— К какой Марине… — начал было я и тут же спохватился.
Улыбчивая рыжая девушка из отдела обеспечения никому бы не рассказала о моей грядущей командировке, но Маусу все-таки заикнулась. И я, конечно, увидел во всем этом заговор, потому что в моем воспаленном донельзя мозгу помещались одни лишь интриги, а в нарисованной мною реальности молодым людям нечем было заняться, кроме как вечерами выслеживать глиняных. Словно в старых советских фильмах.
— Хорошая девчонка, на Тимерзяевской живет, в контексте, что на Тимирязевской.
Я кивнул и улыбнулся.
Двери лифта раскрылись, оттуда скопом вывалились трое парней и одну молодая девушка, вооруженная блокнотиком. Я их совершенно не знал, а вот Маус явно состоял с ними в приятельских отношениях.
— Ну, блин! — разлыбился один из парней. — Ваще, чудо! Мышатник, ты чего тут прописался, что ли? Каждый день на работу ходишь! Забурел?
— Долг! — Маус встал по стойке «смирно», выпятил вперед губы, отсалютовав двумя пальцами. — Не хочу посрамить звездно-полосатый флаг, сэр!
Второй парень похлопал его по плечу и заметил:
— Ты молодец, сынок. Я верю, ты настоящий американский солдат и не испугаешься этих сербских стариков и детей, когда начнешь швырять в них бомбы!
— Кстати, — заметил первый. — Слышь, Маус, есть тема на ночь в «контру» засесть?
— Ага! — усмехнулся тот. — Я вот как раз клуб один в Нагатино рульный знаю. Там и в Инете можно и погамится.
— Вот и круто. Надо на днях…
— Надо. Звякни мне завтра ближе к утру, часиков двенадцать, — Маус повернулся к девушке и отвесил глубокий поклон. — Приветствую вас, Оксана свет Степановна, как дела ваши на тяжком поприще?
— Тяжело, — бросила та. — Просто надрываюсь, ну да ты нас понимаешь!
— Всецело!
На этих словах Маус вслед за мной прыгнул в кабину и со словами «Пересечемся!» нажал кнопку закрытия дверей.
Я проводил взглядом группу странных его знакомых, отметив про себя, что пошли они вовсе не к выходу, а в те самые служебные помещения, куда я не только не должен был, но и не имел желания забираться.
Все эти подсобки и коридоры нижних этажей вызывали во мне смутную тревогу. Слишком уж близко к легендарным подвалам, к Мраморному залу…
— Переживают ребята, — поделился мыслями Маус и, заметив, что я не все понял, внес ясность: — Служба технического обеспечения. У них сейчас работы выше крыши. Вот и бегают как оглашенные. Оксанка опять с ног до головы трясется, как бы чего не вышло. Она у них типа босс…
— А что такого? — задал я невинный вопрос, но хакер отреагировал на него как-то неадекватно.
Глаза его округлились, и взгляд мне совсем не понравился. Конечно, столичный обитатель Маус понимал мои временные проблемы. Мухинск наложил свой отпечаток на мой кругозор, но не до такой же степени…
Все это я успел прочитать на его лице, прежде чем хакер произнес:
— Шеф, алло! Вы знаете, какой сегодня день? Проснитесь!
— А что такого? — произнес я, усиленно вспоминая число.
— Главное Восхождение на носу! Еще пара дней и…
— Так, — оборвал его я. — С этого места подробней.
Лифт замер, добравшись до нужного этажа. На этом наши пути расходились, но Маус не стал выходить, а лишь встал так, чтобы загородить фотоэлемент, и полушепотом произнес:
— В ближайшие дни станет известно о дате Главного Восхождения. О ней всегда сообщают в последний момент. Секретность, видите ли, неясно, правда, от кого, — взгляд его изменился. Похоже, Маус нашел объяснение всем вопросам. — Вы, наверное, в Мухинске и не слышали о таком!
— Увы! Куда уж нам, чайникам да кофейникам.
Маус оглянулся на коридор и быстрым шепотом произнес:
— Это и есть наш настоящий юбилей. Говорят, что вначале «Струна» возникла в задумке, а уже потом Флейтист впервые увидел Ее.
— Кто увидел? — не сразу понял я.
— Флейтист, — Маус выразительно указал куда-то вверх. Моя некомпетентность больше не удивляла его, Технический Хранитель списал все на различие провинциального и столичного жаргона. — Самый первый. Самый главный. Вы же говорили с ним, да?
— Да, — кивнул я, сам не зная что ляпнул.
Впрочем, по тону Мауса было видно: он не сомневается, что я говорил.
— Так вот. В этот день к Струне идет он. Понимаете, мы все одинаковы. Даже Старшие Хранители. Даже Главный Хранитель.
Маус оглянулся назад и быстро, уже во весь голос, сказал:
— Упс, ща тут орать начнут. Народ к лифту валит. Ладно, шеф. До скорого!
Он отпустил дверь, а я нажал кнопку своего этажа.
Почему он говорил в полголоса? Неужели просто не хотел меня позорить?
Лену было не узнать — глаза весело блестят, всегда бледные щеки слегка порозовели, и вся она как будто светилась изнутри. Может и впрямь обрадовалась мне?
— Привет, Косточка, ну как дела?
Я не стал шутить про дела, которые у прокурора — воспоминания о дознавателях нашего следственного отдела навсегда вышибли из меня подобный юмор.
— Хорошо дела. Мы еще подготовим отчет, но в общих чертах все разъяснилось. Шестая группа сработала топорно, надавили на интеллигентного старичка будто на какого-нибудь Абдульминова… Ну, тот и всполошился, вообразил, будто мы из них секту делать будем.
— Надо же… — поморщилась Лена. — Велика слава «Струны». Между прочим, этот твой Николай Натанович — пример довольно показательный. Представь, какой крик устроят эти старперы-шестидесятники, вздумай мы выйти из тени. И заткнуть их праведные рты посложнее, чем всяким там Пасюковым. Идейные люди, уважаю. Но «Струну» не примут, слишком уж закоснели.
— Я обнадежил дедушку, что никто не станет совать нос в его воспитательные дела. Просто спасем от наглых Зиминых и отойдем в сторонку. В тенёчек.
— Ну и правильно. Мы за ним, конечно, присмотрим. Мало ли чего… Маньяки именно из таких правильных товарищей бывают…
Я хмыкнул. Представить Натаныча в роли Железнозубого оказалось выше моих умственных способностей.
— Но проследим незаметно. Так… банальная предосторожность. Дедуля ничего и не почувствует…
Не понравилась мне эта фраза, а особенно сопровождавшая ее слова улыбочка.
— Кость, это все не то, — помолчав, добавила Лена. — Не заморачивайся. Я совсем по другому поводу тебя вызвала, — она выдержала паузу. — Понимаешь, тут возникла еще одна проблема… Надо тебе о ней знать.
Я напрягся. О чем это она? Таким тоном говорят, если хотят как можно дольше тянуть время. Нелегко это — сообщать пренеприятное известие…
— Тут, как бы тебе это сказать… к нам в отдел пришла разнарядка. Для выполнения особой работы необходимо отрядить группу сотрудников. Все подразделения сейчас загружены по уши и перебросить цельную единицу невозможно. Придется надергать людей из разных команд. Понимаешь меня?
Я кивнул.
— Я вот тут прикинула, — она вновь покосилась на документы. — Судя по роду деятельности, твой Хлестаков подойдет идеально…
Я даже не сразу понял — кто это. Потом сообразил: Сайфер. Слишком частое общение с Маусом вредно для человека моего поколения.
— То есть его переведут…
— Только на время, — подняла она вверх указательный палец. — Тем не менее подпиши вот эту бумагу. Это что-то типа уведомления. Понимаешь?
Я с удивлением взглянул на бланк.
Да, в «Струне» все же была бюрократия. Организация разрослась, требовала хорошей канцелярии и бухгалтерии. Частенько случались сбои, бумаги и файлы терялись, одно не состыковывалось с другим, порой маячили и ослиные уши. Но до маразма система еще не дошла и доходить вовсе не собиралась.
Если надо что-нибудь подписать, значит, в этом есть конкретная необходимость. Интересно, какая?
— Ты что, Кость? Задумался так…
— Да, ничего, — сказал я, скользнув по бланку глазами. — Готово.
Лена выхватила подписанный лист и спрятала его в толстую папку. После чего одарила меня очаровательной улыбкой.
— Теперь ты не несешь за его действия никакой ответственности. Да он тебе, насколько я понимаю, в ближайшие дни и не понадобится. Правильно ли я понимаю, что палить в гражданина Зимина из базуки уже незачем?
На секунду я задумался.
— Да, в общем, там осталась одна бюрократия. Требуется официальная бумага о пересмотре решения санитарной комиссии. Соответственно, документы об отмене указа департамента имущества… Зимин, впрочем, больше не сунется. Он уже понял, что центр под нашей «крышей».
— Ясно, — кивнула она. — А еще надо нанести визит одной важной тете и убедить ее, что есть вещи важнее, чем пополнение личного счета. Я думаю, Кость, ты и сам с этим справишься. Без базуки. А своему Хлестакову скажи — пускай отправляется в путь. Машина отходит в десять вечера.
— Чего так поздно? — просто ради приличия спросил я.
— Ну, пока всех соберут… — задумчиво протянула Лена. — Да и какого им по жаре шляться? А так, по холодку, к утру на месте будут.
Какое же дело им сватают?
— Тогда я пока отправляюсь в путь-дорогу, — вздохнул я. — Пойду нанесу тете визит перед сном…
Лена сейчас же замахала руками, призывая меня не совершать подобной глупости, а затем строго взглянув, сообщила участливым тоном:
— А вот спешка хороша только при ловле блох. Ты лучше выспись, отдохни. А с теткой торопиться незачем, выбить пыль из руководящих кресел мы всегда успеем. Тем более, сейчас уже она ничего не решает. Ты завтра лучше комиссию сделай.
— А почему бы все-таки не рассказать тетушке на ночь страшную сказку? По-моему, сейчас я бодр как никогда…
— Угу. Аки лимон после долгого и тщательного отжима.
Она искренне хотела меня разгрузить. Откуда ей знать, как не хочется мне в родную и уютную квартиру?
— Так точно, мой командир! — произнес я и натянуто улыбнулся.
— Вот и отлично, Косточка. Иди-ка ты домой. Отдыхай, набирайся сил перед боем…
3
…Машины приближались от Кольцевой. Два «Гепарда» двигались впереди, громадный как мановар джип катился чуть сзади. Он будто нарочно отстал, оставив себе место для разворота. Ведущий автомобиль держал скорость на уровне. Похоже, что пассажиры спешили.
Поклонная Гора со своим монументом осталась чуть в стороне, впереди начинался Кутузовский — охраняемая федеральная трасса.
Кортеж не сбавлял скорости. Машины двигались так же быстро, как и раньше, благо на этой дороге проблем со светофорами никогда не случалось. Разве что у простых водил…
Десять вечера. Пятница. Людей немного — все, кто мог, вырвались из душного города на дачи. Видно, как по широким, размашистым тротуарам ползут редкие пешеходы. Кто-то идет в магазин, кто-то спешит с работы, где его задержали допоздна, кто-то направляется к Поклонной Горе.
Последних больше всего. В основном молодежь: студенты, школьники. Десять вечера… В такую жару у многих основательно сбилось ощущение времени. Кое-кто целый день сидит дома и выходит лишь в сумерках. Примерно как сейчас.
На Кутузовском людей мало, а машин и того меньше. Простые водители избегают удобной, но слишком непредсказуемой трассы, где внезапное появление «федерального транспорта» создает бесконечные пробки. Куда надежнее параллельные, пусть и дальние улицы.
Вот и сейчас навстречу кортежу со свистом промчалась машина, увешанная мигалкой и громадным флажком на номерах. Старенькая копейка, невесть как залетевшая в этот район, испуганно шарахнулась прочь.
Кортеж набирал обороты. Проблесковые маячки придавали ему солидности.
Движущихся в сторону центра машин почти не было. Наоборот, рвались на волю, загород. Где-то далеко впереди маячила «газель» с раскраской столичной компьютерной фирмы. Чуть ближе мчался блестящий «круизер», далеко позади маячило несколько иномарок.
Планировщики движения поработали на славу. Время было рассчитано точно, а может, кое-где даже и поработали со светофорами. Ни «пробок», ни обычных заторов в пути не предвиделось. Не было ни малейшей вероятности оказаться зажатым в плотном потоке машин.
Третье транспортное кольцо. Когда-то здесь было только метро и пути железной дороги. Теперь — громадная развязка, служащая вдобавок некой границей. Центр начинается много дальше, но окраина кончается именно здесь. Дальше идет просто Столица, ее старые, основные районы.
Проспект не сужается. Дома все так же далеки друг от друга, но сами они несколько изменились, всё больше становится высоких сталинских громад, с мемориальными табличками на стенах. В свое время вожди народа жили именно здесь, в громадных квартирах, больше похожих на маленькие дворцы или музеи.
Дом 35/38 — длинное загнутое сооружение. Дом 33, мало чем отличающийся от своего собрата. По другую сторону от дороги проносятся узенький сквер, поворот на улицу, ведущую прямо к реке. На следующем повороте придется свернуть. Это самый опасный участок — съезд с правительственной трассы, узкий переулок, близко расположенные дома.
Правда, и конечный пункт не столь уж далек. Если что, можно рассчитывать на поддержку. Да только опоздает она. Враги, буде таковые найдутся, ударят сразу и наверняка.
До поворота осталось пятьдесят секунд, сорок пять, сорок…
«Круизер», маячивший перед кортежем и шедший уже на самом пределе дозволенных скоростей, неожиданно разражается жуткий свистом. Водитель ударил по тормозам, стирая инвалютные шины о новый асфальт. Тяжелый квадратный корпус резко повело вперед, развернув на девяносто градусов, двери автомобиля распахнулись, и в следующий миг время изменило свой бег…
Оно будто вляпалось в лужицу слизи, став тягучим и липким, растянулось раза в два, если не больше. Замерли редкие автомобили, прохожие, и, наверное, облака, которые, впрочем, и так никуда не спешили.
Было видно, как из передней распахнутой двери вырывается нечто тяжелое, похожее на маленькое ядро, а гильза медленно валится на асфальт. Черная точка, прогрызая воздух, устремляется вперед — к лобовому стеклу первого «Гепарда», а с заднего сиденья «круизера» уже выплывает невысокий человек в черных джинсах и белой рубашке. В его руках новенький АКМ, ствол направлен в сторону кортежа, короткая очередь изрыгает в пространство выводок пуль, и они приближаются лобовому стеклу неспешною стайкой.
Вслед за автоматчиком появляется еще один пассажир — крупный амбал с двумя облегченными автоматами «узи». Такой, пожалуй, рискнет стрелять и с двух рук, не опасаясь сильнейшей отдачи.
Но эти двое уже не успеют. Задняя дверь «Гепарда» распахнулась, выпустив прямо на трассу одного из своих пассажиров. Молодой парень с черной повязкой на голове прыгает на асфальт прямо из движущейся машины. Он тоже словно плывет, но намного быстрее, чем остальные, оставаясь почти в реальном времени.
Пока двое стрелков выбираются из «круизера», он успевает не только выпрыгнуть, удержаться на ногах и занять позицию, но и дать быструю очередь из своей сверкающей «кобры». Человек с АКМ успевает лишь повернуться. Его пули только-только достигли стекла, оставив на нем короткие полосы (похоже, оно бронебойное), а сам он уже падает на асфальт, глупо взмахнув руками и выронив автомат. Его белая рубашка медленно покрывается кровью.
Второй начинает бежать. Нет… не бежать — плыть, старясь выйти из зоны стрелка с «коброй». При этом сам он не прекращает стрелять ни на миг.
Черный предмет достиг своей цели. Он движется медленней пуль, но при этом как-то странно вращается, подобно «звездочке» ниндзя. Громадная трещина рассекает лобовое стекло, предмет рушится в недра машины, шипит и мечется там, словно горящая белка.
Салон охватывает пламя. Часть пуль, посланных амбалом с УЗИ, успевает задеть сидящего рядом с водителем…
Человек с «коброй» палит по «круизеру». Кажется, он уже застрелил сидящего рядом с водителем и теперь поливает салон, пытаясь задеть оставшихся двух пассажиров. Второй «Гепард» объезжает первого справа, вырываясь на тротуар. Проблесковые маячки освещают округу бешеным голубым пламенем.
Двое стоящих на дороге парней уже целятся по машинам из новеньких скорострельных винтовок. Еще один валится на стекло крайней витрины, забрызгав всю ее кровью.
Из салона второго «Гепрда» выпрыгивают еще двое: молодая девушка с такой же «коброй», как и у парня в повязке, и высокий человек с тонкой бородкой — Сайфер.