Я уже совсем было придумал, как закрепить лебёдку на перекладине ворот, но, повернувшись, обнаружил Йози, сидящего как ни в чём не бывало на табуреточке, с лицом настолько безмятежным, будто всего предшествующего разговора не было. Ну, по крайней мере, он пришёл без пистолета. Я надеюсь.
Йози молча подал трубу, мы продели её в обвязку. Из-за разницы в росте мне было не особо удобно, но это, согласитесь, мелочи – по сравнению с тем, чтобы одному корячиться. Взялись на раз-два-три, сдёрнули, вытащили. Отперли в угол, поставили, выдохнули. Две минуты вся история, кстати.
- Спасибо, - совершенно искренне сказал я.
- Не вопрос, - ответил Йози, - обращайся. Да, кстати, Старый хочет с тобой поговорить. Если ты, конечно, не против.
О как. Лёд, значит, тронулся. Интересно.
- А чего б я был против? Я насчёт поговорить всегда запросто.
- Тогда подходи через час в макдачечную. С него картошка-фри.
- В мак? – удивился я
- Ну да. Старый его любит, почему-то. Сам удивляюсь, - корректно перевёл стрелки Йози.
Макдак рядом с Гаражищем открыли, разумеется, не ради самого Гаражища – здешняя аудитория дальше разливочной с её бутербродами не ходит. Просто тогда невдалеке появился первый, ещё такой с виду робкий Торговый Центр. В то время, глядя на него, сложно было представить, что вскоре они захватят мир, подмяв под себя все свободные площади и начав активно отжимать занятые. Собственно, и Гаражище в конце концов падёт под их напором рано или поздно, несмотря на свои неудобья и слабый грунт. А ведь ещё тогда ТЦ махом откусил кусок прилегающего рынка под свою парковку и начал потихоньку переваривать остальные площади, вытесняя диких торгованов с их палатками и лотками. Можно было б догадаться.
Ну да чёрт с ним, не о том речь. Я про макдак, собственно. ТЦ его забросил на территорию рынка как первый десант будущего оккупационного корпуса, в очередной раз потеснив вьетнамских торговцев дешёвым тряпьём. Нам, гаражным, до того рынка дела не было, но в Макдональдс механики иной раз захаживали, потому что наша кафешка-разливушка работала либо до шести, либо пока ТетьВаря - суровая тамошняя женщина-дозатор, - не замучается на наши грязные рожи смотреть и по стописят разливать. При этом макдак работал до десяти, а окошко «макавто» так и вовсе круглосуточно, если постучать в него монтировкой и громко поматериться. Ну да, кормят там пластмассовым говном, но механики вообще насчёт закуски непривередливы. Та же «котлета в тесте», которую можно получить в разливухе нашей, тоже, поди, не первый сорт. Идти же туда от Гаражища, если напрямую, по кустам и помойкам, было метров триста всего, только ночью лучше всё же монтировку не забывать, потому что собак диких развелось, а они только к монтировке уважение и имеют.
Это был на ту пору самый медленный в мире Макдональдс. Приезжающие из Москвы люди, привыкшие, что там персонал носится, как наскипидаренный, ходили на это посмотреть, как на кино из жизни моллюсков… Как, отпустив очередного клиента, дебелая девица со штампом центрторга на челе чешет репу, ковыряется в носу, собирается с силами, набирает в обширную грудь воздуху и испускает басовитый протяжный вой: «Свооообоооднааая каааа… (зевок, прикрытый пухлой ладошкой) …сссаааа…» На суетливых столичных жителей это оказывало необычайно умиротворяющее действие. Они сразу понимали, как хорошо, спокойно и неторопливо мы тут живём.
Я редко выходил тогда с территории Гаражищ, и даже поход в Макдональдс был для меня слегка напрягающей потугой на социализацию. Не в гаражном же комбинезоне туда переться? Это в разливуху нашу можно, там все такие, а тут всё же предприятие общественного питания, практически даже ресторан. Пришлось переодеться в чистое – джинсы и рубашку, приобретя вид если не светский, то хотя бы не пугающий. А на улицах люди, идут куда-то, много их… Ничего так я одичал, пялюсь на них, как дурной.
На улице ко мне, радостно улыбаясь, направилось Чудо. Молодой человек наружности столь идеальной, что я даже на секунду пожалел, что я не девочка - высокий спортивный голубоглазый блондин ростом меня на полголовы выше, прекрасно, хотя и немного строго для этой погоды одетый, с чертами лица совершенными до нелепости - ровно в меру мужественными, чтобы не быть смазливыми при идеальной правильности. Уверен, даже его прикус и зубная формула хранятся где-нибудь в палате мер и весов. Лицо его светилось таким позитивом и дружелюбием, что оставался только один вопрос: «Гербалайф или мормоны?»
Он подошёл ко мне широким пружинистым шагом, неся несколько наотлёт изящную кожаную папку-планшет с латунными уголками, и улыбнувшись во все 32 идеальных зуба, сказал бархатным баритоном: «Здравствуйте! Не хотите ли...»
— Нет! Не хочу! — хрипло отрёкся я, не вынося этого сияния запредельной доброжелательности в его голосе, и позорно сбежал, так и не узнав — мормоны или гербалайф? А может, всё-таки адвентисты? Или страхование жизни?
Так вот, потом я сидел в Макдональдсе, давился мерзостной пародией на кофе, ждал Старого и думал: а что, если это ангел, присланный на землю исполнять желания? Подходит и спрашивает заветное, готовый исполнить. А все только шарахаются, в ужасе размышляя — свидетели Иеговы или «Русский Стандарт»? Он и докладывает, обескураженный, наверх — мол, всё у людей ништяк, жизнь идеальна, никаких желаний нет вообще. Вот так живём в говне, взывая «Господи, доколе!», а по инстанции ему докладывают: «Всё ништяк, желаний не обнаружено!». Как-то неправильно это, а что поделаешь?
И вот, пока я предавался этим абстрактным размышлениям, впорхнула в макдак девушка. То есть там много всяких девушек входит и выходит, а некоторые вообще непрерывно тусуются, но это была не просто девушка, а Девушка. Знаете, из тех, при виде которых вдруг удивительно отчётливо понимаешь, что тебе за тридцать, что башка местами седая, что последние несколько кило твой фигуры определённо лишние... Ну, в общем, что не про тебя сия красота, и где мои двадцать лет. Я бы описал её внешность как-нибудь поэтически, но вкусы у всех разные, да и вообще, девушек словами описывать - только впечатление портить. Представьте себе самое прекрасное видение, на какое у вас хватит фантазии - этого будет достаточно.
Не подумайте чего - интерес к таким прекрасным видениям у меня чисто эстетический. Как бы ни были хороши юные девы, но очаровательная непосредственность тех, кому нет ещё двадцати, довольно быстро начинает утомлять тех, кому за тридцать. В общем, гораздо лучше любоваться ими издали, умиляясь на то, какое совершенство иной раз удаётся сотворить природе. А девушка присела за столик и смотрит на дверь - ждёт кого-то. Она сидит, вся такая неземная, я сижу, на неё любуюсь - в мире разлита гармония, даже кофе стал как будто не таким противным… И тут она дождалась. Вся такая в порыве, вострепетала, подалась навстречу, личико осветилось... У меня аж слезу чуть не вышибло - нельзя же так перегружать моё чувство прекрасного! И тут я увидел Его, избранника сей феи.
А фея сия дожидалась отнюдь не прекрасного эльфа, каковой был бы ей к лицу, а типического, я б сказал, гоблина. Быдловатый, не по-хорошему нахальный, одетый натуральным гопником, с одутловатым неприятным лицом, толстенький типчик небольшого росточка, нетрезвый, да ещё и с подбитым глазом. Смотрелся он рядом с ней, как дворовый кабыздох рядом с выставочной гончей. Мне немедля захотелось подбить ему второй глаз, но я, естественно, не стал этого делать - его и так природа наказала. Я сначала даже подумал, что я таки пристрастен. Ну, может быть он просто выглядит таким уродом, а на самом деле играет на саксофоне и пишет прекрасные стихи под Мандельштама. Или хотя бы эти стихи читает. Но нет - лексикон однозначно указывал на то, что читает он, в лучшем случае, газету «Спорт-Экспресс», и то по слогам. Типичный представитель gopnik vulgaris. И как-то поблекло очарование феи, ибо стало очевидным, что она - дура. Не в смысле скудости ума, а в том смысле, в каком бывают беспросветными дурами даже умнейшие женщины.
Не раз и не два в своей жизни я наблюдал, что лучшие из женщин - умные, прекрасные, утончённые и неземные, - выбирали себе в спутники жизни омерзительнейших типов. Настолько омерзительных, насколько были прекрасны сами. И мучились, и страдали, и находили в себе силы порвать с ними - для того, чтобы немедленно найти себе типчика ещё гаже. А безнадёжно влюблённых в них отличных мужиков - спортсменов, джентльменов, умников и красавцев, - они при этом лишь сочувственно гладят по голове и предлагают «остаться друзьями». И столь часто я видел это, что, пожалуй, сочту за правило жизни.
Думается мне, что так уж устроен этот мир: не должно в нём плодиться и размножаться прекрасное. Не для того он предназначен. И потому мудрая природа непременно подсунет прекрасной женщине гаденького мужичонку, отличному мужику - корявую стерву, умнице - туповатого гоблина, а гениальному математику - деревенскую корову. Чтобы генотипы их усреднились, и потомство не слишком выбивалось из общего серого фона. Ибо нефиг. А то, вот, посмотришь на такое неземное создание, и сразу хочется странного. То ли музыки и цветов, то ли водки и кому-нибудь в глаз... А должна быть, мать её, гармония.
А гопник, меж тем, методично и со знанием дела доводил девушку до слёз. Удивительный жизненный факт – вроде ума в таких типах не больше, чем в аппарате для чистки ботинок, а поди ж ты, в умении делать больно слабым нет им равных. А уж если кому повезло попасть в эмоциональную зависимость к такому – всё, глуши мотор, сливай масло. Будет тешить комплексы, берегов не чуя. Уж не знаю, в чём там у них был повод, но топтался он по ней от души: «Ты чо, совсем, бля, дура! Ты чо, коза, не врубаешься? Совсем, сука, тупорылая овца, бля?» - ну, такой приблизительно месседж. Девочка чего-то там пыталась лепетать оправдательное, но слёзки уже катились, а этот типочек прям заходился от удовольствия. Вот-вот кончит, паскуда. И ведь так вот он об неё ноги вытрет, до истерики доведёт, а потом «простит», потреплет за ушком снисходительно, и побежит она за ним щеночком дальше. И понимаешь, что ничего с этим не поделать, и сама она себе такое счастье выбрала, и вот так вот жизнь устроена, а смотришь – и как в душу насрали. И знаете, что самое правильное в такой ситуации? Отвернуться и забить. Потому что не в гопнике этом проблема-то. Случись у такой барышни каким-то вывертом бытия хороший любящий молодой человек, который на руках её носить готов – так сбежит она от него к такому вот гоблину. Мучиться будет, сама себе не простит, но сбежит всё равно. Так что, повторюсь: правильно – забить и отвернуться. Но когда это я поступал правильно?
Правды ради, он сам нарвался. Я б порефлексировал насчёт несовершенства бытия, да и остался кофе допивать. Я ж тут по делу, в конце концов, Старого, вон, жду. Обратно, если б девица была не столь собой хороша, и не наблюдай я весь этот блядский данс макабр, я бы гоблина этого просто проигнорировал. Если его мама манерам не научила, то мне тем более недосуг. Но вот так совпало, что, вставая, он отшвырнул стул и тот прилетел мне углом сидения в колено. Фигня, но неожиданная боль на общем фоне сорвала с ручника, а когда он ещё добавил в мой адрес «Расселся тут, бля, мудак», то чего уж тут дальше ждать было? Не знаю, с чего это он этак края потерял – может, настроившись измываться над слабым, не успел переключиться в реальность. И я хорош, конечно – мне бы вывести его на улицу и там спокойно отмудохать, но нет, прям посреди макдака я ему для начала размазал об табло стакан с остатками кофе, а потом, благо руки освободились, добавил симметрии под второй глаз, вломил прямым с правой в центр масс, и отвесил сочного пенделя грязным гаражным бёрцем как раз туда, куда нужно, чтобы такие не плодились. Я не бог весть какой боец, но школа жизни – она школа капитанов, ну и физическая форма тогда была дай бог всякому. Натаскался железа в гаражах. В общем, снесло его, как грузовиком, и я уже примерился окончательно выразить своё неудовольствие его поведением, пока он не встал. Потому что бить лежачего, может быть, и некрасиво, но очень полезно и эффективно. Однако тут в дальнюю дверь вошли Дед Валидол и Сандер, а в ближнюю, как назло, лихо ввалился наряд ППС-ников. Уж не знаю, чего там себе подумали Валидол с Сандером, но ППС-ники расшифровали нашу мизансцену однозначно не в мою пользу: поди, видели сквозь стеклянную дверь, как я этому засранцу ни с того ни с сего вломил, и кинулись его спасать от злого хулигана меня. Так что светила мне как минимум приятная ночь в обезьяннике «до выяснения», благо у меня с собой даже документов не было, в гараже они остались, в куртке. А как бы там дальше обернулось – это непредсказуемо. Ведь, как ни крути, а вдарил-то я первым. Не объяснишь же ментам про гармонию мира и несовершенство бытия. Они, поди, про это и сами в курсе, работа такая.
И вот тут-то и произошло странное. Я тогда ещё не смотрел кино про матрицу и не знал, что такое «рапидная съёмка», но сейчас, вспоминая, думаю, что это лучшее сравнение. Вот только что Валидол и Сандер были у дальней двери, а ППС-ники, сопя, азартно ломились меня вязать, и тут щёлк – Сандер стоит рядом, держит за руки меня и Старого, а менты как будто застыли. Мир вокруг слегка поблек, звуки потухли, и двигались в картинке только мы трое. Кассирша, распяливши ярко накрашенный рот, на полузвуке зависла со своим «свобоооо…», менты, как на фото, отпечатались застывшим предвкушением того, как они сейчас будут меня пиздить, а юная прелестница, с которой всё и началось, приморозилась в позе гарпии, готовой броситься на меня со спины – спасать своего драгоценного уродца. Не, я и не ожидал от неё благодарности, само собой, но всё ж успело это меня неприятно в душе царапнуть. Гармония мира ж, мать её еп. Щёлк – и мы снаружи макдака, мир всё ещё застыл, и я даже успеваю подумать, что больше сюда не ходок. Запомнили, поди, рожу-то мою антисоциальную, не успеешь картошки пожрать – уже ментов вызовут. Щёлк – и мы в каких-то сраных (в прямом смысле) кустах, мир вокруг стартует, мгновенно набирая прежнюю скорость, а Сандер, закатив глазки, валится на землю, беловато-серый с лица, как казённая портянка. Если бы мы со Старым его не подхватили, лежать бы ему под кустом в продуктах самого что ни на есть физиологического происхождения.
- Вот это, блин, что сейчас было? – спросил я растерянно, держа почти невесомого Сандера на руках, как ребёнка.
- А я смотрю, ты решительный парень! – усмехнулся дед Валидол, - Чуть что – раз, и в морду.
- Не уходи от ответа, - начал злиться я. Адреналин ещё не перегорел, и нервы были на боевом взводе.
- Всё-всё, не буду! - Старый задрал руки с видом сдающегося в плен, - Дяденька, только не бейте! Всё расскажу! Только давай нашего глойти отнесём куда-нибудь.
- Кого?
- Глойти. Ну, ты его Сандером зовёшь. Он глойти, это как бы… Ну, не знаю. Нет подходящего слова… - посмотрев на меня, Старый поперхнулся и засуетился. На моём лице, надо полагать, было написано желание уебать ему с ноги, потому что руки заняты. Нет, правда – я был зол, растерян, и немного напуган. Дурное сочетание, не располагающее к чувству юмора.
- Я всё расскажу, честное слово! А сейчас пошли, – и двинулся куда-то между кустов, да так уверенно, что я поневоле двинулся за ним, переместив Сандера на плечо, где тот и повис бесчувственной тушкой. Хорошо, что он такой мелкий и худой.
Оказалось, что мы находимся на окраине Гаражища, откуда до моего гаража было буквально три проезда – если знать, в каких заборах дырки. Старый определённо знал, уверенно выбирая кратчайший путь. Я несколько нервничал: а ну как увидит кто, как я тащу на плече тело? Это ж я знаю, что он просто в обмороке, а выглядит-то всё так, будто мы ищем место, где труп прикопать. Народ у нас не особо склонный лезть в чужие деликатные дела, но всякое бывает. А ну как проявит кто-нибудь нехарактерную бдительность?
Однако же добрались без приключений, только плечо затекло. Лёгкий-то он лёгкий, а поди потаскай. Выгрузил на диванчик, проверил пульс – ну, я не доктор, но, судя по всему, жить будет. Опять же и Старый вёл себя как будто так и надо, ничуть, судя по всему, не беспокоясь за своего… как там... Глойти? Дурацкое слово.