигналил. И сразу дверь КПП распахнулась, на крыльце появился парнишка лет четырнадцати, в джинсах и майке группы «Алиса». Из-за спины надрывалось радио. Снова госпожа Земфира с песней о тяжкой судьбе молодежи. Хорошо еще не о детях.
Только не о детях! О чем угодно!
Парень-«алисоман» спустился с крыльца, сделал пару шагов и замер. Похоже, он ждал не нас. Уставился взглядом на столичные номера, покрутил головой и присвистнул. Егор давеча сказал — у «Струны» скоро появится своя серия номеров.
Пока приходится использовать просто «блатные». Так что особо и не поймешь, свои ли приехали или слишком обнаглевшие «беспредельщики». Курьезы уже случались.
«Алисоман» обернулся и крикнул:
— Ник, Ник! Давай сюда!
— Картина Репина «Не ждали»! — усмехнулся Егор. Он посмотрел назад, туда где примостились коробки, и заметил: — Сюрприз детишкам устроили.
Интересно, а что в коробках? Грузили их аккуратно, а вот везли… Ну, как у нас возят, известно. У отца на работе однажды грузили спутник, и крановщик ударил контейнер о стенку цеха. Ничего, летал аппарат, на год больше расчетного срока.
В дверях возник еще один парень. Этот был старше, лет шестнадцати-семнадцати. По случаю жары на нем были лишь обрезанные джинсы и хайратник на лбу. В руках красовалась бутылка «Орловского» пива, отвратительной, дешевой муры…
Похоже, это и есть Ник. Интересно, кто сие — воспитуемый или воспитующий?
Терзаться вопросами мне не дали. Парень с бутылкой подошел к опущенному стеклу и произнес:
— Здравствуйте. Вы по какому вопросу?
— Я Ковылев, из столичного управления, — сказал я, ощущая себя как-то странно. Кто бы мог подумать! Не хватает только костюма-тройки и чемоданчика… Хотя нет. Чемоданчики теперь не в моде. Чиновники любят свободные руки. Разве что папочки при себе держат. Или портмоне. Появилась недавно такая мода.
Ник согласно кивнул и тут же представился.
— Старший дежурный по КПП Власов. Дядя Юра вас ждет. Сейчас объясним, куда ехать, — он повернулся к «алисоману» и произнес: — Шустрик, проводи гостей к «сваям».
Затем старший дежурный Ник-Власов махнул кому-то рукой, повернувшись к воротам, и те с утробным урчаньем поехали в сторону. Нашем взору предстал УПС «Березки».
— Пусть к нам сюда сядет, — сказал Егор.
Удивительно, всю поездку он умудрился общаться со мною так, что даже и непонятно: на «ты» или на «вы».
Я открыл дверь и подвинулся, благо в «Ниссане» на переднем сиденье помещается если не три, то уж два с половиной человека точно. Шустрик, сойдя за половинку, запрыгнул рядом, лихо захлопнул дверь и показал рукой вперед.
— Тут просто, — небрежно сообщил он. — К «сваям» — вперед. По основной аллее.
— А «сваи» — это что? — полюбопытствовал я.
— «Сваи», — Шустрик повернулся ко мне. — Наследие темного пионерского прошлого. Корпус директора…
Машина плавно вплыла в ворота и покатила по центральной аллее.
Погода была самой что ни есть пионерской: солнце, жара — так и хочется самому окунуться в холодную воду Мастыкинского озера. Может, еще приведется. Уж пляж-то здесь непременно должен быть, а если по каким-то причинам и нету… Я покосился на Шустрика. Наверняка местное население как-то решило проблему.
— Построили над озером, — продолжал разъяснять Шустрик. — От лагеря смотришь — цивильно все, с колоннами, а от озера видно, что сваями подперто, — он усмехнулся и полушепотом произнес. — «Сваи» еще «От заката до рассвета» называют. Помните, там с одной стороны бар был, а с другой пирамида индейская…
Я, естественно, не помнил. Он про фильм, что ли?
— … Только дядя Юра обижается сильно, — Шустрик пожал плечами. — Не знаю почему. Никто не знает.
Он перевел взгляд обратно, внимательно изучая дорогу.
Мимо плыл до боли родной пейзаж. Руины гипсовых пионеров, заросшая бурьяном линейка со сценой для речей и ржавым флагштоком, площадка с какими-то блеклыми стендами.
— Мы оттуда все перетащили, — поймав мой взгляд, пояснил Шустрик. — Флаг теперь на площадке у свай поднимаем, а остальное… — он поморщился. — Не пригодилось.
С другой стороны я заметил одноэтажный, барачного типа корпус с чудовищным числом окон. Видать, столовая. К тому же в проеме боковой двери нарисовался массивный дядька при белом поварском колпаке и двух здоровенных бидонах. Вслед за ним брели трое пацанов, примерно ровесники Шустрика. Двое тащили кастрюлю размером с рогатую океанскую мину, еще один страховал товарищей, придерживая ее сзади.
— По кухне сами дежурим, — вновь заметив мой взгляд, разъяснил Шустрик. — Девчонки в основном. Парни только таскать помогают… Ой, налево теперь надо! Налево!
Егор резко крутанул руль. Коробки подняли шум. «Ниссан» тряхнуло, но с пути мы не сбились, выйдя на финишную прямую.
— Там дальше жилые корпуса, — указав на центральную аллею, добавил Шустрик. — А вот и «сваи».
Мы въехали на площадку, предварявшую лестницу весьма характерного здания. Мраморные колонны до второго этажа, облупившиеся стены… Почему советские архитекторы так любили копировать барские усадьбы? Ностальгия или скрытое диссидентство?
«Ниссан» обогнул лужайку с воткнутым в нее флагштоком и двумя асфальтированными тропинками. Не хватает только выложенного цветами слоника…
На вершине флагштока плескалось белое знамя. Что на нем изобразили, так сразу и не разобрать. Похоже, рука сжимает меч, кажется, рука — детская.
Странно. Что это? Местный герб? В базе такого не было.
Машина остановилась у входа. Шустрик открыл дверь и спрыгнул на щербатый асфальт. Я последовал его примеру, покинул гостеприимную утробу «Ниссана».
— Дверь клинит, хлопать сильнее надо, — заметил Егор.
Вроде как ни к кому конкретно не обращаясь. От того и не «ты», и не «вы».
— Ща, — Шустрик претворил директиву в жизнь.
Егор остался сидеть внутри. Похоже, чего-то ждал.
— Здравствуйте! — послышалось из-за спины.
Я обернулся. На крыльце стоял человек. Простой такой мужик, примерно моих габаритов, но заметно постарше — лет эдак сорока с хвостиком. В линялых штанах и обвисшей майке. На носу очки, волосы немного растрепаны.
Он приветственно махнул, а Шустрик доложился:
— Здравствуйте, дядя Юра! К нам гости!
Осоргин подошел ко мне и протянул руку:
— Юрий, очень приятно.
Широкий прохладный холл служил когда-то прибежищем всяким доскам объявлений, пионерским знаменам и прочей атрибутике. Теперь он был пуст. От недавно покрашенных стен тянуло олифой, зеркала отражали следы недавнего ремонта, и мне на миг показалось, что всю эту красоту навели перед моим приездом.
Хотя, собственно, ну что в этом такого? УПС «Березки» — не ближний свет, столичная музыка звучит здесь нечасто. И значит, хочется блеснуть. «Сваи» — это неплохо, но лучше бы уж небоскреб…
Интересно, что на таких мыслях себя я пока не ловил. Уж в чем в чем, а в отсутствии рвения «Струну» не упрекнуть. И в Мухинске, и в Мраморном зале…
Я содрогнулся. Уж больно явно припомнился мне тот день.
…Мы прощаем тебя, Уходящий, исчезай с миром…
Да, во взглядах полусонных детей, твердивших свою зазубренную мантру, сквозила скучная пустота, но Хранители, администраторы, простые люди «Струны»… нет, невозможно.
Может, Столица так повлияла? Градус идейности в моем родном городе всегда был пониже, чем в наивной провинции.
Впрочем, вряд ли это затронуло «Струну». Очень уж непростыми путями приходят в нее люди. И Лена, и гениальный педагог Валуев, и даже неразлучная парочка — Маус с Сайфером — всех их порядком обожгло и поломало, прежде чем они стали тем, кем стали. Или хотя бы взять меня…
Наверное, мне самому хочется, чтобы нашелся какой-то изъян, чтобы вся эта фасадная красота оказалась «потемкинской деревней», чтобы за ней было пусто и холодно. Вот тогда можно было бы сказать: «Негодяи! Я знал!». И все станет просто, все понятно. Красивые направо, умные налево…
— Вот, — Осоргин обвел руками помещение. — Тут у нас нечто вроде администрации. На первом этаже хозяйственные помещения. Далее жилые квартиры. На третьем этаже кабинеты, канцелярия и прочее…
— Квартиры? — не понял я. — Для работников?
— Именно, — Осоргин поморщился. — Жить тут особо негде. Сами видите — мы тут аки отшельники. Ближайший поселок — Мастыкино, место неприглядное, да и не близкое. Уж лучше тут. Мы думаем домики на территории построить, где раньше линейка была пионерская. Ну, это планы на светлое будущее. Пока текучку бы раскидать. Кстати, спасибо что компьютеры привезли. Очень даже пригодятся.
Я обернулся. Сквозь стеклянные двери холла был виден «Ниссан». Трое парней лет шестнадцати под надзором Егора таскали из машины коробки. Те самые, гремевшие в пути… Компьютеры?! А я боялся, что апельсины помнем.
— У нас один класс уже есть. Только машины там древние, — Осоргин поморщился. — Кое-кто из ребят программированию учится, но этого мало. — Он весело прищурился и подмигнул мне. — Им же и поиграться охота! Нельзя людям в простой детской радости отказать, — он опять сделал паузу. — Да и учиться на таких руинах — глупость. Две машины уже совсем померли, еще три на ладан дышат, остальные ползают как черепахи. Компьютерный класс называется!