- Что, помывка уже? - поинтересовался я, и потрогал плотный бинт на правой руке.
Действуя обеими руками, но осторожно, стал через голову стягивать с себя больничную пижаму. Это я так её называл, а на самом деле натуральное платье, снимается через широкий ворот.
- А тот как же. Омовение раз в три дня, или по особому распоряжению, Валерия Никифоровича.
Подскочивший санитар помог мне, аккуратно сложил и положил пижаму на край кровати, после чего поднёс табуретку, на которой стоял тазик, ко мне ближе. Терпеливо пережидая, как тот чистой холщёвой тряпицей стал меня протирать, я поинтересовался событиями вчерашнего дня. Судя по положению солнца за окном, сейчас было ранее утро, а вырубило меня вчера ближе к полудню.
- Так Валерий Никифорович как увидел, что вы упали, сразу меня вызвал. Мы вас на кровать-то подложили, после этого Валерий Никифорович вдул вам в нос лекарство. Очень хорошее.
- Не кокаин случайно? - слабым голосом спросил я, прозревая.
- Оно самое, - кивнул Пантелеймон, протирая мою правую ногу, при этом вздрогнув, когда я ударил крепко сжатым кулаком по кровати.
- А я-то думаю, откуда у меня такие сны, а это глюки. Ну коновал хренов, встану на ноги, тебе этот кокс во все щели забью.
То, что в больнице лечат наркотой, я был в курсе. Земсков предлагал мне уменьшить боли кокаином, когда отдирал бинты. Я тогда в ужасе отказался. Более того прояснил что это такое, твёрдо сказав что такими методами лечиться не намерен. Земсков отстал, а тут пользуясь моей слабостью и бессознательным состоянием, решил меня на наркоту подсадить? Ну тварь, урою. Это ему мои часы покоя не дают, как увидел, так и загорелся, а тут у наркомана решил выменять на очередную дозу. Всё, не жить тебе. Я и так был твёрдо уверен, что Земсков самый хреновый врач Москвы, а тут убедился, что он ещё ниже пал.
С трудом дождавшись того момента когда санитар закончит и поможет мне надеть свежую пижаму, старую он забрал, я стал готовиться к побегу. Ходил я хоть и сильно прихрамывая, но вполне нормально. Вот и сейчас экономя силы, погулял по больнице, это был мой второй выход, первый вчера состоялся. Пока гулял, общался с другими больными. Да, тут действительно были простые горожане и несколько крестьян, то есть по сословию в самом низком ранге, нищета тут была. Теперь понятно, почему Пантелеймон в первое время так рядом со мной крутился, денежных клиентов среди больных для подработок мало, а со мной вышел облом, я ограблен был.
В общем, я не только осматривал пути побега, а это можно было сделать легко, не в тюрьме чай, но и присматривал одежду, не в панаме же мне бежать. Тут я был твёрд в решении. Раны заживали, зарастут и без помощи местного коновала, я и сам имел некоторые медицинские знания, так что уж точно позабочусь о себе любимом как надо. Дотерпел до вечера, а после того как меня осмотрел Земсков, повязки не меняли, решив что пока нормально, терпит, кровотечений не было, я и стал собираться. Постепенно шум дня в больнице стихал, вечер наступил, горели лучин, когда я, забрав часы, надел их на руку, а перстень на палец, прокрался к выходу. На крыльце курило двое больных, но я не обратил на них внимания и прошествовал в сторону местного 'скворечника', то бишь сортира.
В сам сортир я не пошёл, а обошёл его и, уйдя за кусты сирени, стал красться к отдельно стоявшему одноэтажному домику, где и жил Земсков. Самого его не было, как я понял из услышанного разговора Никифора и одного из больных, тот укатил на какой-то светский раут, то есть на вечеринку и похоже до поздней ночи его не будет, если вообще не до утра. Врач у больницы был холостым и позволял себе водить женщин. Правда, в больницу, то есть в свой дом не водил, репутацию берёг, но ночами пропадал. С моего попадания в эту больницу это уже третий случай, когда тот уехал, предупредив, что будет очень поздно.
Из-за того что у меня не было денег, а соответственно одежды, рваньё больных меня не заинтересовало, да и размеров подходящих не было, я и решил позаимствовать всё что мне нужно у Земскова. Тем более мы были одного роста, правда, тот был пухлым, что твой колобок, ничего, как-нибудь освоимся. Оставлять такой след, конечно, не хотелось, так что посмотрим по ситуации.
- Не доверяет, - криво усмехнувшись, едва слышно пробормотал я, когда нащупал на входной двери достаточно большой замок.
В принципе я это предвидел и имел на руках необходимое средство. Кусок жёсткой проволоки. Ею я замок-то и открыл. Придерживая дверь, чтобы та не скрипнула, шмыгнул внутрь, ощупывая рукой пол перед собой, чтобы не нашуметь. Дальше я уже работал, осматривая все три помещения в доме. Особенно спальню тщательно обыскал. Хоть и в полной темноте действовал, луна была за тучами, но тайничок нашёл. Причём не пустой.
Так вот, след я действительно решил не оставлять, так что одежду врача не трогал. Да вообще старался всё к чему прикасался положить так, как оно лежало, чтобы хозяин не заметил чужого присутствия. В тайнике мной было обнаружено кроме на удивление толстой пачки денег, пистолет, именно пистолет, на ощупь я определил 'Браунинг-1903'. Кобуры не было, в магазине был полный семизадачный магазин, моего любимого десятизарядного в наличии не было, а ещё в тайнике я обнаружил три запасных магазина, тоже семизарядных, и тоже снаряженных, а так же несколько бумажных пачек с патронами. Идиот, разве можно долго держать снаряжёнными магазины? Так пружины ослабнут. Ничего теперь оружие попало в надёжные и опытные руки, разберёмся.
Я как взял пистолет в руки, так и не захотел его отпускать. Моё. Кроме денег, трёх луковиц-часов, не вижу что за часы, темно, были ещё какие-то бумаги, толстая стопка. Не сразу я заметил, что в эту стопку была вложена тоненькая книжица. Что это такое тоже не понятно, не вижу.
Чуть в стороне я на ощупь приметил небольшой саквояж Земского, пусть не пустой, тот с ним на выезды ездил, но это не мешало мне очень тихо действуя, его освободить, оставив только перевязочные средства и скальпель, и убрать внутрь свои трофеи. Дальше я уже решил что делать, поэтому открыв шкаф, стал осматривать одежду врача. Чёрт, попробуй тут в темноте подбери нормальную одежду, чтобы хоть немного была по размеру. По крайней мере, штаны подобрал, ремень тоже, хороший такой. Вот сапоги мне не подошли, врач имел на удивление небольшой размер ноги. Кроме штанов бросил в саквояж пару чистых и свежих сорочек хватит на этом, пора закругляться. Я вообще отвёл на обыск домика врача пятнадцать минут, время поджимало.
В домике была темнушка, а среди находок был и коробок спичек, Земсков курил, так что, забравшись в неё, окна тут не было, чтобы свет вышел наружу, зажёг спичку, а потом и керосиновую лампу, изучая трофеи. Штаны и сорочка ладно, всё равно ничего лучше в темноте найти я не смог, а вот с деньгами было куда лучше. По всем прикладкам тут было около двадцати тысячи рублей. Купюры новые. Именно эти деньги и ввели меня в недоумение, откуда у простого и что уж говорить бедного врача такие суммы, тем более он даже не дворянин? Вот пачка бумаг и книжица в ней всё прояснило. Листы бумаги были пачкой революционной нелегальной газеты 'Искра'. А книжица методичка РСДРП.
- Так врач оказывается революционер? - хмыкнул я. - Этого мне не надо.
Газеты и методичку я обратно не убирал, только быстро осмотрел часы. Одни золотые и двое серебряных. Кстати, на крышке одних из серебряных часов была дарственная надпись за именем Земскова. Как интересно. Выдернув из пачки тысячи две рублей, и завернул их вместе с часами, в газету, после чего разлив керосин в темнушке, вышел наружу и разбил лампу. Почти сразу внутри загудело пламя, но я уже закрыл дверь и быстро выскользнул из дома наружу. Нужно уничтожить следы своего пребывания тут и более того, подставить врача. Он мне и раньше не нравился, в основном профессиональными качествами, а теперь и вовсе разонравился. Революционеров я, честно говоря, не переваривал. Так что подставлять его будем по крупному.
Выскользнув наружу, я раскидал вокруг дома несколько листов 'Искры' после чего шмыгнул к основному зданию больницы. На крыльце было пусто, курильщики вернулись к себе. Так что мне ничего не стоило незаметно проникнуть в рабочий кабинет Земскова, оставив закладку, и вернуться в палатку. Да, я не собирался возвращаться, решив позаимствовать у врача детали одежды и скрыться на территории Москвы, но с последней находкой дело приобрело новый оборот, бежать мне сейчас нельзя ни в коем случае, это только подозрения наведёт. Нет, уйдём по-тихому, но при всём честном народе. Чтобы выдели, я сам выписался, а не сбежал.
Вернувшись в палату, я забрался под одеяло и унял сбившееся дыхание. Вроде и побегал немного, а всё равно сердце стучит как бешенное. Неделю на койке провёл, всего несколько ранений и я уже потерял форму. Обидно. Кстати, тапки я от уличной земли оттёр, как и руки помыл, чтобы керосином не пахли. В кабинете врача было всё необходимое, вот и почистился.
Когда Пантелеймон открыл дверь, держа в одной руке тарелку с кашей, сейчас было утро следующего дня, завтрак, то застал меня за гимнастикой. Пора-пора возвращаться к своей прежне форме, а то чуть позанимаюсь, тут же в пот бросает да дыхание сбивается.
- Ну что там, Пантелеймон Васильевич, следствие всё ещё идёт? - спросил я, оборачиваясь к санитару, не прекращая занятия по тренировке корпуса, проще говоря, положил руки на бока и поворачивался то влево всем корпусом то вправо.
- Полицейские уже уехали, Максим Евгеньевич. Говорят точно поджог, а вот жандармы всё ещё тут. Врача нашего забрали. Как нашли при обыске в его кабинете какие-то доказательства, так и увезли. Ещё ночью, до рассвета, - ответил тот, расставляя на табуретке тарелку и кружку с чаем. - Сейчас поснедаете и я тазик с водой принесу. Помывку велели провести.
Табуретка у меня заменяла столик, кроме неё и койки больше никакой мебели в помещении не было.
- Понятно, - вздохнул я, стараясь не выдавать своих чувств.
Вчера, как только я вернулся в палату и устроился под одеялом, почти сразу забили тревогу, горел дом Земскова. Естественно нас стали эвакуировать, все строения всё же деревянные. Пантелеймон меня еле добудился, пришлось сделать вид что крепко сплю, а так ничего, прихватил вещи и, завернувшись в одеяло, вышел во двор и прошёл следом за другими больными в сад. Тут и женщины с первого этажа мелькали, мужчины на втором были. Часть больных встали в шеренгу, передавая друг другу вёдра, чуть позже и пожарные подоспели. Естественно газету, разбросанную мной, находили, часть Земсков торопливо и надо сказать испуганно прибирал, отбирая её у персонала или больных, даже непонятно как тот так быстро появился, но и полицейским одна в руки досталась, они прибыли с пожарными. А дальше понятно. Когда остатки дома потушили, тут уже вовсю шуровали жандармы. Земскова допросили и вежливо попросили показать кабинет. Тот будучи уверенным что там ничего не найдут, легко дал согласие... Ох как же он орал потом.
Что было дальше, я не досмотрел, после трёх часов стояния в саду, нас, наконец, проводили в пропахшее дымом здание больницы, размещая по палатам. Так что новости я собирался узнать от Пантелеймона. Значит, Земскова забрали? Хм, хорошо, на то и был расчёт. Я ему в кабинете в ящик стала, причём запертый ящик, подложил газету, методичку, деньги и часы с его инициалами. Пусть потрепыхается, заслужил скотина.
- Понятно, - протянул я, заканчивая с кашей и принимаясь за чай. - Ещё новости, какие есть?
Слушая все те новости, что вываливал на меня санитар, я размышлял о своих шагах. Как не крути, а в первое время деньги на руках нужно официально подтверждать, мол, откуда они берутся. Это чтобы меня не связали с Земским. Нас больных не опрашивали, видимо не посчитав это нужным, но перестраховаться всё же стоило. От Пантелеймона я узнал, что к обеду должен прибыть временный врач на замену арестованного, он и продолжит вести работу. Это всё пока не назначат нового и не отстроят новую избу для врача. Всё же от старой остались едва ли нижние венцы сруба, остальное всё сгорело. Только и стоит в центре печь, вот и всё.
- Пантелеймон Васильевич, есть деловой разговор, - сказал я, когда тот закончил меня обтирать.
После пожара, старшая сестра милосердия, что осталась временной старшей после ареста Земскова, распорядилась провести помывку всех больных, что персонал и делал. После моих слов тот насторожился, заинтересованно глянув на меня из-под кустистых бровей. Пантелеймон, как и Никифор, уволившись из армии по сроку службы, а служили они так же санитарами при военном госпитале, были хваткими молодцами и знали что им нужно. В общем, за деньги были готовы на всё. Вот и сейчас тот чуть ли не в стойку встал.
Дотянувшись до подушки, я достал часы и показал их ему, сообщив:
- У меня сейчас трудности с деньгами, стеснён я в них, поэтому хочу заложить часы. Именно заложить с возможностью выкупа. Перстень закладывать не буду, фамильный, да и часы отец подарил, но стеснение в средствах вынуждает пойти меня на эту крайнюю меру. Так вот, Пантелеймон Васильевич, не могли бы вы пригласить сюда человека, который занимается выкупом разных ценных вещей? Часы как видите из жёлтого металла, не золотые, просто позолоченные.
- Есть у меня один знакомец, могу привести, - кивнул тот, жадно глянув на часы. - Могу и сам снести, если доверите.
Санитар был ещё тем пройдохой и доверия у меня естественно не вызывал, однако я кивнул и протянул ему их.
- Конечно, вот держите. Примерная их стоимость около двухсот рублей. Согласен отдать их за сто.
- Вряд ли Семён купит их за такую цену, - с сомнением сказал санитар. - Лучше я всё ж приведу его сюда.
- Было бы неплохо, - согласился я, на это и рассчитывая.
Тот, закончив работу, ушёл, о своём проценте намекнуть санитар не забыл, а я продолжил заниматься делом. Новый врач приехал, куда раньше ростовщика, но до меня дойти не успел, местный ростовщик сделал это первым. Пантелеймон привёл его и тут же поспешил уйти. Временный врач обходил палаты, и тот должны был сопровождать его.
Сам ростовщик был круглый как колобок, комплекция как у Земскова, на полголовы ниже меня, одет в достаточно приличную одежду, хотя заметно ношенную. В общем, со стороны мелкий купец с небольшим доходом. В принципе всё правильно. Откуда у Пантелеймона возьмётся в знакомых серьёзный делец? Нет, это была мелочь, шелупонь, близкое понятие барыга, что скупает краденное.
Торговался тот яростно, сбрасывая цену, но удержать её на сорока шести рублях двадцати семи копейках я смог. Слишком мало из того на что я рассчитывал, но вполне хватало. Главное деньги, что я получил и убрал под подушку теперь стали легальными. Под конец торга к нам врач со своим табором из персонала заглянул, свидетели были. Получив часы и мои крепкие заверения, что я их в скором времени выкуплю, ростовщик покинул палату и мной занялся врач. Осмотрел, велел сменить повязки, кровила рана на бедре, и покинул палату, а я же поспешил водой из кувшина намочить их. А то опять драть по живому будут, садисты.
В этот раз мной занимался не врач, а сестра милосердия, помогал её Пантелеймон. Несмотря на все опаски, бинты были аккуратно сняты и наложены новые, тоже аккуратно, претензий у меня не возникло. Не смотря на близость женщины, а у меня её давно не было, и на касание тела пальчиками, медсестра желания у меня не вызывала. Лет сорок её было, да и остальные тоже в возрасте. Молоденьких совсем не было, а жаль.
Когда все процедуры были закончены, я вышел в коридор и позвал Пантелеймона. Тот был занят, работал в соседней палате, но обещал, как закончит, сразу зайти ко мне. Тот так и сделал, минут через двадцать зашёл, вопросительно глянув на меня.
- Нужен портной с готовой одеждой под меня. Одежда под горожанина среднего достатка. Обувь, лучше сапоги по моему размеру, ну и саквояж для личных вещей. При возможности нужна трость, а то я припадаю на левую ногу... Это за прошлую работу и за будущую.
- Всё будет сделано в лучшем виде, Максим Евгеньевич, - поклонился тот, принимая от меня рубль.
Надо сказать, санитар не оплошал, видимо связями за эти два года обрасти он успел, так что не прошло и часа, как во дворик больницы въехала небольшая одноконная пролётка, которую покинули двое мужчин, я так понял портной с помощником. В их руках были узлы. На двоих много, так что они напрягли и Пантелеймона, что их встречал, для переноски вещей. Отойдя от окна, через которое я за ними следил, захромал к своей палате, к сожалению, окно моей палаты выходило на сад, вид конечно красивый, особенно осенних деревьев с желтеющими листьями, но всё же я бы предпочёл иметь вид из окна на совсем другую сторону.