Абрахам Меррит
Обитатели пропасти
К северу от нас в зенит уходил луч света. Он начинался за пятью вершинами. Луч пробивал столб голубого тумана с такими резкими границами, как дождь, идущий из тучи с четкими краями. Похоже на луч прожектора в ажурной дымке. Теней он не отбрасывал.
На его фоне четко видны были черные вершины, и я понял, что вся гора по форме напоминает руку. Она силуэтом отразилась на светлом фоне, с вытянутыми пальцами; казалось, рука протянулась вперед. Точно такое впечатление, как будто она что-то отталкивает. Сверкающий луч мгновение стоял неподвижно, потом разбился на мириады маленьких блестящих шаров, которые двигались во всех направлениях, постепенно опускаясь. Казалось, они что-то ищут.
Лес затих. Все лесные звуки затаили дыхание. Я чувствовал, как жмутся к ногам собаки. Они тоже молчали, но каждая мышца их тел была напряжена, шерсть стояла дыбом, а глаза, устремленные на опускающиеся огни, остекленели от ужаса.
Я взглянул на Андерсона. Он смотрел на север, где снова поднялся луч.
– Это не может быть северным сиянием, – сказал я, не шевеля губами. Рот у меня пересох, как будто Лао Цзай насыпал мне в горло свой порошок страха.
– Во всяком случае я такого не видел, – ответил он таким же тоном. – К тому же кто слышал о северном сиянии в такое время года?
Он высказал мою собственную мысль.
– Мне почему-то кажется, что там идет охота, – сказал он, – какая-то нечестивая охота… и хорошо, что мы далеко от нее.
– Каждый раз, как поднимается свет, гора будто движется, – сказал я.
– Что она удерживает, Старр? Она заставляет меня думать о замороженной облачной руке, которую Шан Надур установил перед Воротами Призраков, чтобы удержать их в логове, высеченном для них Эблисом.
Он поднял руку, прислушиваясь.
С севера и высоко над головой донесся шепот. Не шорох северного сияния. Этот шепот напоминал призрачный ветер, дувший во время сотворения в листве древних деревьев, укрывавших Лилит. В этом шепоте слышалось требование. Он был нетерпелив. Призывал кого-то туда, где начинался столб света. Привлекал к себе. В нем была неумолимая настойчивость. Он касался сердца тысячью холодных пальцев, наполнял страстным желанием бежать вперед и смешаться со светом. Наверно, так чувствовал себя Одиссей, привязанный к мачте, когда стремился повиноваться хрустально сладкому пению сирен.
Шепот становился громче.
– Что с собаками? – воскликнул Андерсон. – Ты только посмотри на них!
Лайки с воем устремились к столбу света. Мы видели, как они исчезают за деревьями. До нас донесся их вой. Потом он стих, и не осталось ничего, кроме настойчивого шепота наверху.
Поляна, на которой мы остановились, выходила прямо на север. Мы ушли, вероятно, на триста миль от первого большого поворота Коскоквима к Юкону. Это нехоженая дикая местность. Мы вышли из Даусона в начале весны в поисках пяти вершин, за которыми, как говорил нам знахарь атабасков, золото выходит густо, как замазка сквозь сжатые пальцы. Никто из индейцев не согласился идти с нами. Земля вокруг горы Руки проклята, сказали они. Мы увидели вершины накануне, они слабо вырисовывались на фоне пульсирующего света. А теперь мы увидели и свет, который привел нас к ним.
Андерсон застыл. Сквозь шепот доносился странный топот и шорох. Как будто к нам подбирается небольшой медведь. Я бросил в костер охапку дров и, когда поднялось пламя, увидел, как что-то пробирается сквозь кусты. Двигалось оно на четвереньках, но на медведя не похоже. В голове мгновенно промелькнуло – как ребенок, ползущий вверх по лестнице. Одновременно поднялись передние лапы – как у ребенка. Нелепо и одновременно страшно. Существо приближалось. Мы потянулись к оружию… и опустили руки. Неожиданно мы поняли, что к нам ползет человек!
Да, это был человек. По-прежнему на четвереньках он приблизился к костру. Остановился.
– Я в безопасности, – прошептал ползущий голосом, который эхом повторил шепот над головой. – Здесь я в безопасности. Они не могут выбраться за пределы голубого. Не могут схватить вас, если вы сами не придете к ним…
Он упал на бок. Мы подбежали к нему. Андерсон наклонился.
– Боже милостивый! – воскликнул он. – Фрэнк, ты только посмотри на это!
Он указал на руки. Они были обмотаны обрывками толстого свитера. Сами руки напоминали обрубки. Пальцы изогнулись и впились в ладони. Плоть на них стерлась до кости. Они похожи были на ноги маленького черного слона! Глаза мои обежали тело. Вокруг пояса толстая полоска из желтого металла. От нее отходит цепь в десяток звеньев, цепь тоже металлическая, но металл белый, блестящий.
– Кто он? Откуда он? – спросил Андерсон. – Посмотри, он спит, но даже во сне пытается ползти, подтягивает руки и ноги. А колени – как он мог на них ползти!
Он сказал правду. Человек крепко спал, но его руки и ноги продолжали двигаться. Руки и ноги двигались независимо от неподвижного тела. Это было ужасно! Движения семафора. Если вы когда-нибудь видели, как поднимается и опускается семафор, вы поймете, что я имею в виду.
И вдруг шепот над головой стих. Огненный столб опустился и больше не поднимался. Ползущий человек застыл. Вокруг нас все начало мягко освещаться. Рассвет после короткой летней ночи Аляски. Андерсон потер глаза и повернулся ко мне осунувшимся лицом.
– Ну и ну! – воскликнул он. – Ты как будто тяжело переболел!
– Ты тоже, Старр, – ответил я. – Что ты обо всем этом думаешь?
– Думаю, что единственный ответ лежит здесь, – ответил он, указывая на неподвижную фигуру под одеялами, которыми мы ее укрыли. – Что бы это ни было – это из-за него. И это совсем не северное сияние, Фрэнк. Похоже на отблеск адского пламени, которым нас пугают проповедники.
– Дальше мы сегодня не пойдем, – сказал я. – Я не стал бы его будить, даже если там за вершинами все золото мира и все дьяволы, которые гнались за ним.
Ползущий человек лежал со сне, глубоком, как Стикс. Мы промыли и перевязали ступни, в которые превратились его руки. Руки и ноги его застыли, как костыли. Он не шевелился, пока мы работали над ним. Лежал, как упал: руки слегка приподняты, колени согнуты.
– Почему он полз? – прошептал Андерсон. – Почему просто не шел?
Я распиливал полоску вокруг его талии. Золото, но не похоже на золото, к которому я привык. Чистое золото мягкое. Это тоже мягкое, но оно нечистое, в нем какая-то собственная вязкая жизнь. Оно липло к напильнику. Я разрезал его, разогнул, снял с тела и отбросил в сторону. Оно – отвратительно!
Он спал весь день, Спустилась тьма, он продолжал спать. Ночью не было ни столба света, ни рыщущих огней, ни шепота. Какое-то ужасное очарование, казалось, было снято с местности. В полдень ползущий человек проснулся. Я подпрыгнул, услышав приятный тягучий голос.
– Долго ли я спал? – спросил он. Он посмотрел на меня, и в его бледно-голубых глазах появилась усмешка.
– Ночь – и почти два дня, – ответил я.
– А ночью были огни? – Он кивком указал на север. – И шепот?
– Нет, – ответил я. Откинув голову, он взглянул на небо.
– Значит, они все-таки сдались, – сказал он наконец.
– Кто сдался? – спросил Андерсон.
– Жители пропасти, – спокойно ответил ползущий человек.
Мы уставились на него.
– Жители пропасти, – повторил он. – Существа, сотворенные дьяволом до потопа. Они каким-то образом избежали божьей кары. Опасности они не представляют, если только не ответить на их призыв. Они не могут выйти за голубой туман. Я был их пленником, – просто добавил он. – Они пытались вернуть меня!
Мы с Андерсоном переглянулись, у нас появилась одна и та же мысль.
– Вы ошибаетесь, – сказал ползущий человек. – Я не сошел с ума. Дайте мне немного воды. Я скоро умру, но хочу, чтобы вы как можно дальше отнесли меня на юг, а потом сложили бы костер и сожгли меня на нем. Не хочу, чтобы эти адские духи могли утащить мое тело. Вы тоже этого захотите, когда я расскажу вам о них… – Он колебался. – Кажется, вы сняли с меня цепь?
– Я ее срезал, – коротко ответил я.
– Слава Богу и за это, – прошептал ползущий.
Он отпил воды с коньяком, которую мы поднесли ему ко рту.
– Руки и ноги не чувствую, – сказал он. – Мертвы, как и я сам скоро. Ну, они мне хорошо послужили. А теперь я скажу вам, что находится за этой Рукой. Ад!
– Теперь слушайте. Меня зовут Стентон, Синклер Стентон. Выпуск Йела 1900 года. Исследователь. Я вышел из Даусона в прошлом году в поисках горы с пятью вершинами, похожей на руку. Мне сказали, что там много золота. Вы за тем же? Я так и думал. Осенью мой спутник заболел. Я отправил его назад с несколькими индейцами. Немного погодя все индейцы убежали. Я решил, что застрял, построил себе убежище, запас пищи и залег на зиму. Весной я двинулся дальше. Немного менее двух недель назад я увидел пять вершин. Впрочем, не с этой стороны, с противоположной. Дайте еще немного коньяка.
– Видите ли, я сделал слишком широкий обход, – продолжал он. – Слишком далеко зашел на север. Повернул назад. С этой стороны до самого основания горы Руки только лес. А с другой стороны…
Он немного помолчал.
– С другой стороны тоже лес. Но он не заходит так далеко. Нет! Я вышел из него. Передо мной на многие мили протянулось ровное плато. Изношенное и древнее, как пустыня вокруг руин Вавилона. За ним вершины. Между ними и мною, довольно далеко, что-то похожее на скальную насыпь. И тут я увидел дорогу!
– Дорогу! – недоверчиво воскликнул Андерсон.
– Дорогу, – повторил ползущий. – Прекрасную ровную каменную дорогу. Она шла прямо к горе. Да, это была дорога, и очень изношенная, как будто за тысячи лет по ней прошли миллионы и миллионы ног. По обе стороны от нее песок и груды камней. Потом я присмотрелся к этим камням. Они обтесанные, и форма груд давала возможность предположить, что сотни тысяч лет назад это были дома. Я чувствовал за ними людей, и в то же время они производили впечатление невероятной древности. Да…
– Вершины приближались. Груды камней лежали все теснее. Какое-то ощущение невероятной опустошенности нависало над ними; что-то касалось сердца, как прикосновение призрака, такого древнего, что это мог быть только призрак призрака.
– Теперь я увидел, что то, что принял за каменную насыпь у основания горы, на самом деле было еще большим нагромождением руин. А гора Руки оказалась гораздо дальше. Дорога проходила мимо двух высоких скал, вздымавшихся, как ворота.
Человек смолк.
– Это и правда были ворота, – продолжал он. – Я дошел до них. Прошел между скалами. И тут же упал, вцепившись в землю в абсолютном ужасе. Я находился на широкой каменной платформе. Передо мной начиналась пропасть. Представьте себе Большой Каньон, в пять раз шире настоящего, и с дном бесконечно более глубоким. Вот на что я смотрел. Как будто смотришь с края расколотого мира в бесконечность, где вращаются планеты. На дальней стороне пропасти видны были пять вершин. Они походили на гигантскую руку, предостерегающе поднятую в небо. По обе стороны от меня простирался край пропасти.
– Я мог смотреть вниз примерно на тысячу футов. Дальше видимость закрывал густой голубой туман. Словно голубоватая дымка, собирающаяся над холмами в сумерки. А пропасть – она была ужасна, ужасна, как Раналакская пропасть маори, которая отделяет мертвых от живых, и только недавно освобожденная душа имеет достаточно сил, чтобы преодолеть ее, но на обратный путь сил никогда не хватает.
– Я отполз от края и встал, испытывая сильную слабость. Руками я держался за один из столбов ворот. На столбе есть резьба. Все еще хорошо заметные очертания героической человеческой фигуры. Человек стоит, повернувшись спиной. Руки его вытянуты. На голове необычная остроконечная шапка. Я посмотрел на другой столб. На нем такое же изображение. Столбы треугольные, и изображения размещены на стороне, обращенной от пропасти. Казалось, фигуры что-то сдерживают. Я присмотрелся внимательней. Мне показалось, что за вытянутыми руками видны какие-то смутные формы.
– Я попытался прощупать их. И неожиданно ощутил необычное отвращение. Что-то напоминающее гигантских стоящих вертикально слизняков. Раздутые тела едва намечены, отчетливо прощупываются только головы, определенно шарообразные. Они… невероятно отвратительны. Я повернулся от столбов к пропасти. Вытянулся на каменной плите и заглянул вниз.
– И увидел лестницу, ведущую в пропасть!
– Лестницу! – воскликнули мы.
– Лестницу, – повторил человек так же терпеливо, как и раньше. – Она, казалось, не высечена из скалы, а встроена в нее. Ступени шести футов длиной и трех шириной. Лестница уходила от платформы и скрывалась в голубом тумане.
– Но кто мог построить такую лестницу? – спросил я. – Лестницу, встроенную в стену пропасти и ведущую в бездонную яму?
– Не бездонную, – спокойно ответил человек. – Дно там есть. Я добрался до него.
– Добрались? – повторили мы.
– Да, по лестнице, – сказал он. – Понимаете, я спустился по ней.
– Да, – продолжал он. – Я спустился по лестнице. Но не в этот день. Я разбил лагерь у ворот. На рассвете заполнил рюкзак пищей, а две фляжки водой из источника недалеко от ворот, прошел мимо резных монолитов и переступил через край пропасти.
– Лестница шла у стены под углом в сорок градусов. Спускаясь, я рассматривал ее. Ступени из зеленоватого камня, совсем не похожего на гранитный порфирит, из которого сложена стена пропасти. Вначале я подумал, что строители удачно использовали вкрапление в стену и именно из него вырезали гигантскую лестницу. Но правильный угол, под которым шла лестница, делал это предположение маловероятным.
Спустившись примерно на полмили, я остановился на площадке. У площадки лестница делала поворот в форме V и продолжала спускаться под тем же углом. Получался зигзаг. Потом, спустившись ниже, я обнаружил, что лестница вся состоит из таких зигзагов. Никакой слой не может идти так правильно. Значит, лестница сооружена руками. Но чьими? Ответ – я думаю, он скрывается в тех руинах, – никогда не будет получен.
– К полудню мне уже не были видны пять вершин и край пропасти. Надо мной и подо мной ничего не было, кроме голубого тумана. Рядом была пустота, потому что выступ стены давным-давно обрушился. Я не чувствовал головокружения, его приглушило огромное любопытство. Что мне предстояло открыть? Древнюю удивительную цивилизацию, царившую, когда на месте полюсов были тропики? Я был уверен, что там нет ничего живого: слишком все здесь древнее для жизни. Но такая удивительная лестница должна вести к чему-то не менее удивительному. Что это? Я продолжал спуск.
– Через равные промежутки я проходил мимо входов в маленькие пещеры. Две тысячи ступеней и вход, еще две тысячи – и опять вход, и так далее. В полдень я остановился у одной из таких расщелин. Должно быть, к тому времени я опустился в пропасть на три мили, но угол таков, что на самом деле я прошел не менее десяти миль. Я осмотрел вход. По обе стороны вырезаны те же фигуры, что и на воротах вверху, только тут они обращены лицом вперед, руки вытянуты, как будто они мешают чему-то войти. Лица закрыты вуалью. И за ними никаких отвратительных изображений. Я вошел внутрь. Трещина углублялась, как нора, ярдов на двадцать. Сухо и светло. Снаружи я видел стену голубого тумана с четко обозначенным краем. Я ощутил необыкновенное чувство безопасности, хотя до этого никакого страха не испытывал. Я понял, что фигуры у входа – стражники. Но от чего они охраняют?
– Голубой туман сгустился и стал слабо светиться. Я решил, что наступают сумерки. Немного поел и попил и уснул. Когда я проснулся, голубой туман снова посветлел: значит, наверху рассвет. Я продолжил спуск. Я забыл о пропасти, зияющей сбоку от меня. Не испытывал ни усталости, ни голода, ни жажды, хотя ел и пил совсем мало. Ночь я провел в другой пещере и на рассвете продолжил спуск.
– Позже в этот день я впервые увидел город…
Он некоторое время молчал.
– Город, – сказал он наконец, – понимаете, там внизу город. Такого города вы никогда не видели, да и ни один человек не смог о нем рассказать. Мне кажется, что пропасть имеет форму бутылки. Отверстие перед пятью вершинами – это горлышко. Насколько широко дно, я не знаю. Может, тысячи миль. Внизу в голубизне стали заметны огоньки. Потом я увидел вершины… вероятно, это можно назвать деревьями. Но не наши деревья, неприятные, какие-то змеиные. Высоко вздымаются вверх тонкие стволы, а вверху клубок толстых щупалец с отвратительными маленькими листочками, похожими на головки стрел. Деревья красные, ярко-красные. Кое-где виднелось что-то желтое. Я знал, что тут есть и вода, видел, как существа прорывают ее поверхность, но что это такое, так и не разглядел.