— Спит, толстяк,— сказал Дауге, оглянувшись на него.— Корабль затонул, а штурман заснул. Ну, еще ложечку, Шарль. За папу. Вот так. А теперь за маму.
— Нье могу, простите, — пролепетал Моллар.— Нье могу. Я льягу.— Он лег и начал неразборчиво бормотать по-французски.
Дауге поставил тарелку на стол.
— Михаил, — позвал он негромко. — Миша.
Михаил Антонович раскатисто храпел,
— С-сейчас я его ра-азбужу,—сказал Юрковский.—Михаил,—сказал он вкрадчивым голосом.— М-мидии. М-мидии со с-специями.
Михаил Антонович вздрогнул и проснулся,
— Что? — пробормотал он. — Что?
— Нечистая с-совесть, — сказал Юрковский.
Дауге поглядел на штурмана в упор.
— Что вы там делаете в рубке? — сказал он.
Михаил Антонович поморгал красными веками, потом заерзал на кресле, едва слышно сказал: «Ах, я совсем забыл…» — и попытался подняться.
— Сиди,— сказал Дауге.
— Т-так что вы там д-делаете?
— И на кой бес?
— Ничего особенного,— сказал Михаил Антонович и оглянулся на люк в рубку. — Право, ничего, мальчики. Так только…
— М-миша,— сказал Юрковский.— М-мы же видим, что он что-то з-задумал.
— Говори, толстяк, — сказал Дауге свирепо.
Штурман снова попытался подняться.
— С-сиди, — сказал Юрковский безжалостно.— Мидии. Со специями. Говори.
Михаил Антонович стал красен как мак.
— Мы не дети,— сказал Дауге.— Нам уже приходилось умирать. Какого беса вы там секретничаете?
— Есть шанс,— едва слышно пробормотал штурман.
— Шанс всегда есть, — возразил Дауге. — Конкретнее.
— Ничтожный шанс,— сказал Михаил Антонович.— Право, мне пора, мальчики.
— Что они делают?— спросил Дауге.— Чем они заняты, Лешка и Иван?
Михаил Антонович с тоской поглядел на люк в рубку.
— Он не хочет вам говорить,— прошептал он.— Он не хочет вас зря обнадеживать. Алексей надеется выбраться.Они там перестраивают систему магнитных ловушек… И отстаньте от меня, пожалуйста! — закричал он тонким пронзительным голосом, кое-как встал и заковылял в рубку.
— Mon dieu, — тихо сказал Моллар и снова лег навзничь.
— А, все это ерунда, барахтанье,— сказал Дауге.—Конечно,Быков не способен сидеть спокойно, когда костлявая берет нас за горло.Пошли. Пойдемте, Шарль, мы уложим вас в амортизатор. Приказ капитана.
Они взяли Моллара под руки с двух сторон, подняли и повели в коридор. Голова Моллара болталась.
— Mon dieu,— бормотал он. — Простит е. Я есть весьма плёхой межпланетн икь. Я есть только всего радиоопт икь.
Это было очень трудно— идти самим и тащить Моллара, но они все-таки добрались до его каюты и уложили радиооптика в амортизатор.Он лежал в длинном,не по росту,ящике,маленький,жалкий,задыхающийся,с посиневшим лицом.
— Сейчас вам станет хорошо, Шарль, — сказал Дауге.
Юрковский молча кивнул и сейчас же сморщился от боли в позвоночнике.
— П-полежите, отдо-охните,— сказал он.
— Хорошё-о,— сказал Моллар. — Спасибо, товарищи.
Дауге задвинул крышку и постучал. Моллар постучал в ответ.
— Ну, хорошо,— сказал Дауге.— Теперь бы нам костюмы для перегрузок…
Юрковский пошел к выходу.На корабле было только три костюма для перегрузок — костюмы экипажа.Пассажирам при перегрузках полагалось лежать в амортизаторах.
Они обошли все каюты и собрали все одеяла и подушки.В обсерваторном отсеке они долго устраивались у перископов, обкладывали себя мягким со всех сторон, а потом легли и некоторое время молчали, отдыхая.Дышать было трудно. Казалось, на грудь давит многопудовая гиря.
— П-помню, на курсах нам давали с-сильные перегрузки, — сказал Юрковский. — П-пришлось сбрасывать в-вес.
— Да,— сказал Дауге.— Я совсем забыл. Что это за чепуха про мидии со специями?
— В-вкусная вещь, правда?— сказал Юрковский.— Наш штурман в-вез тайком от к-капитана н-несколько банок, и они взорвались у него в ч-чемодане.
— Ну?— сказал Дауге.— Опять?Ну и лакомка.Ну и контрабандист! Его счастье, что Быкову сейчас не до этого.
— Б-быков, наверное, еще н-не знает, — сказал Юрковский.
И никогда не узнает, подумал он. Они помолчали, потом Дауге взял дневники наблюдений и стал их просматривать. Они немного посчитали, потом поспорили относительно метеоритной атаки.Дауге сказал, что это был случайный рой. Юрковский объявил, что это— кольцо. «Кольцо у Юпитера?» — презрительно сказал Дауге. «Да,— сказал Юрковский.— Я давно это подозревал. И теперь вот убедился». «Нет,— сказал Дауге.— Все-таки это не кольцо. Это полукольцо». «Ну пусть полукольцо»,— согласился Юрковский. «Кангрен большой молодец, — сказал Дауге.— Его расчеты просто замечательно точны».«Не совсем», — сказал Юрковский. «Это почему же?» — осведомился Дауге. «Потому что температура растет заметно медленнее»,— объяснил Юрковский. «Это внутреннее свечение неклассического типа»,— возразил Дауге. «Да, неклассического», — сказал Юрковский. «Кангрен не мог этого учесть»,— сказал Дауге. «Надо было учесть, — сказал Юрковский.— Об этом уже сто лет спорят, надо было учесть». «Просто тебе стыдно,— сказал Дауге.— Ты так бранился с Кангреном в Дублине,и теперь тебе стыдно». «Балда ты,— сказал Юрковский.— Я учитывал неклассические эффекты». «Знаю»,— сказал Дауге. «А если знаешь,— сказал Юрковский,— то не болтай глупостей». «Не ори на меня,— сказал Дауге.— Это не глупости. Неклассические эффекты ты учел, а цена этому, сам видишь, какая». «Это тебе такая цена, — рассердился Юрковский. — До сих пор не читал моей последней статьи». «Ладно,— сказал Дауге,— не сердись. У меня спина затекла». «У меня тоже», — сказал Юрковский. Он перевернулся на живот и встал на четвереньки. Это было нелегко. Он дотянулся до перископа и заглянул.
— П-посмотри-ка, — сказал он.
Они стали смотреть в перископы. «Тахмасиб» плавал в пустоте, заполненной розовым светом. Не видно было ни одного предмета, никакого движения, на котором мог бы задержаться взгляд. Только ровный розовый свет. Казалось, что смотришь в упор на фосфоресцирующий экран. После долгого молчания Юрковский сказал:
— Скучно.
Он поправил подушки и снова лег на спину.
— Этого еще никто не видел,— сказал Дауге. — Это свечение металлического водорода.
— Т-таким н-наблюдениям, —сказал Юрковский,— грош цена. Может, пристроим к п-перископу с-спектрограф?
— Глупости,—сказал Дауге,еле шевеля губами.Он сполз на подушки и тоже лег на спину.— Жалко, — сказал он. — Ведь этого еще никто никогда не видел.
— Д-до чего м-мерзко ничего не делать,— сказал Юрковский с тоской. Дауге вдруг приподнялся на локте и нагнул голову,прислушиваясь.— Что ты?— спросил Юрковский.
— Тише,— сказал Дауге.— Послушай.
Юрковский прислушался. Низкий, едва слышный гул доносился откуда-то, волнообразно нарастая и снова затихая,словно гудение гигантского шмеля. Гул перешел в жужжание, стал выше и смолк.
— Что это? — спросил Дауге.
— Не знаю,— отозвался Юрковский вполголоса. Он сел. — Может быть, это двигатель?
— Нет, это оттуда,— Дауге махнул рукой в сторону перископов.— Ну-ка…— он опять прислушался, и снова послышалось нарастающее гудение.
— Надо поглядеть,— сказал Дауге. Гигантский шмель смолк, но через секунду загудел снова.Дауге поднялся на колени и уткнулся лицом в нарамник перископа. — Смотри! — закричал он.
Юрковский тоже подполз к перископу.
— Смотри, как здорово! — крикнул Дауге.
Из желто-розовой бездны поднимались огромные радужные шары. Они были похожи на мыльные пузыри и переливались зеленым, синим, красным. Это было очень красиво и совершенно непонятно. Шары поднимались из пропасти с низким нарастающим гулом,быстро проносились и исчезали из поля зрения.Они все были разных размеров, и Дауге судорожно вцепился в рубчатый барабан дальномера. Один шар,особенно громадный и колыхающийся, прошел совсем близко.На несколько мгновений обсерваторный отсек заполнился нестерпимо низким,зудящим гулом, и планетолет слегка качнуло.
— Эй, в обсерватории, — раздался в репродукторе голос Быкова.— Что это за бортом?
— Ф-феномены, — сказал Юрковский, пригнув голову к микрофону.
— Что? — спросил Быков.
— П-пузыри какие-то, — пояснил Юрковский.
— Это я и сам вижу, — проворчал Быков и замолчал.
— Это уже не металлический водород,— сказал Юрковский, почти не заикаясь.
Пузыри исчезли.
— Вот, — сказал Дауге.— Диаметры: пятьсот, девятьсот и три тысячи триста метров. Если, конечно, здесь не искажается перспектива. Больше я не успел. Что это может быть?
В розовой пустоте пронеслись еще два пузыря.Вырос и сейчас же смолк густой басовый звук.
— М-машина п-планеты р-работает,—сказал Юрковский.—И мы никогда не узнаем, что там происходит…
— Пузыри в газе,— сказал Дауге.— А впрочем,какой это газ— плотность,как у бензина…
Он обернулся. На пороге открытой двери сидел Моллар, прислонившись виском к косяку. Кожа на его лице вся сползла к подбородку от тяжести. У него был белый лоб и темно-вишневая шея.
— Это есть я, — сказал Моллар.
Он перевалился на живот и пополз к своему месту у казенника.Планетологи молча смотрели на него, затем Дауге встал, взял две подушки — у себя и у Юрковского — и помог Моллару устроиться поудобнее. Все молчали.
— Оч ень тосклив о,— сказал,наконец, Моллар.— Не могу один.Хоч ется гов орить. — Он делал самые невообразимые ударения.
— Мы очень рады вам, Шарль,— сказал Дауге совершенно искренне.— Нам тоже тоскливо, и мы все время говорим.
Моллар попытался сесть, но раздумал и остался лежать, тяжело дыша и глядя в потолок.
— А к-как жизнь, Шарль? — спросил Юрковский с интересом.
— Жизьнь хорошё-о, — сказал Моллар, бледно улыбаясь. — Только мало.
Дауге лег и тоже уставился в потолок. «Мало,—подумал он,—гораздо меньше, чем хочется». Он выругался вполголоса по-латышски.
— Что? — спросил Моллар.
— Он ругается, — объяснил Юрковский.
Моллар вдруг сказал высоким голосом:
— Друзья мои! — и планетологи разом повернулись к нему.
— Друзья мои!— сказал Моллар. — Что мне дьелатть? Ви есть опытные межпланьетники!Ви есть большие льюди и геройи.Да,геройи!Mon dieu!Ви смотрели в глаза смерти больше, чем я смотрелль в глаза девушки.—Он горестно помотал головой.— И я совсем не есть опытний. Мне страшно, и я хочу много говорить сейчас, но сейчас уже близок конец,и я не знаю как. Да, да, как надо сейчас говорить?
Он смотрел на Дауге и Юрковского блестящими глазами. Дауге неловко пробормотал: «О черт», — и оглянулся на Юрковского.Юрковский лежал,заложив руки за голову, и искоса глядел на Моллара.
— О черт, — сказал Дауге. — Я уже и забыл.
— М-могу рассказать, к-как мне однажды х-хотели ам-ампутировать н-ногу, — предложил Юрковский.
— Верно! — радостно сказал Дауге. — А потом вы, Шарль, тоже расскажете что-нибудь веселенькое…
— Ах, вы все шутит е, — сказал Моллар.
— А еще можно спеть,— сказал Дауге.— Я про это читал.Вы нам споете, Шарль?
— Ах, — сказал Моллар. — Я совсем прокис.
— Отнюдь,— сказал Дауге.— Вы замечательно держитесь,Шарль. А это же самое главное. Правда, Шарль замечательно держится, а, Володя?
— К-конечно, — сказал Юрковский. — З-замечательно.
— А капитан не спит,— бодро продолжал Дауге. — Вы заметили, Шарль? Он что-то задумал, наш капитан.
— Да, — сказал Моллар.— Да! Наш капитан — это есть большая надежда.
— Еще бы,— сказал Дауге.— Вы даже не знаете, какая это большая надежда.
— М-метр девяносто пять,— сказал Юрковский.
Моллар засмеялся.
— Вы все шутите, — сказал он.
— А мы пока будем болтать и наблюдать,— сказал Дауге.— Хотите посмотреть в перископ, Шарль? Это красиво. Этого никто никогда не видел. — Он поднялся и приник к перископу. Юрковский увидел, как у него вдруг выгнулась спина. Дауге обеими руками взялся за нарамник.— Бог мой,— сказал он. — Планетолет!
В розовой пустоте висел планетолет.Он был виден совершенно отчетливо и во всех подробностях и находился,по-видимому,километрах в трех от «Тахмасиба». Это был фотонный грузовик первого класса с параболическим отражателем, похожим на растопыренную юбку, с круглой жилой гондолой и дисковидным грузовым отсеком, с тремя сигарами аварийных ракет на далеко вынесенных кронштейнах. Он висел вертикально и совершенно неподвижно. И он был серый, как на экране черно-белого кино,
— Кто же это? — пробормотал Дауге.— Неужели Петрушевский?
— П-погляди на отражатель,—сказал Юрковский.Отражатель серого планетолета был обломан с края.
— Тоже не повезло ребятам, — сказал Дауге.
— О,— сказал Моллар. — А вон еще один.
Второй планетолет — точно такой же — висел дальше и глубже первого.
— И у этого обломан отражатель,— сказал Дауге.
— Я з-знаю, — сказал неожиданно Юрковский. — Это наш «Тахмасиб». М-мираж.
Это был двойной мираж. Несколько радужных пузырей стремительно поднялись из глубины,и призраки «Тахмасиба» исказились, задрожали и растаяли. А правее и выше появились еще три призрака.
— Какие красивые пузыри, — сказал Моллар. — Они поют.
Он снова лег на спину.У него пошла носом кровь, и он сморкался и морщился и все поглядывал на планетологов, не видят ли они. Они, конечно, не видели.
— Вот,— сказал Дауге.— Ты говоришь, что здесь скучно.
— Я н-не говорю,— сказал Юрковский.
— Нет, говоришь,— сказал Дауге.— Ты брюзжишь, что скучно.
Оба старались не глядеть на Моллара. Кровь остановить было нельзя. Она свернется сама.Радиооптика нужно было бы отнести в амортизатор, но… Ничего, она свернется. Моллар тихо сморкался.
— А вон еще мираж, — сказал Дауге. — Но это не корабль.
Юрковский заглянул в перископ. Не может быть, подумал он. Этого не может быть. Ни тут, ни в Юпитере. Под «Тахмасибом» медленно проплывала вершина громадной серой скалы.Основание ее тонуло в розовой дымке.Рядом поднималась другая скала — голая, отвесная, изрезанная глубокими прямыми трещинами. А еще дальше вырастала целая вереница таких же острых крутых вершин. И тишина в обсерваторном отсеке сменилась скрипами, шорохами, едва слышным гулом, похожим на эхо далеких-далеких горных обвалов.
— Эт-то н-не мираж,— проговорил Юрковский. — Эт-то п-похоже на ядро.
— Вздор, — сказал Дауге.
— В-возможно, все-таки у Юпитера есть я-ядро.
— Вздор, вздор, — нетерпеливо сказал Дауге.
Горная цепь тянулась под «Тахмасибом», и не было ей конца.
— Вон еще, — сказал Дауге.
Выше скалистых зубьев выступил темный бесформенный силуэт, вырос, превратился в изъеденный обломок черного камня и снова скрылся.Сейчас же за ним вслед появился другой, третий, а вдали, едва различимая, бледным пятном светилась округлая серая масса. Горный хребет внизу постепенно опускался и исчез из виду.Юрковский, не отрываясь от перископа,поднес к губам микрофон. Было слышно, как у него хрустнули суставы.
— Быков,— позвал он.— Алексей.
— Алеши нет, Володенька, — отозвался голос штурмана. Голос был сиплый и задыхающийся. — Он в машине.
— М-михаил, мы идем н-над с-скалами, — сказал Юрковский.
— Над какими скалами? — испуганно спросил Михаил Антонович.
Вдали прошла поразительно ровная, словно отполированная поверхность — огромная равнина, окаймленная невысокой грядой круглых холмов. Прошла и утонула в розовом.
— М-мы еще не все п-понимаем, — сказал Юрковский.
— Я сейчас посмотрю, Володенька, — сказал Михаил Антонович.
За перископом проплывала еще одна горная страна. Она плыла высоко вверху, и вершины гор были обращены вниз. Это было дикое, фантастическое зрелище, и Юрковский подумал сначала, что это опять мираж, но это был не мираж. Тогда он понял и сказал: «Это не ядро,Иоганыч. Это кладбище».Дауге не понял. «Это кладбище миров, — сказал Юрковский. — Джуп проглотил их».
Дауге долго молчал, а затем пробормотал:
— Какие открытия… Кольцо, розовое излучение, кладбище миров…Жаль. Очень жаль.
Он оглянулся и окликнул Моллара. Моллар не ответил. Он лежал ничком.