Заместитель Флейтиста? Я, Костя то ли Демидов, то ли уже совсем Ковылев. Что скажет Димка?
— Когда вы узнали? — вяло спросил я.
— Давно, — призналась Лена. — Еще там, в Мухинске. Потому и позвали тебя в Столицу.
Я молча кивнул. Говорить не хотелось. Понимание наваливалось на меня словно тяжелая медвежья шуба — какие носили бояре, если, конечно, не врут учебники истории.
— Накануне я прочла твое личное дело. А там отмечено, как удивительно вспыхнула Струна в день твоего первого Восхождения. Это явный знак, тут ни с чем не перепутаешь, Она выбрала тебя…
Я смотрел мимо Мауса — туда, где первые солнечные лучи уже облизали стены домов. «Утро красит нежным цветом»… Крыши, шпили, трубы… Родной и в то же время такой далекий мне город. Город, который не создал «Струны», но смог ее изменить. Изменить почти что до неузнаваемости.
— Мы просмотрели дела всех наших людей, которые… Ну, в общем, тех, чьи Восхождения чем-то отличались. Ты — единственный.
— Что, совсем? — я по-прежнему не верил. Неужели никто из нескольких тысяч «людей Струны» не был отмечен подобным знаком? И лишь я, не то перебежчик, не то резидент… а вернее всего, канатоходец… Шаг вправо, шаг влево… «Чуть правее наклон — и его не спасти…»
— Именно. И дело не только в яркости Струны. Важен и ты сам. То, что в тебе есть. Ведь случись что, и…
Я отвернулся от окна, оглядел собравшихся. Время, что я отмерил себе на успокоение нервов, истекло. Сердце, впрочем, колотилось все так же быстро, но это уже ничего не значило.
Они молча ждали моих слов. Будто у меня есть выбор.
— Что нужно делать?
— Ничего, Константин, — заговорил Максим Павлович. — Вы не должны будете делать ровным счетом ничего. Сегодня вечером я отправлюсь к Высокой Струне. А вы просто пойдете со мной. Все будет как обычно. Просто коснуться Ее придется лишь мне. Если Она уличит меня в чем-то, я покину нашу Тональность, Вы же заступите на мое место.
— Каким образом? — не понял я.
Флейтист только руками развел:
— Просто вся сила, которой раньше владел я, сразу перельется в Вас. И вы займете место Главного Хранителя.
— Но ничего подобного, сами понимаете, не случалось, — заметил худощавый спутник Лены. — И вряд ли случится теперь…
Лена с главвоспитателем одновременно кивнули.
Я перевел взгляд на часы, висевшие над кабинкой лифта. Восемь утра. Они сказали, что Восхождение начнется вечером. Еще очень не скоро. Время есть, совершенно бесполезное, тягучее время.
— Разумеется, никуда отсюда уходить нельзя, — добавила Лена. — Знаете, если уж быть совсем честной, я пока ни в чем не уверена. Мы схватили двоих главарей этих отморозков. Пришлось расконсервировать лучших наших следаков, — она как-то странно покосилась на главвопитателя. — Бандюги, естественно, давным-давно говорят, и говорят, конечно же, правду. Но вот всю ли? Это надо будет проверить.
— Куда нам идти? — усмехнулся Максим Павлович. — Мы уже, можно сказать, пришли. В самом широком философском смысле.
— Это верно, — кивнул я. — Но время, значит, есть?
— Времени полно, — подтвердила Лена. — Целый день, почитай вечность…
5
Похожая на любимое орудие графа Цепеша, целилась в небо Стела Победы. Солнце, коснувшись ее верхушки, уверенно сползало к недалекому уже горизонту. Западный ветер, смирный внизу, здесь, на высоте, обретал силу и наглость — и наотмашь лупил мне в лицо. Я сидел спиной к бетонной надстройке возле шпиля и смотрел на город.
Чуть левее гудел проспект, под завязку забитый сейчас машинами. Тот самый проспект, где еще совсем недавно перевернулся тяжелый джип с бронированными стеклами… Автомобили текли к центру города, исчезая за Бородинским мостом. Другие, наоборот, спешили как можно скорее прочь, мимо Парка Победы, дальше к окраине переползая с проспекта на Можайское шоссе.
Где-то там, далеко за горизонтом остался приют «Березки», обезглавленный и застывший от ужаса в ожидании своей новой судьбы. Что с ними будет? Начнут бегать, как из обычного интерната? Нет, это вряд ли. «Струна» свое дело знает. Не бегает же никто из «Веги»… Пришлют другого смотрителя… честность и преданность делу гарантированы ежегодным Восхождением… а остальное как получится. Во всяком случае, как у Юрика, уже не будет.
Юрик… У меня и в мыслях не было, что это ты… Что именно ты стоял рядом с Флейтистом, когда он создавал «структуру». Во зло ли, во благо ли? Как там сказал странный мальчик из недавнего сна? Не помню… А вот в «Столичном обзоре» пишут: «Экстремистская организация религиозно-политического толка, берущая на себя права законных органов государственной власти…»
Да уж во всяком случае «Струна» была бы для страны лучшей властью, чем эта, нынешняя… Да, есть Мраморный зал, есть Лунное поле… Не вычеркнуть, да и не надо. Но что моя искалеченная судьба в сравнении с десятками тысяч попавших под бездушный каток государственной машины? Флейтист порой ошибается, он ведь тоже человек, но он не страдающий болезнью Альцгеймера Верховный Главнокомандующий, с очередного перепоя развязавший Дальнегорскую кампанию.
Выходит, «Струна» действительно милосердна — особенно когда есть с чем сравнивать.
Я поймал себя на мысли, что думаю обо всем этом как о вещах посторонних. Точно я укутался пледом, прихлебываю чай с лимоном и с интересом читаю новый роман Зарова. Кстати, не так давно Лена обмолвилась, что решено создать новый отдел — литературного контроля. Бороться с засильем жестокости и цинизма в книгах для детей и подростков. Этакая теневая цензура. А ведь многим моим любимым писателям не поздоровится, если заправлять там будут люди, подобные Стоговой или Валуеву…
А хорошо бы всё, случившееся со мной за последний год, и впрямь оказалось чьим-то романом. И вот дочитана последняя страница, поставлена на полку книжка — и надо составлять планы уроков на завтра, печатать индивидуальные задания на карточках, и не забыть позвонить Ларисе, договориться насчет субботы…
Нет, этот старый мир я уже не верну. Даже если не станет «Струны», если оборвутся все видимые и невидимые связи, если я снова вернусь домой, а Димка к своим родителям — останется слишком многое. Лунное поле — это ладно, это лирика, но перевернутый джип… странный и молчаливый человек с громким саксонским прозвищем Сайфер… Женька, танцующий под пулями свихнувшегося офицера КПН…
Они уже со мной, во мне. Они уже не «Струна», они — часть меня. Возможно, не столь большая. Но если — вырвать — изойдешь кровью и болью.
Зачем я пойду туда, вниз? Только чтобы не услышать «Предатель» и не заработать выстрел в спину? Нет, это не главное. Тогда, в Мухинске, мне просто очень не хотелось умирать. Как и любому загнанному зверю. Теперь у меня есть нечто более ценное, то, ради чего надо жить.
Машины внизу были медлительны, точно сонные рыбы в аквариуме. Отсюда казалось, будто они аккуратно, беззвучно ползут по проезжим частям. Точно так же тащилась по серой глади реки какая-то захудалая баржа. Городские морские трамвайчики не заходят дальше Юго-восточного вокзала. Здесь царство частных посудин, транспортных барж и усталого старика-чистильщика, выбирающего со дна реки целый музей пестрой столичной жизни.
Справа, за рекой, лезут вверх строительные дебри. Молодой, но бойкий капитал возводит свои хоромы. Он на одном берегу, «Струна» на другом…
Мыльница вдруг зазвонила.
— Да?
— Константин Антонович, это я.
— Да, Дим, — я аж привстал. — Ты где? Что случилось?
— Все нормально, — сказал он. — Я просто звоню вас проверить. Вы так давно не связывались со мной. Целый день. Я и решил…
Дурак. Какой же я дурак! Разнервничался, размяк и напрочь забыл о главном, о том, ради чего все и делается. О Димке. Целый день, с самого утра, с того момента, когда Лена сообщила мне о моей новой миссии. Неожиданно и быстро…
Я хотел успокоиться чем-нибудь крепким, но Максим Павлович сего намерения не одобрил. Струне все равно, я помнил это еще по первому Восхождению, когда явился к ней, мягко говоря, «подготовленным». Но сейчас я пойду не один.
Лена сказала — мне нужно будет только тащиться следом. Флейтист промолчал.
Но он знает, что следует делать, а Лена… Она никогда не была там, ей ничего не известно. Сейчас Максим Павлович надеется на меня, и раз уж он не хочет видеть меня «начитанным», я воздержусь. В конце концов, он важнее мне, чем все Струны из всех Тональностей.
— Да ты не дергайся, Димка. Все хорошо. Скоро у нас военное положение снимут, все будет как раньше. Ты новости смотришь?
— Да.
— Видел?
— На Сходне?
— Не только. Главари уже схвачены, скоро отловят разбежавшуюся мелочь, и тогда уже всё успокоится. Мы не только сравняли счет, но и вломили им по самые сопли…
На том конце молчали. Я слышал лишь прерывистое Димкино дыхание и думал, что поступил очень глупо, не позвонив ему. Впрочем, меня так огорошили… Да и не стоит ему знать, что мне предстоит.
— Константин Антонович, — наконец сказал он. — Я и сам понимаю, что им полный абзац. Только вы поскорее возвращайтесь, ладно?
— Хорошо, — я попробовал говорить веселым тоном. — Уж постараюсь. Как только начальство даст увольнительную…
— Вы мне позвоните вечером, я долго еще спать не буду.
— Это еще почему? Тебе к утру надо бодрым быть, а не подремавшим полчаса. Так, братец-кролик, не пойдет.
— Ну… — замялся Димка. — Хорошо. Я тут немного посижу в HMM, а потом лягу. Только я вашего звонка все равно дождусь. Позвоните?
— Как только смогу, — сказал я и тут почувствовал, что за моей спиною кто-то стоит. Я поднялся на ноги и обернулся. Лена. — Ладно, Дим, ко мне тут пришли. Давай кончать связь. Не возражаешь?
— Нет, Константин Антонович… — он немного замялся. — Удачи вам… И простите, пожалуйста, за ту фигню… ну, что я наговорил, когда вы с той вечеринки вернулись. До свидания.
«Мыльница» пискнула, подтвердив отключение.
— Пора, — скучно сообщила мне Лена. — Давай, Косточка, время не терпит.
Я убрал «мыльницу» в карман куртки и снова оглянулся на город.
Он оставался таким же. Машины, люди, витрины… Мне придется уйти отсюда. Ненадолго, но это не важно… Куда мы пойдем? К Высокой Струне? Которая то ли гигантская запятая, то ли полая внутри башня? А если ее свернуть, как обычную «соль» в медной оплётке? Что получится? Кольцо Всевластья?
— Все будет нормально, — Лена неожиданно улыбнулась и положила руку мне на плечо. — Не волнуйся, Кость, мы все верим в тебя и все тебя поддерживаем. Ну что такого? Все равно бы тебе пришлось идти к Ней. Ты думаешь, Она тебя не признает? Да ты сама святость в сравнении с большинством из нас! — она опустила глаза и как-то задумчиво добавила: — Возможно, поэтому ты и волнуешься.
— Я спокоен, — как можно холоднее сказал я. Голос предательски дрогнул. — Пойдем, — и первым направился к двери, за которой начиналась лестница, ведущая вниз.
Лена осталась у меня за спиной.
— Он очень надеется на тебя, хотя понятно, что Струна не откажет ему, но все-таки…
Максим Павлович стоял возле стенда с любимыми модельками и увлеченно рассказывал что-то двум утренним Лениным спутникам. Те, периодически улыбаясь, указывали то на одну модель, то на другую. Похоже, процесс доставлял удовольствие всем.
Маус всё так же сидел за компьютером. На голове у него красовались наушники с тонкой лапкой микрофона у рта. Кажется, хакер пытался с кем-то связаться. На экране царствовала чехарда неизвестных мне программ…
— А вот на таком у меня отец летал, — заметил главвоспитатель. — Еще в войну… Их же на юге такие применяли, чтобы над водой.
— Ну да, — заинтересовано кивал Флейтист. — Планировалось и на северо-запад крыло перебросить, а потом как-то не сподобились.
— Вот. И отец мне рассказывает, он механиком был. Идут они ночью над Южным Лиманом. Кругом вода. До берега-то вроде и недалеко, да и как бы не близко. Если прямо пиликать, через полчаса уже суша, да немцы им такой радости не дали. Из облаков вдруг «фокер» как выскочит и давай по нему садить, а наши-то всем хороши, кроме маневренности. Стрелок в своей башне крутится, а какой у него обзор? Всё, что сверху. «Фокер» бак и пробил. Мой отец кричит: «Всё, не дотянем!». Бензина у них до полуночи было, а осталось на пять минут. Короче, не спастись. И тут…
Лена многозначительно кашлянула, и стесняющийся своего отчества Геннадий прервал монолог. Все моментально повернулись в ее сторону, даже Флейтист бережно водрузил обратно модельку транспортного самолетика, о которой, видимо, и шла речь, а потом закрыл шкафчик.
— Что, Леночка?
Она лишь развела руками.
— Пора.
— Уже? — Максим Павлович бросил взгляд за окно, где солнце еще только пряталось за домами. Весь запад Столицы тонул в багровой агонии вечера.
— Маус? — коротко бросила Лена.
— Коды разблокированы, — непонятно произнес он. — Доступ на минус третий ярус открыт.
На миг воцарилось молчание. Все словно переваривали услышанное. Мне вдруг показалось — собравшиеся как-то странно напряжены. Даже Маус за своим пультом склонился почти к экрану и застывшими глазами таращится в одну какую-то точку, забыв отслеживать препорученные ему данные.
Только Максим Павлович, поймав мой взгляд, ласково улыбнулся, будто стараясь подбодрить. Ему-то не впервой.
— Раньше сядешь, раньше выйдешь, — натянуто пошутил худощавый.
— И то правда, — кивнула Лена. — Точно все открыто?
— На тысячу процентов, — не оборачиваясь, отозвался Маус. — Система безопасности оповещена. Они знают, что вы спускаетесь.
Все вновь замолчали, но теперь уже совсем ненадолго, ибо молчание почти сразу прервал сам Флейтист.
— Что ж! Если так, то будем и правда спускаться. Только… — он на секунду замер, потом быстрым движением открыл шкафчик и что-то оттуда достал. — Вот. Это талисман. Не более того.
Он снова захлопнул дверцу и повернулся ко мне:
— Пойдемте, Константин. Дорога ждет нас.
— Да ладно Вам, Максим Павлович, — сейчас же заулыбалась Лена. — Что вы прямо! Через полчаса отметим ваше возвращение! Что вы прямо как в первый раз.
— Не бойся, Ленок, — улыбнулся Флейтист. — Это я так. Стариковские нервы. Лет через пятьдесят и ты…
— Полно вам, — отмахнулась Лена, и мне показалось, что она даже покраснела, но тут же взяла себя в руки. — Делай, Мышкин.
Мне показалось, что он будет вбивать какой-то код, и я даже успел удивиться: как это хакеру оперативного отдела доверили столь важный пароль на секретные комплексы небоскреба. Но Маус просто ударил по паре клавиш и произнес в микрофон:
— Верхний предел нижнему. Даем добро. Погнали.
В следующий миг шкафчик с модельками плавно поехал в сторону…
6
Лифт спускался вниз — рывками, натужно рыча мотором. Тусклая лампочка под потолком давала ровно столько света, чтобы видеть друг друга. Сквозь щели в верхней части стенок изредка вспыхивали отблески ламп, освещавших шахту. Типичный лифт из забытого ЖЭКом подъезда. Разве что нет наскальных граффити, стены ровные и сверкают наведенной чистотой. И это лишь добавляет жути.
Мы медленно опускаемся вниз.
Здесь нет лестницы, нет ступенек и винтовых изгибов. Только шахта, лифт, просверки ламп и мерный лязг. И кажется, спуск будет длиться вечно. Как у Алисы… Только внизу вовсе не Страна Чудес, и населена она отнюдь не добродушными Чеширскими Котами.
Осоргин спускался сюда не раз. Каждый год он шел рядом со своим старым, согнувшимся под тяжестью лет и событий другом. Теперь вместо него — я. Почему? Чем таким отличился я, глиняный, Константин Дмитриевич Демидов, враг этого места, враг этих людей…
Враг этих людей? То есть враг Юрика, Мауса, Женьки? Чушь какая! А ведь правда.
— Мы уже погружаемся, — шепнул Максим Павлович. — Первый этаж пройден. Теперь пойдут подземные ярусы.
А я-то был уверен, что мы уже где-то в глубинах земли. Сколько лифт ехал сюда? Не знаю, забыл посмотреть на часы. Скоростные кабины доносятся до последнего этажа за минуту. Здание наше, конечно, приличных размеров, но все же не фантастических. Значит…