Глава двадцатая
На следующий день Юра к Николаю не пошел. Часов в двенадцать ему позвонил Федька.
– Глянь в окно! – потребовал он.
Юра глянул.
– Ну?
– Что видишь?
– А что я должен видеть?
– Ты посмотри, какое солнце классное!
– Это ты к чему?
– Давай гони за своей Дашкой, и поехали купаться!
– Она же на работе!
– Ну ты тормоз стал, Матвеев! – фыркнула трубка.– Езжай. Все схвачено. Альбина ее отпускает.
– А ты откуда знаешь?
– А я их крыша! – Кузякин захохотал.
– Не гони!
– Ну не я лично, мой шеф. Меня Иван попросил на ночь подмениться. А за успешную работу меня клиент премировал отпусканием сотрудника. Так что двигай туда, и через час стрелка на «Чернышевской».
– Почему на «Чернышевской»? – удивился Юра.– Давай уж тогда на Финляндском.
– Поясняю для тупых,– самодовольно произнес Федя.– На «Чернышевской» нас подберет микробус моего кореша, который поедет в Приозерск. А по пути забросит нас в Кавголово. Вопросы есть?
– Нет,– ответил Матвеев и выключил компьютер.
О том, что собирался зайти к Николаю, Юра в этот момент просто забыл.
Пляж в Кавголово. Озера, с двух сторон подступившие к железнодорожной насыпи. Стоптанная, покрытая пылью трава. Но вода относительно чистая. То есть не такая чистая, как в Ладоге, зато теплее. А главное – рукой подать до города.
– А я мяч взял! – сообщил Федя.– В волейбольчик – как?
Его новую подружку звали Катей. Улыбчивое существо с волосенками ярко-красного цвета, взиравшее на мир, а в особенности на не по годам респектабельную Дашу, широко распахнутыми глазами. Но в волейбол она играла лучше всех, даже лучше искусного в спортивных играх Федьки.
Наигравшись, завалились на пыльную травку (девушки – чистоплотно – на подстилку) и предались безделью. Трое. Матвеев же, скрепя сердце, извлек из сумки учебник.
– Федор, что это ты себе наколол? – лениво поинтересовалась Даша.
На бицепсе Кузякина розовел могучий кулак с растущими из костяшек шипами.
– Для красоты,– лаконично ответил Федя.
– А-а-а…
Выведенный из дремотного оцепенения Кузякин встал, потянулся.
– Схожу-ка я за пивком,– изрек он.
И ушел.
Прогрохотала электричка. Заходящее солнце гладило кожу ненавязчивыми теплыми ладонями.
Длинная тень упала на девушек.
– Привет! – произнес веселый пьяненький тенорок.– Как водичка?
Юра оторвался от учебника.
Тень принадлежала мускулистому парню примерно Юриного возраста, рыжему и веснушчатому. Физиономия у парня была самая что ни на есть лучезарная, но симпатичной ее назвать было трудно. И не только из-за дефицита передних зубов.
– Так я спросил, как водичка? – повторил парень.
Никто беседу не поддержал, и рыжий сменил тему.
– Вот мы с корешами глядим: такие клевые девушки! Ну, надо познакомиться. Меня Вася зовут, а вас? – Взгляд его обратился к Кате.
– Катя.
– А вас?
Даша сморщила носик и отвернулась.
– Фу! – сказал парень.– Какие мы обидчивые!
– Слышите, девушки, а не желаете присоединиться к нашей компании. Мы вон там, за кустиками. У нас весело! И музыка! Пошли?
– Нет,– отрезал Юра,– нам хорошо в своей компании.
Вася его проигнорировал.
– А может, девушки хотят пива? – не унимался парень.
Он присел на корточки рядом с Катей, безошибочно определив слабейшее звено.
– Девушка, вы хотите пива?
– Она не хочет пива! – бросил Матвеев.
– А я спрашиваю у девушки! – ухмыльнулся парень.– Так что, девушка?
Федина подружка хихикнула. Немного испуганно.
– Отвали! – четко произнес Юра.
Он в упор смотрел на рыжего. Тот скорчил грозную рожу.
– Ты, блин, умник, читай свою книжку и не шепести! – прошипел рыжий.
Юра потерял терпение. И встал. Парень тоже. Выдвинул челюсть. Но, видно, уже понял, что не совсем точно оценил противника. Юра и ростом был повыше, и мышцами потверже. Тем не менее рыжий на попятный не пошел.
– Хочешь подраться? – с усмешкой он помахал кулаками.– Резкий пацан, да?
– Резкий,– сказал Юра.
И вогнал кулак Васе в печень. Тот, как и следовало ожидать, сложился пополам.
Катя сдавленно пискнула.
– Расслабься,– лениво проговорила Даша.– Им это нравится.
Глянув на позеленевшую физиономию рыжего, с ней трудно было согласиться.
Юра ждал. Вот он – точно развлекался. Как рыжий Вася минуту назад.
Вася оклемался. Матвеев просек это по дыханию. Оклемался, но стоял согнувшись. Хитрил. Юра решил ему подыграть: сделал вид, что отворачивается. Рыжий тут же ринулся на него. Юра перехватил его руку, чуть присел и швырнул противника через голову. Тот описал в воздухе красивую дугу и рухнул на спину. Яростный мат огласил окрестности. Рыжий поднялся, пощупал спину, поглядел на ладонь: кровь. Васю угораздило приземлиться на битое стекло. Может, от его же собственной брошенной бутылки.
– Гриша! – заорал он.– Гриша!
И Гриша не заставил себя ждать. А с ним еще двое разгневанных приятелей.
Даша вскочила.
– Дашка, не лезь! – крикнул Юра.– Я сам!
Девушка вняла его кличу. Но скорее всего потому, что на заднем плане появился нагруженный пивом Кузякин.
Оценив ситуацию, он ссыпал бутылки на травку и ринулся в бой.
Собственно, боя не было. Юра прыгнул на склон, оттуда – вниз, влепив ногой в лоб самому проворному, рубанул по уху подоспевшего разъяренного Васю…
Налетевший с тыла Федя плечом опрокинул одного, влепил другому по уязвимым частям…
Примерно тридцать секунд – и полная виктория. Один сбежал, двое лежат в отрубе, а третий извивается на земле наподобие придавленного червя.
Федя подобрал пиво, откупорил бутылки. Друзья переглянулись. Рожи у обоих – крайне довольные.
Катя пребывала в восхищении.
– Ну прямо герои! – насмешливо уронила Даша.
Но она тоже получила удовольствие.
Трое приложились к пиву, четвертый, Юра,– к соленым орешкам.
Потерпевшие, потирая и придерживая поврежденные места, бурча угрозы (но достаточно тихо), удалились. Внимания на них не обращали, полагая, что инцидент исчерпан.
Но это был только конец первой серии.
Вторая серия началась эдак через полчасика и ознаменовалась появлением слегка помятого джипа от фирмы «Опель». Джип не без усилия по крутому уклону преодолел тридцать метров железнодорожной насыпи, с хрустом наехал на малиновую поросль и остановился.
Из недр его вывалились наружу четверо. Двое – старые знакомцы: рыжий Вася с распухшим ухом и его корефан Гриша. Двое других – явно из другой весовой категории. Бычьи шеи, мясистые бицепсы, оловянные глазки.
– Вот! – злорадно завопил Вася.– Вот эти!
Тяжеловесы вразвалочку направились к дружеской компании.
Юра встал, рефлекторно огляделся в поисках какого-нибудь ударного предмета, но такового не обнаружил. Один, покрупнее, похоже, из борцов, а второй… Сказать трудно. Но костяшки пальцев – с мозолями… Неприятный холодок внутри: попали?
Кузякин, вопреки обычной диспозиции, выдвинулся вперед:
– Юрка, молчи,– прошептал он почти не шевеля губами. И громко, с наглецой: – Знаешь, Юрок, как немцы говорят? «Зачем покупать „опель“? Всякая тачка рано или поздно превращается в „опель“!» – И засмеялся.
– Эти? – мрачно спросил тот, что поменьше.
– Они! – мстительно пискнул рыжий.
– Я не понял, братва, какие проблемы? – лениво осведомился Федя.
– Счас поймешь! – посулил тот, что покрупнее.
Физиономия Кузякина обрела на редкость паскудное выражение, пальцы замысловато шевельнулись:
– Чё, наезд? Ты, братан, на кого гонишь? Ты прикинул, нет?
Юра ожидал, что тяжеловоз сейчас обрушит на друга свою ярость… Но этого не произошло. К удивлению Матвеева, «борец» замедлил поступь, а на его бычьей морде отразилась некая туманная мысль.
– Э-э-э… Крутой? Чего?..
– Того! – напористо оборвал Федя.– Ты прикинул, на кого наехал, нет?
– Ты конкретно, пацан, обзовись, кто, чей? – подал голос второй, не забыв, впрочем, встать Кузякину во фланг.– А мы, бля, прикинем, на чё ты тянешь.
– Конкретно? – ухмылка Феди стала еще омерзительнее.– Кто у вас тут мазу держит? Кошка?
– Ну! – буркнул борец.– Слыхал?
– Срал! – отрезал Кузякин.– Срал я на вашего Кошку мелко и жидко, понял? – Еще одно зигзагообразное движение пальцев.
– Ты, базар-то… – начал было борец, но Федя снова его перебил:
– Ты, бля, в своей деревне о тобольских слыхал?
– Ну!
– Может, про Абрека слыхал, нет?
– Ну, слыхал,– буркнул борец.– Под ним, что ли, ходишь?
– А чем докажешь? – недоверчиво спросил второй.
– Труба есть?
– В тачке. Принеси! – Он подтолкнул рыжего.
Тот приволок мобильник.
– Дай сюда! – Кузякин отобрал телефон, набрал номер:
– Митяй,– сказал он.– Здорово. Это Федор… Из Кавголово. Слушай, Митяй, тут два местных отморозка насчет меня сомневаются… Кто у вас бригадир?
– Балаш.– Борец на глазах терял кураж.
– Балаш,– повторил Кузякин.– А твое погоняло?
– Груз.
– Груз… Ну… Бывай, спасибо.
Он выключил мобильник и сунул его «борцу».
– Сейчас,– многозначительно пообещал Кузякин,– тебе внесут ясность!
– Ты номер не сказал,– подозрительно произнес второй.– Если ты такой хитрожопый…
– Не ссы, деревня,– пренебрежительно уронил Федя.– Твой номер уже пробили. Стой ровно и не гони волну.
– Если не позвонят… – с угрозой начал «борец», но тут мобильник зазвонил:
– Ну я, Балаш,– сказал его хозяин.– Ну… – Больше он ничего не говорил, только медленно багровел.
Еще через тридцать секунд он буркнул:
– Понял,– сложил мобильник и мрачно пробубнил:
– Мы, это, извиняемся. Обознались, братан, ну, короче, в общем…
– Проехали! – Кузякин великодушно махнул рукой.– Я без претензий, бывает.
– Тогда это… Ну, если что, то мы, ну, токо скажи! – Борец продемонстрировал увесистый кулак, затем без малейшего перехода сцапал рыжего Васю за загривок, придавил, так что тот жалобно запищал, и поволок к машине.
– Бывай, братва,– сказал второй и последовал за Балашом.
Приятель рыжего потащился следом, без всякого энтузиазма.
– Ну чего? – бодро сказал Кузякин.– В волейбольчик?
Глава двадцать первая
Николай в нетерпении расхаживал вокруг огня, а рассевшиеся неподалеку бомжеватые личности метали на него подозрительные взгляды. Его подопечные опаздывали.
– Эй, братишка, отойди, не маячь!
Николай отошел, а к огню устремилась брачная процессия. Защелкали фотоаппараты, на пыльные плиты легли букеты роз – и процессия устремилась обратно, к машинам, а букеты, даже не дожидаясь, пока свадьба отойдет подальше, тут же прибрали бомжеватые личности. Те самые, которые до этого подозрительно поглядывали на лидера сатанистов. Умей личности читать мысли, они бы глядели на Николая с куда большим подозрением. Зато он был одним из немногих в городе, кто испытывал при виде бомжей положительные эмоции. Во всех тайных инструкциях именно бомжи рассматривались как удобный материал для коллективного ритуала. Конечно, есть мясо бомжа Николай не стал бы: он для этого слишком брезглив. Но человек в засаленном тряпье – тоже человек. И его кровь, и его смерть – человеческие…
Николай остановился и посмотрел на огонь. Хорошее, мертвое пламя. И аура у этого места – хороша. Тяжелая, черная…
– Привет! – сказал запыхавшийся Славик.– А где Кошатник?
Но Кошатник уже тащился к ним. Николай подозревал, что коротышка отсиживался где-нибудь в тени, наблюдал. Может, чуял что-то?
Николай еще не решил, будет ли от него избавляться. Теперь, после принесения в жертву сразу троих подопечных, в Круге Николая осталось всего пятеро. Он сам, Славик, Кошатник, Джейна и Светка. Правда, в потенциале оставался Юра. Но пока только в потенциале. К нему еще надо присматриваться. Материал превосходный, но сырой. Торопиться не следует.
– Слышь, Колька, а где остальные? – вполголоса спросил Кошатник.
– Затихарились,– буркнул Николай.– Я велел.
– А-а-а… А то я к Велику в этот его… колледж ходил. Говорят, заболел, а дома….
– Ты, мудило, лучше бы сам затихарился! – зло прошипел лидер.– Возьмут тебя за жопу!
Бомжи с интересом прислушивались.
– Пошли отсюда,– буркнул Николай, и сатанисты двинулись в сторону Инженерного замка.
Расположились на скамеечке у памятника Императору. Николай и Кошатник закурили. Слава кинул в рот жвачку. Некоторое время молчали. Встреча не радовала. Кошатник нервно вертел головой.
– Скоро шестая пятница,– уронил Николай.– Надо мессу провести.
– А где? – спросил Слава.
– Может, на кладбище? – оживился Кошатник.– Слышите, у меня идея: давайте там церквуху рванем! Во классно будет!
– Чем? – Николай пренебрежительно глянул на подопечного.– Хлопушками?
Он не любил, когда подобные идеи исходят не от него. Кроме того, Дефер строжайше запретил террористические акции. И он прав: с такими, как придурок Кошатник, на терактах точно вляпаешься. Хотя дело, конечно, Сатане угодное. Меньше народу – больше кислороду. А списать можно на каких-нибудь черных…
– Дурак, что ли? – не сдавался Кошатник.– Какими хлопушками? Я, бля, на Сенной мужика знаю – из черных следопытов, он классную взрывчатку продает. Сушеную.
– Говно тебе сушеное толкнут, а не взрывчатку! – отрезал лидер.– Сапер хренов. Ты по химии сколько в школе имел?
Кошатник скромно промолчал.
– Короче,– сказал Николай,– мессу проведем на кладбище. Смоленском. И по простому ритуалу…
– По простому? – Кошатник скривился.– Без баб?
—…С нами будет новичок,– не обратив на него внимания, продолжал Николай.– Проведем втроем. Вы будете служками, новичок – четвертый. И смотри, Кошатник, без задвигов! Если не можешь, я вместо тебя другого возьму. Новичок нам нужен, так, Славик?
– Угу. Парень крутой.
– Поглядим,– буркнул Кошатник.
– Глядеть буду я! – зло отрезал Николай.– А ты – выполнять. Не нравится – свободен!
– Это еще поглядим, кто свободен,– отвернувшись, пробубнил себе под нос Кошатник.
– Что-то сказал? – осведомился Николай.
– Ничего.
Кошатник все же его побаивался. И не зря.
– Следующая встреча – в четверг. В восемь вечера. Здесь. Кошатник – на тебе свечки и живность. Славик – все остальное, кроме железа. Все. Разбежались.
Три сатаниста дружно встали и двинулись в разные стороны. Кошатник все время оглядывался. Напрасно. Как раз за ним-то никто не следил.
Глава двадцать вторая
Звонок застал Онищенко в дверях.
– Да! – гаркнул он в трубку.
– Павел Ефимович, это Караскина,– зачастил дребезжащий голосок.
– Какая Караскина? – озадачился опер.
– Которой вы поручили за Плятковскими следить.
– А… – Онищенко тут же добавил в голос елея.– Глафира Захаровна! Простите, что сразу не узнал. Забот столько, знаете…
– Он пришел, охламон этот! – перебила его старуха.
– Сами видели? – Онищенко замахал в окно водителю патрульной машины: погоди, мол, минутку!
– Сама не видела, но музыка орет. Приезжайте быстрее и арестовывайте!
– Еду! – рявкнул Онищенко.
Через десять минут он уже сидел в квартире бдительной бабки.
Музыка, точно, гремела. Вероятно, те самые блэк-металлисты с плаката Куролестовой-младшей. Ощущение было такое, словно динамики выставлены в окна.
Бабкина моська, забившись под стол, жалобно подвывала. Онищенко ее понимал.
– Что же вы его не арестовываете? – допытывалась бабка.
– Нельзя, Глафира Захаровна,– наставительно пояснял Онищенко.– Я же говорил: преступная группировка. Надо остальных выследить.
– А за преступную группировку срок больше? – загорелась пенсионерка.
– Намного!
– О, это хорошо,– вздохнула «добрая» старушка.– Когда его выпустят, я, слава Богу, уже помру.
Онищенко позвонил Логутенкову: