– Ну и что? – нашелся Андрон. – Ну, захотел мужик человечество уничтожить! Так вы ж сами поете: «Весь мир насилья мы разрушим...»
– Насилья, – многозначительно подчеркнул главарь.
– Так а я о чем? Сам посмотри, что вокруг делается! Геноцид, в натуре... Такое – да чтоб не разрушить? До основанья?..
– А затем? – процедил главарь.
– Что «затем»?
– Вы же никакого «затем» людям не оставляете!
– Нет, погоди, – судя по всему, Андрон выкладывал последние козыри. – Вы ведь не просто коммунисты! Вы коммунисты-выкресты! А как же «не убий»?
Рыжеватые брови презрительно шевельнулись в узкой щели между алым шелком повязки и черным сукном берета.
– Ты меня еще заповедям поучи! – надменно сказал главарь. Действительно, соблюдение заповедей Христовых часто зависит от обстоятельств. Так, в военное время исполнение их сплошь и рядом оборачивается прямой изменой Родине: попробуй «возлюби ближнего», когда идешь на него в атаку! Или «не укради», если приказано добыть «языка»! Или «не лжесвидетельствуй» – на допросе в плену! Или «чти отца и мать» – даже переметнувшихся к врагу! Единственный запрет, преступая который, ты не приносишь Отечеству ровно никакой пользы, это, конечно, «не прелюбодействуй». Можем ли мы назвать героическим поступок разведчицы, отважно переспавшей с начальником неприятельского штаба, если попутно не были нарушены заповеди «не убий», «не укради» и «не лжесвидетельствуй»?
Так что последняя фраза шкипера скорее навредила, нежели помогла. Властный кивок – и путешественников подтолкнули стволами к той самой вербе, за которой час назад бесследно растаял урод в дзюдогаме.
– Иех!.. – отчаянно вскричал Андрон. Будь у него на голове шапка, он бы и шапкой оземь шмякнул. – Ну вот куда бедному крестьянину податься? Президент – бомбит, вы – расстреливаете... А еще говорят: мы за народ, мы за народ...
– Кто они? – шепнул Димитрий, пока их прилаживали спинами к шершавой рубчатой коре.
– «Красные херувимы», – сквозь зубы пояснил Андрон. – Те, что на прошлой неделе Игната Фастунова грохнули, спикера.
– А за что они нас?
– Не во имя того мир разрушаем...
– Именем Пресвятой Революции... – вдохновенно завел главарь. Стволы поднялись, уставились.
– У, лодыри! – беспомощно выдохнул Андрон, не зная уже, чем уязвить напоследок. – Чужих заложников мочить! Стыдоба...
Дальнейшее даже трудно с чем-либо сопоставить. Ну, скажем, так: представьте, что в густое черно-красное варево плюхнули столовую ложку сметаны и быстро-быстро размешали. Некий белый смерчик прошел меж монашьих ряс, взвихрив их и разметав. Чей-то истошный ор, шальной выстрел – и картина вновь замерла. Теперь она изображала группу разметанных тел, а композиционным центром ее несомненно являлся давешний ужасный незнакомец. Весь в белом. Припавши на левое колено и упершись в траву левым же кулаком, он явно выжидал, не шевельнется ли кто из поверженных.
Никто не шевельнулся.
Тогда он сосредоточил внимание на прислоненных к вербе путешественниках. Странно: его изуродованное лицо показалось им на этот раз почти симпатичным. И не потому что похорошело, и даже не из благодарности – просто «Красные херувимы» в данный момент выглядели гораздо хуже.
– Прохор... – сипло назвался нежданный спаситель.
Глава 5. Они сошлись
Первым, как и следовало ожидать, опомнился шкипер.
– А ты кто, земляк? – с интересом спросил он.
– Я же тебе только что сказал, – терпеливо напомнил тот и как-то вдруг оказался на ногах.
Димитрий ахнул. Белые штаны Прохора были варварски разорваны в мотне и обильно смочены кровью. От одного предположения, что шальная пуля (выстрелить-то успели!) ударила бедолагу в пах, Уарову чуть не стало дурно.
– Вы... ранены?
Назвавшийся Прохором наклонил голову и с неудовольствием осмотрел повреждение.
– Зашьем, застираем, – успокоил он. У Димитрия отлегло от сердца. Надо полагать, кровь была чужая, а ткань просто не выдержала рывка в момент особо резкого удара ногой.
– Нет, ну все-таки... – снова начал Андрон.
– Машинка цела? – бесцеремонно перебил его энергичный Прохор.
Андрон моргнул.
– Цела... если, конечно, ты по ней гачами своими не въехал.
– Не въехал. А девальваторы?
Ответил шкипер не сразу. Сначала, хитро прищурясь, еще раз изучил исковерканное лицо собеседника, сообразил, видать, что Прохору ничего не стоило, целый день прячась где-нибудь поблизости, подслушать все их беседы с пассажиром, – и лишь после этого соизволил отомкнуть уста.
– Левые – в порядке, – неспешно, с достоинством сообщил он. – Правый передний – вроде тоже. А задний я перебрал... почти. Отвлекли – сам, чай, видел.
– Значит, платформа на ходу? Вопрос остался без ответа.
– Кто ж ты все-таки будешь, мил человек? – задумчиво произнес Андрон.
Прохор досадливо скривил неповрежденную часть лица. Однако шкипера эта гримаса ни в чем не убедила.
– Думаешь, если ты «херувимов» пятками закидал, – ласково продолжал он, – то мы так тебе сразу и поверим?
– Могу и вас закидать, – предложил Прохор.
– А закидай! – с придурковатой готовностью откликнулся Андрон. – Мы люди привычные: то ракетами нас гвозданут, то к стенке поставят... То есть не к стенке – к вербе... Так что не стесняйся, милок, приступай.
– Хорошо, – процедил Прохор, уяснив, что иначе с мертвой точки не слезешь. – Меня наняли следить, чтобы с вами не случилось ничего плохого. Достаточно?
– Кто нанял?
– «Ёксельбанк».
– Эк ты! – поразился Андрон. – А что это ты так легко заказчика сдаешь?
– Есть на то причины, – уклончиво заверил незваный ангел-хранитель с кровавой дырой на штанах. – Еще вопросы будут?
Члены экипажа переглянулись.
– Нету, – буркнул Андрон.
– Тогда грузимся, – скомандовал Прохор. – Мотать отсюда надо, и как можно быстрее. А то еще и десантура нагрянет. – Приостановился, оглядел с тоской поле недавней битвы. – Уложил четверых мужиков ни за хрен собачий... – расстроенно произнес он. Последняя его фраза, признаться, озадачила Димитрия.
– Лучше, если бы это были женщины?
Прохор, стоявший к Уарову изуродованной половиной лица, свирепо покосился на любопытного червоточиной правого глаза.
– Ненавижу... – проскрежетал он.
* * *В вопросах рукопашного смертоубийства Прохор несомненно был весьма искушен, и это давало повод предполагать, что грузчик из него никудышний. Так оно и оказалось. Даже хилый с виду Димитрий – и тот в смысле ухватистости представлял собой более серьезную тягловую силу.
Собственно, пожитков было немного, прекрасно обошлись бы и без помощника, но, во-первых, совместное перетаскивание тяжестей вообще сплачивает коллектив, во-вторых, обнаружив первую свою слабость, Прохор сразу стал в глазах путешественников как-то привлекательнее.
Ветер во второй половине дня наладился бортовой, и это давало определенную свободу маневра. План был намечен крайне рискованный, однако, по сути, единственно возможный: снова откатиться на дачные территории до развилки и едва ли не на глазах у «Экосистемы» устремиться в аномальную зону по соседней ветке.
Уарова с машинкой шкипер отправил на корму, ставшую теперь носом, сам же направился к стоящему у поручней новому члену экипажа. Из одежды на Прохоре были только белая куртка да набедренная повязка из подручного материала. Штаны с застиранной, но еще не зашитой мотней трепались на вантах.
– А «Ёксельбанку»-то какая прибыль, что мы целы будем?
– Зачем тебе?
– Так, любопытно...
Правая половина лица Прохора ничего не выражала, поэтому Андрон счел разумным сменить позицию и зайти слева.
– Кранты «Ёксельбанку», – помолчав, жестко молвил бесштанный телохранитель. – Вот-вот лопнет.
– И что? – не понял Андрон. – Не он первый... Прохор с сожалением покосился на него здоровым глазом.
– Устарелые у тебя понятия о бизнесе, – упрекнул он. – А имидж? А честь фирмы? Представь: люди доверили тебе свои деньги, а ты их, получается, растратил. Как после этого вкладчикам в глаза смотреть?
– Да, – признал Андрон. – Неловко...
– А тут как раз газета со статьей вышла. Что этот твой Уаров нашел способ отправиться в прошлое...
– Он нашел! – фыркнул Андрон.
– ...и намерен уничтожить все человечество в зародыше, – невозмутимо закончил Прохор. – На корню.
– И что?
– И все... И никаких проблем. Нет человечества – нет «Ёксель-банка». А значит, и банкротства не будет.
– Застрелиться не проще? – с интересом спросил Андрон.
– А толку? Все равно совестно. Банк-то лопнул.
– Можно заранее...
– Какая разница? Хоть раньше застрелись, хоть позже, денег-то у вкладчиков от этого не появится! А так какой с тебя спрос? Раз человечества не было, то и банка не было.
– Да-а... – чуть ли не с уважением молвил шкипер, потирая двухдневную железную щетину на широком подбородке. – А тебе в этом во всем что за выгода?
– Заказ, – чуть ли не позевывая, напомнил Прохор.
* * *Искусства, как известно, делятся на боевые и небоевые. К боевым относятся различные виды восточных единоборств, к небоевым – все прочее: литература, театр, ну и тому подобное. Бесполезность небоевых искусств очевидна. Попробуйте прочесть наехавшим на вас в темном переулке отморозкам что-нибудь из Иннокентия Анненского – и вы сами это поймете.
Иное дело боевые искусства. К ним, кстати, в последнее время причисляют пулевую стрельбу и гранатометание, поскольку и то, и другое, согласитесь, тоже представляет собой разновидность диалога. Обмен мнениями, если хотите, причем зачастую на интернациональном уровне. Не зря же международный язык ударов по печени в последнее время решительно вытесняет эсперанто.
На Востоке принято считать, что невозможно по-настоящему зверски убить противника, не достигнув предварительно вершин духовности. Походить на солдафона по нашим временам вообще романтично, а уж на японского солдафона – тем паче. И когда славянин принимается изучать какое-либо экзотическое душегубство, неминуемо срабатывает обратная связь: скажем, стоит освоить проламывание переносицы согнутым пальцем, как на тебя нисходит просветление.
Меняется отношение к миру, да и к самому себе. Если для европейца жизнь – это подарок, то для самурая – это долг, который надлежит вернуть по первому требованию, неизвестно, правда, кому. С юного возраста самурай ищет своего таинственного кредитора и, не найдя, как правило, расплачивается с кем попало. Обычно со старшим по званию. «Устав Вооруженных Сил» читали? Так вот у японцев это называется бусидо.
Словом, безразличие Прохора к себе как к части рода людского нисколько не удивило Андрона. За свою долгую жизнь встречался он и с такими. Но тему все же решил сменить.
– Что ж ты в белой робе по лесу шастаешь? Мог бы и что понеприметнее напялить...
– Понеприметнее – всякий дурак сможет, – с надменной ноткой откликнулся Прохор. Тут же, впрочем, сбавил тон, оглянулся на ванты, где сохла нижняя часть его амуниции. Опять мелькнула жуткая правая сторона лица. – Дурака свалял, – смущенно признался он. – Надо было что-нибудь на выброс, а я, видишь, новехонькие загубил... А с другой стороны, не голым же бегать...
Отношения явно налаживались. Каждый почуял в собеседнике родственную душу: профессионала, мастера своего дела – и теперь исподволь проникался к нему уважением.
– Охотой не увлекаешься? – как бы невзначай поинтересовался Андрон.
– Охотой?
– Ну, там... на крупного зверя... На медведя, скажем.
– Нет.
– А кто ж тебе так физию свез?
Андрон предчувствовал, что вопрос прозвучит несколько неделикатно, однако никак не предполагал, что до такой степени. Прохор дернулся и, по всему видать, с превеликим трудом заставил себя проглотить оскорбление.
– Несчастный случай, – соврал он через силу.
– Ага... – озадаченно молвил Андрон.
Зашедший в тупик разговор был удачно прерван призывным криком Димитрия Уарова.
– Неужто навел? – оживился шкипер, оборачиваясь. Но нет, похоже, новость с настройкой машинки связана не была.
Вскочивший на ноги Димитрий взволнованно указывал на что-то замеченное им за бортом. Андрон с Прохором, переглянувшись, поспешили на зов.
Несомненно, парусник уже вплотную приблизился к землям садового товарищества «Экосистема». В неглубокой ложбинке лежал навзничь изувеченный труп мародера с грушей-скороспелкой во рту. Путешественники молча проводили его глазами: Андрон – скорбно, Димитрий – испуганно. Прохор остался невозмутим, лишь пренебрежительно дернул левой щекой, как бы давая понять, что, будь он на месте дачников и застань мерзавца на месте преступления, применил бы совсем другие приемы.
Специалисты вообще ревнивы к чужим успехам.
* * *К пяти часам достигли развилки. Безлюдные окрестности выглядели настолько идиллически, что мысль о засаде возникала сама собой. Андрону несколько раз чудилось, будто из-за наглухо оплетенного декоративным виноградом штакетника за ними наблюдают. Возможно, так оно и было. Наблюдали, держа наготове нелицензионные грабли и складывая особым образом смертоносные витки поливного шланга. Нападения однако не последовало. Скорее всего, дачники вовремя уразумели, что платформа вторглась на их территорию исключительно с тем, чтобы как можно скорее ее покинуть, – и, смирив инстинкты, решили не делать резких, а тем паче гибельных движений.
Не без труда переведя ржавые стрелки, перебрались на соседнюю ветку. Пролегала она стороной от водных угодий, поэтому Андрон, подрабатывавший, в основном, доставкой рыбаков к местам обильного клева, пользовался ею редко. Тем не менее рельсы и шпалы были и здесь вполне исправны. Мало того, чем дальше, тем исправнее они становились – то ли и впрямь попечением нечистой силы, то ли правы были эзотерики, утверждавшие, будто в глубине аномальных зон память металла заметно улучшается вплоть до полного излечения склероза, ведущего в обычных условиях к ржавению и деформации.
День клонился к вечеру, в рощах уже залегла ночь. На борту всяк занимался своим делом: Андрон разбирался со снастями, Димитрий крутил что было велено, Прохор чинил просохшие штаны, причем чувствовалось, что делает он это не впервые. Игла сновала бойко, сноровисто. Так и поблескивала, так и поблескивала...
– Черт... – тоскливо произнес Димитрий, отрываясь от линзочки своей дальнобойной машинки. – Она или не она?
Игла застыла, не завершив стежка. Прохор отложил рукоделие и медленно повернулся к Уарову.
– Ты что, бабу в прошлом ищешь? – Вопрос прозвучал то ли укоризненно, то ли угрожающе.
– Ну да...
– Зачем? Уаров замялся.
– Пристрелить, – ответил за него Андрон. Иногда он бывал удивительно циничен.
– Это правда?
– Ну почему обязательно пристрелить? – жалобно вскричал Димитрий. – Усыпить, перебросить в другое время...
Прохор недоверчиво посмотрел на него, понял, что собеседник не шутит, и, презрительно фыркнув, принялся шить дальше.
– Как? – мрачнея, спросил Андрон Уарова.
– Что «как»?
– Как перебросить?
– Ну... с помощью вашей машинки, разумеется...
– Ты ж мне ее одноразовую заказывал! Уаров со страхом посмотрел на умельца.
– Баламут... – безнадежно определил тот. – Ладно. Вы двое тогда поморячьте, а я посмотрю, что там в ней еще можно сделать.
Сходил принес газетку, чтобы было на чем раскладывать запчасти, и отодвинул Димитрия от агрегата. Тот потоптался немного за плечом мастера, а потом платформа пошла в поворот – и пассажир с телохранителем, бросив все, занялись парусом.
– Так почему не пристрелить? – сердито поинтересовался Прохор сразу по завершении маневра. – Оно и надежнее. У меня тут, кстати, недалеко ствол прихоронен.