– И сколько на это уйдет?
– Обещают четыре дня, если не будет задержек, – хмыкнула Настя, не отрывая взгляда от дирижабля. – Но задержки бывают всегда, так что я бы рассчитывала на пять-шесть. Минимум.
Они спешились, передали поводья солдату. Тот коротко отсалютовал и, не тратя времени, поскакал обратно – люди в штабе теперь были нужны как никогда. «Киров» тем временем прекратил снижаться. С его борта к самой земле опустили занятное приспособление – толстую цепь, на нижний конец которой были закреплены… обычные кавалерийские стремена. Еще несколько стремян крепились примерно на уровне лица человека среднего роста.
– Чего смотришь? Цепляйся. – Анастасия с усмешкой ткнула Дронова локтем под ребра и шагнула вперед. Встав одной ногой в свободное стремя, за другое, прикрепленное выше, она ухватилась обеими руками. Поняв, что надо делать, майор последовал ее примеру – и импровизированный лифт тут же пошел вверх. Вместе с кораблем: вбирая цепь, «Киров» одновременно отпускал якоря. Земля уходила вниз с пугающей скоростью. Никогда не боявшийся высоты Николай сглотнул и едва не зажмурился. Сохранить остатки достоинства офицеру удалось лишь благодаря тому, что спутница смотрела ему прямо в лицо с хитрой ухмылочкой. Малахитово-зеленые глаза за тонкими линзами очков смеялись, в них плясали озорные огоньки. Дронов в ответ кисло улыбнулся – и тут подъем кончился.
Они повисли на уровне мостков, опоясывающих выпуклое брюхо авианосца – прямо напротив проема в ограждении. Стоящий в проеме матрос подтянул цепь ближе длинным багром, снятым с обычного пожарного щита, подал Насте руку. Та приняла помощь, легко перескочила на шаткие с виду мостки, Дронов более осторожно перебрался следом.
– Вы, значит, наши пассажиры? – поинтересовался матрос, упирая багор тупым концом в пол.
– Да. Анастасия Егоровна Агафьева со спутником, – отрекомендовалась Настя, вытаскивая из-за пазухи бумагу с предписанием наземного штаба.
– Все так. Идемте, там почти готово.
Аэронавт провел их вглубь сложной паутины хлипких дорожек, где в самом ее центре на специальных крюках-зацепах майора и сыщицу поджидала пара двухмоторных самолетов. Это были массивные ширококрылые бипланы, предназначенные для дальней разведки, бомбежки или обеспечения фронтовой связи. Их фюзеляжи покрывала серебряная краска, крылья и хвостовое оперение – желтая. На плоскостях и киле красовались черные имперские орлы.
Для вылета, очевидно, готовился аэроплан, подвешенный ближе к носу корабля. Кожухи его двигателей были откинуты, в них возились механики, за работой которых присматривал тощий мужчина в кожаной летной куртке. Куртка была, к слову, точно такой же, как у Насти, только меньше истрепанной и со знаками различия лейтенанта от авиации на воротнике.
– Доброго дня, – приветствовал он пассажиров, кивком отпустив матроса. – Я – ваш пилот на сегодня. Мне велено не задавать никаких вопросов, а вот отвечать на ваши – настоятельно рекомендовано. Давайте сразу, пока я не занят: хотите что-то спросить?
– За сколько рассчитываете добраться до цели? – воспользовалась предложением Настя. – Мне говорили в штабе, но вашим цифрам я поверю больше.
– До темноты успеем, – передернул плечами летчик, сунув руки в карманы. – Прочее от ветра зависит. Если все – давайте внутрь. Барышня – первая.
Самолет буквально висел под ногами у людей, работающих на мостках, – так, что верхнее крыло приходилось вровень с полом. Попасть на борт сверху можно было через два круглых люка. Один располагался над кабиной пилотов, второй – почти в центре фюзеляжа. Именно на него и указал лейтенант. Анастасию упрашивать не пришлось. Сняв с плеча ранец, она зашвырнула его внутрь и ловко, ногами вперед, скользнула следом. Майор же вновь проявил осторожность. Дело было даже не в том, что двухмоторник болтался на крюках над десятками метров пустоты – Николай попросту боялся застрять. И без того узкий люк опоясывала кольцевая установка для пулеметной турели. Установка позволяла верхнему стрелку вести огонь не только назад, но и по курсу самолета, однако Дронов живо себе представил, как ее стальное кольцо заклинивает на его плечах и он проваливается в салон, выломав кусок обшивки… Подобного, к счастью, не случилось – внутрь аэроплана офицер попал без приключений.
– Устраивайтесь поудобней. Лететь будем не один час, – посоветовал пилот. Он воспользовался передним люком, ведущим прямо в кабину, и сразу уселся в правое кресло. Левое оказалось занято его напарником. Ближе к середине салона размещался здоровенный пульт бортинженера – с великим множеством циферблатов, манометров, регулирующих рукоятей и клавиш. Наконец, за пультом, в самом хвосте, напротив друг друга к бортам крепились четыре откидных сиденья. – Вот на них садитесь, – указал лейтенант-летчик, перегнувшись через жесткую спинку своего кресла. – Нет, на разные стороны, так баланс лучше будет. Господин майор, вещи свои девушке отдайте, она даже с обеими сумками меньше вас весит… И сдвиньтесь на второе сиденье, к хвосту… Нет, вы-то сидите на первом. Вот! Так вам проще будет ноги вытянуть – затечь точно успеют. Ремни пристегните. Все? Отлично. – Тощий пилот переключился на инженера: – Васек, как там?
– Давление есть. Носитель скорость набирает. Минуты через три можно стартовать.
– «Киров» специально для вас сделает круг почета над городом, – опять обратился лейтенант к пассажирам. – Чтобы нам удобнее было взлетать. Мы же не мелюзга с верхней палубы, у нас разгон о-го-го какой нужен…
– Двигатели уже можно, – коротко бросил инженер.
– Ага. – Пилот высунулся в люк, рявкнул: – От винта! – Усевшись обратно, затянул ремни безопасности, махнул рукой инженеру: – Давай!
Летчик за пультом потянул на себя два больших медных рычага разом, не отводя глаз от одного из циферблатов. И через пару мгновений снаружи раздалось едва различимое пыхтение: «Пых-пых-пых». Оно было не только много тише гула корабельных двигателей, само звучание заметно отличалось. Если двигатель дирижабля издавал резонирующий рык, то авиационный мягко шептал. Хотя свист рассекающих воздух лопастей был одинаков и тут и там. Винты набирали обороты.
– Три… два… один… поехали! – Лейтенант показал через остекление кабины большой палец механику снаружи и тут же ухватился обеими руками за полуколесо штурвала. Механик глянул куда-то вверх, подал знак кому-то, невидимому из салона… и самолет рухнул в пустоту. Николай даже не услышал, как отцепляются крюки, – просто биплан провалился вниз, и в теле майора возникло странное чувство легкости. Длилось это долю секунды, затем двухмоторник выровнялся и прянул вперед, обгоняя корабль-носитель. Опутанное подвесными дорожками брюхо «Кирова» мелькнуло вверху и пропало из виду. Самолет перестал набирать скорость в падении и теперь выигрывал высоту метр за метром, задирая стеклянный нос. Из кабины не было видно ни земли, ни кораблей воздушного флота – только голубое небо и белые стайки кудрявых облаков.
– Как Боженька ладонь подставил и не дал упасть, а? – обнажая в широченной улыбке белые зубы, вновь обернулся к пассажирам худощавый пилот. – Вот за это и люблю.
Настя улыбнулась ему в ответ – милосердно, не разжимая губ. Дронов же сдавленно булькнул:
– Я… наверное… тоже буду любить… когда-нибудь…
К счастью, остальной полет прошел спокойно. Двухмоторник плавно скользил по воздуху под убаюкивающий шепот двигателей, не совершая резких маневров. Анастасия почти сразу задремала, крепко обняв лежащий на коленях рюкзак майора, туго набитый одеждой, а потому мягкий. Сам Дронов тоже был бы не прочь наверстать упущенные ночные часы, однако сон не шел. До самой посадки он просидел неподвижно, глядя на спутницу и слушая негромкие разговоры пилотов.
На станцию военной связи они прибыли засветло, хотя солнце уже клонилось к горизонту. Самолет опустился на ровную земляную площадку и затормозил точно напротив решетчатой вышки оптического телеграфа. Кроме вышки посреди голой степи высились домики обслуги, причальная мачта курьерского дирижабля, ангары для транспорта и установленные прямо на землю цистерны с жидким топливом. Николай повидал много таких станций в разных уголках Азии, все они выглядели совершенно одинаково. Снятые с колес железнодорожные цистерны сюда доставили воздухом, все остальные постройки были сборными. Инженерная рота могла возвести пункт связи за считаные часы.
Пересадка прошла торопливо – сыщица и офицер едва успели распрощаться с экипажем самолета, пока из ангара выводили стоявший под парами вездеход. К вездеходу прицепили двухколесную тележку с топливом. Водитель и его сменщик были на местах – стоило пассажирам забраться на заднюю скамью, сделанную из простой доски, как машина сорвалась с места, укутанная белыми клубами пара. Начался второй этап путешествия, отложившийся в памяти Николая как сплошная тряска на кочках. Дронову, бывалому коннику, было не привыкать, а вот как себя чувствует Анастасия – он мог только догадываться. Девушка держалась молодцом, не жалуясь и поддерживая беседу с водителем о свежих новостях, но через несколько часов улыбка ее сделалась вымученной, а голос звучал все более сдавленно. Когда окончательно стемнело, вездеход остановился – водителю потребовалось разжечь огонь в фарах.
– Совсем форму потеряла на кабинетной работе, – пожаловалась сыщица Николаю, выбираясь из машины. Через борт тем не менее девушка перемахнула ловко – не было похоже, чтобы у нее затекли ноги или спина. Оказавшись на твердой земле, она принялась делать несложные упражнения. Дронов, подумав, присоединился к напарнице. Со стороны это, вероятно, выглядело комично – огромный мужчина в мундире и изящная девушка в мужской одежде, синхронно выполняющие упражнения на фоне исходящего паром мобиля посреди ночной степи.
Следующую короткую остановку сделали уже днем, перед тем как форсировать реку Сары-Су на пароме. Водитель с помощником опустошили прицепной бак, пассажиры же, изрядно замученные, вновь потратили свободное время на разминку. За рекой машина пошла быстрее – прицеп оставили под присмотром паромщиков, к тому же появилась более-менее наезженная грунтовка. Однако до узла железной дороги вездеход добрался ближе к полуночи. Вызнав расписание поездов, идущих на запад из Перовска, крайней восточной точки железнодорожной сети империи, Настя велела разбудить ее через час. После чего буквально свалилась в каморке станционного смотрителя, прямо в сапогах, даже не разобрав кровать, накрывшись с головой шинелью железнодорожника. Николаю хватило сил дождаться прибытия поезда – и в сон он провалился уже в реквизированном купе, на голой полке, подложив под голову сверток с постельным бельем…
Здесь начинался более спокойный этап путешествия. Первые сутки в поезде сыщица и майор просто отдыхали от бешеной гонки, валяясь на койках, попивая чай, глядя в окно. Говорить не хотелось вообще ни о чем. На второй день Настя немного ожила и вновь стала прежней – пару часов они с Николаем обменивались подначками и подколками, вспоминая поездку на машине через киргизскую степь. А на очередной небольшой станции их нагнали служебные дела – сыщице передали запечатанное письмо.
– Из Петербурга, не из Москвы, – заметила она, вскрывая конверт. – Значит, не от штаба Особой экспедиции, бери выше…
Николай, заперев дверь купе и закрыв окно шторками, уселся за столик, налил себе чаю из одолженного проводниками термоса, стал терпеливо ждать. Анастасия, дочитав, скомкала письмо, бросила в жестяную пепельницу на столе. Выудила из кармана брюк охотничьи спички, подожгла бумагу.
– Секретные сведения? – предположил Дронов.
– Не то чтобы… – медленно проговорила сыщица, наблюдая за тем, как огонь пожирает письмо. – В общем, финальный участок пути подготовлен. Слушай и запоминай. Новый посол России в Рейхе уже выбран.
– Быстро.
– Ага. В обычной ситуации это заняло бы не меньше месяца. Но сейчас Петербургу нужна устойчивая связь с Берлином, не до формальностей. Послом будет князь Александр Карлович Ливен. Брат бывшего военного министра, да. Согласись, само по себе о многом говорит.
– За границей на это точно обратят внимание.
– Еще бы. – Девушка вилкой помешала в пепельнице оставшийся от письма прах. – В общем, посол со своей командой уже отбыл на место службы. Нас формально включат в его свиту. Тебя, вернее. Под настоящим именем. Князь везет с собой нескольких армейских и флотских офицеров – для обмена опытом и налаживания более тесных связей с германскими союзниками. Тебя записали одним из них.
– А тебя?
– Со мной проще, не переживай.
– И где мы присоединимся к послу?
– В Берлине, вероятно, – усмехнулась Настя, откладывая вилку. От письма не осталось даже мелких кусочков – только серая пыль. – Перехватить его по пути мы никак не успеваем. Но если не сильно задержимся, до столицы Рейха доберемся почти одновременно. Плюс-минус полдня. От германской границы нас повезут на скоростном корабле, со всеми удобствами.
– Хм… да. – Николай почесал подбородок, держа практически пустую чашку с чаем на весу. – Я знаю, что ты хороший следователь, но вот не подумал бы, что у тебя такие связи за границей. Тем более – в Европе, ты же по Азии больше работала.
– Связи у меня только в Германии, – пожала плечами девушка с легкой улыбкой. – Так уж получилось. Я там проходила стажировку после окончания учебы, да еще родня имеется. И почти вся родня служит в полиции или Штази. Видимо, это врожденное.
– И ты с ними общаешься? – Дронов допил чай, опустил чашку на столик и с искренним интересом взглянул на спутницу. Как-то получилось, что о родственниках он ее ни разу не спрашивал. – Я думал, ты из… ну, давно обрусевшей семьи.
– В принципе, так и есть… – Настя заложила руки за голову – полулежать на койке, упираясь затылком в стену купе, было не слишком удобно. – По материнской линии предки еще в восемнадцатом веке в Поволжье перебрались. А вот по отцовской – не так давно. Скажи спасибо Великой Войне – без нее и меня бы, выходит, не было. Когда в пятнадцатом году французы и англичане подходили к Берлину, всех, кто мог держать оружие, гребли в ополчение. Остальных эвакуировали на восток, в тыл, а потом дальше, в союзную Россию. Прадедушка Йозеф по возрасту как раз на службу годился – ему исполнилось восемнадцать. – Лучик света пробился сквозь занавески, скользнул по лицу девушки – и ее очки привычно сверкнули. – Но у него была больная нога, правая – он носил на ней железную скобу и сильно хромал. Потому, хоть и просился в добровольцы, угодил под эвакуацию. Но без дела дед Йозеф сидеть не мог – тут мы с ним похожи. Он начал писать статьи и заметки в военную газету. Да так здорово писал, что его приметили в Третьем отделении. Забрали в Москву работать в отделе военной и политической пропаганды. Он там живо сделал карьеру, влюбился, женился… И после войны так в России и остался. Но всегда считал себя немцем и с родней в Рейхе связи поддерживал. Потомкам тоже завещал. А с учетом того, что потомки по обе стороны границы обычно работали в полиции, от этих связей была немалая польза…
Сойдя на перрон в Троицке день спустя, Николай ощутил себя дикарем, которого цивилизованный путешественник привез к себе на родину. Город по российским меркам был невелик – куда меньше того же Ташкента. Зато в нем были мощенные камнем улицы, по которым ездили паровые экипажи, каменные и кирпичные дома, лавки с яркими вывесками на русском языке… Всего этого Дронов не видел, пожалуй, с детства. Шагая за Настей в сторону маленького городского порта, офицер размышлял о том, что вся его взрослая жизнь прошла на воинской службе, в военных городках и гарнизонах, в занятых русской армией азиатских крепостях, в полевых лагерях. Он не жалел об этом, но странно было сознавать, что к тридцатому году жизни ему не довелось повидать и десятой части родной страны. Легкая растерянность спутника не укрылась от сыщицы – она ничего не сказала, но очень ласково взяла его под локоть. И не отпускала до самого трапа.
Место для них оказалось зарезервировано на грузовом дирижабле, который шел куда-то в восточные земли Германии с грузом тканей. На верхней палубе судна имелось несколько двухместных жилых кают, одну из которых и выделили важным пассажирам. В каюте их ждал сюрприз – на одной из коек лежал большой бумажный пакет, перевязанный простой веревкой. Никаких надписей на пакете не было, однако Настя явно знала о его содержимом. Сбросив с плеча ранец, она попросила Дронова на минутку выйти в коридор. Майор послушался – и простоял в холодном коридорчике добрую четверть часа.