Продолжить спор «верю — не верю» мы не смогли, вернулся Беляев. Раздал нам значки-бейджики и повел в конференц-зал. Вот-вот все должно было начаться.
Участники конференции, журналисты и простые слушатели были настолько увлечены собой, своими знаниями и достижениями, что не обращали на нас внимания. Никого не смутили три школьницы и мужчина с внешностью профессора и восторженным взглядом подростка. На нас никто не смотрел ни в коридоре, ни в самом зале, когда мы занимали места. Надо было радоваться, но меня этот факт расстроил и немного насторожил.
Мужчины в военной форме с рядами наград говорили много и ни о чем. То же самое, только скрытое за мишурой трудно выговариваемых терминов, вещали и люди в наглаженных костюмах с выражениями лиц снобов. Были и космонавты. Бывшие, нынешние. И они что-то рассказывали, туманно, чтобы не догадались о сожалении и горечи в каждом слове.
Они говорили, а мы слушали. Я глотала каждое слово, но насытиться не получалось, ведь звучали пустышки. Ната, услышав интересные рассуждения или объявление об открытии чего-то там, погрузилась в размышления. Варя же продолжала подозрительно коситься на Олега Беляева. Действительно подозрительно, почему все, кто имеет отношение к космосу, а, тем более, к Марсу, находятся на трибунах, а он здесь — рядом со школьницами в толпе журналистов.
Все они не упускали возможности упомянуть экспедицию на Марс, последний полет дальше орбиты Земли. Оказалось, что человек не так-то твердо стоит на дороге к звездам. Хватило одной ошибки, чтобы отбросить мечту на долгое время назад.
Авария при посадке космического корабля, вернувшегося с Красной планеты, перечеркнула все. Полтора года полета и десять лет подготовки, миллиарды долларов и рублей, вложенных в марсианскую программу, исследования, научные разработки, эксперименты — все стало никому не нужным!
Одна авария. Для правительств, налогоплательщиков, прессы, всей общественности этого хватило. Сначала появились намеки, затем пошли неутешительные выводы, потом загремели обвинения и, в конце концов, большинство исследований, направленных на освоение других планет, было приостановлено. Лаборатории, исследовательские институты искали выгоду не в космических программах, центры подготовки пустели.
Мечта о полетах в космос покрывалась пылью, ветшала и превращалась в тлен. Но для нас она не утратила своей привлекательности. Мы все так же верили, что станем космонавтами, полетим не только к соседним планетам, но и выйдем за пределы Солнечной системы. Звездный путь ждал, манил нас. И мы пройдем по нему!
— К сожалению, Олег Владимирович Беляев не смог приехать на конференцию, — объявили перед самым окончанием.
Улыбка на губах нашего соседа заставила нас переглянуться. Что здесь не так? Что-то не сходится. Если с нами рядом сидит настоящий Олег Беляев, то почему он не хочет выступить? А если не он, то откуда ему знать столько про Марс и полет к нему?
— Олег Владимирович, вы же не были на Марсе? — спросила Варя, когда мы выходили из зала.
— Был, — вопрос Вари нисколько не смутил его.
Безмятежность никуда не исчезла, и голос не дрогнул. Он говорил правду, но…
— Это неправда. Вы врете.
— Нет. Я действительно был на Марсе. Но я не летал на космическом корабле, никогда не надевал скафандр, не проводил никаких исследований. Но разве это мешает мне утверждать, что я был на Марсе?
— Но как тогда это возможно? — Ната не столько подвергала его утверждение сомнениям, сколько хотела прояснить для себя возможность такого путешествия.
— Вы еще не поняли? Вы уже путешествовали вместе со мной! В кафе. Вы поверили тогда, так что же мешает вам поверить еще раз?
— Поверить в то, что вы Беляев? — уточнила Варя, глядя на него с укоризной.
Она все еще считала, что Олег Владимирович нас обманывал. Но я согласилась с Натой — он кое-что нам не договаривал. И это кое-что было совсем ничтожно.
Мужчина вместо ответа достал из кармана пиджака удостоверение личности и протянул его Варе. А я и Ната придвинулись к ней, чтобы рассмотреть документ.
«Беляев Олег Владимирович.
Возраст: 47 лет.
Род занятий: журналист, писатель».
— Теперь вы мне верите? Так получилось, что меня зовут так же, как и одного из космонавтов.
— Но все ваши знания?
— Знания? Я пишу книгу о путешествии на Марс, и мне положено изучить весь доступный материал. Я должен знать даже больше, чем все.
— Но вы так убедительно рассказывали!
— Я писатель, и поэтому должен быть убедительным.
— Но почему вы сразу нам не сказали, что пишете книгу?
— Тогда бы вы не отправились в путешествие и не побывали на другой планете. А сейчас мне пора идти. Надеюсь, мы еще встретимся. На подобной конференции, где выступать будете вы как причастные к космонавтике. Мы все-таки пройдем по Звездному Пути. Иногда для путешествий нужна самая малость — горчинка тайны. А для нее хватит и недосказанности, возможно, только она хранит мечту.
Киев, 2012
Анна Горелышева. Марш энтузиастов.
Потому что ты уже был там, Нео. Ты ведь знаешь, куда ведет эта дорога, и ты знаешь, где она закончится. И я знаю: тебя это не устраивает.
— Я не могу вернуться.
— Нет, не можешь. Но если бы мог,
ты бы захотел вернуться?
Тимур удостоился великой чести быть показанным в вечернем выпуске новостей. Как раз в самое дорогостоящее время, когда полтора миллиарда телезрителей «ближнего света» тупо пялятся в мерцающие экраны в ожидании сенсаций, пусть и рутинных. Правда, сначала он не знал, что его снимают, точнее, что передача идет прямо в эфир. Не знал, пока психолог после очередного вопроса неожиданно не попросил: «А теперь посмотрите в камеру!» Тимур послушно поднял глаза — где камера, он догадывался. Зрители перед экранами увидели его устало-покорный взгляд, какой бывает у человека, которого будильник поднимает в шесть утра на работу.
— Итак, может быть сейчас, когда на вас смотрит практически вся страна, вы сможете внятно объяснить мотивы ваших поступков? — продолжал психолог.
— У меня нет комментариев… — выдавил Тимур, опустив глаза.
— Но вы осознаете, что вам придется отвечать по всей строгости закона?
— Да, я уже говорил.
— Вы хотите сказать, что готовы к этому?
— Нет, но… Как уж получилось.
— Значит, вы понимаете, что вас ожидает?
— В полной мере, — Тимур вяло усмехнулся. — Наслышан. Не я первый.
— И вы считаете это наказание заслуженным?
— Вам виднее. Выбирать не приходится.
— Ну, хорошо. Может быть, вы хотели бы что-то добавить от себя? Сейчас вас видят миллионы телезрителей.
Тимур подумал несколько секунд. По законам жанра ему полагалось процитировать что-нибудь из «Манифеста хакеров», но он сказал то, что действительно хотел сказать:
— Очень-очень скоро машины станут умнее людей. И мне очень жалко, что я этого не увижу…
— 2 —— Надеюсь, вы внимательно прослушали инструктаж, — сказал техник обязательную фразу после того, как Тимур облачился в соответствующую одежду. — У вас есть какие-нибудь вопросы?
Лицензионное соглашение. Да, я принимаю условия. А согласился — дальше пеняй на себя.
— Какие уж там вопросы, — мрачно пробормотал Тимур.
— Отлично. Вот ваши документы. Адрес будущего места жительства вы знаете. Институт, куда вас якобы перевели — тоже. Как видите, мы выполнили все ваши пожелания.
— Вижу, спасибо, — буркнул Тимур. Не на улицу выкидывают — гуманисты!
— Разумеется, вы можете отказаться от всего этого, вам предоставлена полная свобода, — добавил психолог, тонко усмехнувшись. — Уникальный шанс начать жизнь заново.
— Спасибо, я подумаю об этом, — Тимур ухмыльнулся — через силу, но надо же продемонстрировать спокойствие и готовность умереть за свои идеалы…
— Электронные часы придется оставить здесь, — напомнил техник.
Тимур без возражений расстегнул ремешок и положил часы на стол. И это заметили. Бдительные, черти!
— А можно мне взять с собой десяток перфокарт с кодом полиморфного вируса? — невинным тоном как бы между прочим поинтересовался Тимур. Глупый вопрос, но умнее ничего в данный момент в голову не пришло.
— Могу вас заверить — это не пригодится, — улыбнулся психолог.
«Ненавижу психологов», — подумал Тимур, а вслух сказал:
— Тогда дайте мне один телефонный звонок.
— А это можно, — психолог согласился так быстро, как будто только этого и ждал. Тимур ошалел от неожиданности — неужели и вправду дадут?! Он и звонить-то никуда не собирался, просто так сказал, чтобы позлить психолога.
— Вот, — психолог порылся в карманах и с торжественным видом вручил Тимуру двухкопеечную монетку. — Пожалуйста. Прямо оттуда и позвоните!
Тимур молча взял монетку, задумчиво подбросил ее на ладони. Лихо! Юмористы…
— А теперь — вперед, — техник подтолкнул его к выходу.
— 3 —Тимур стоял на мосту и смотрел в серую Фонтанку. За спиной шумел Невский, мимо двигалась непрерывная людская толпа, моросил обычный мелкий дождик. Если не поднимать глаза, наверное, можно ненадолго забыть о том, что ты очень-очень далеко от всего привычного… Только забыть никак не получалось.
Уже две недели Тимур здесь, но ему все время кажется, что это какая-то игра, или сон, или хорошо нарисованная виртуальная реальность из реконструкторских фантазий… Он несколько раз заходил на их сервера — делать ребятам нечего, вот и развлекаются, ваяют настоящие миры — средневековый Париж, Петроград времен Гражданской войны и прочее и прочее, что, по их мнению, когда-то существовало. Или могло существовать. Сколько на это времени и сил потрачено, Тимур представлял и всегда ужасался. Но зато реальность! Все продумано до мелочей. В продвинутых школах детишек на уроках истории на экскурсии водят по таким реконструкциям. Говорят, что они очень достоверно передают дух времени. По некоторым хорошо отлаженным макетам реконструкторов можно бродить часами, забывая временами, что это только программа. Особенно, если интересуешься этим всем. Тимур, впрочем, никогда не интересовался.
Только здесь тебе не макет. Тимур повернулся лицом к проспекту. Смог смешивался с низкой облачностью, на город наползали сумерки. Слабый желтый свет зажигался в отдельных окошках. Странно все как-то, неудобно, даже пугающе… Как в Зазеркалье — все как-то похоже и в то же время совсем не так… Как шелл на удаленный компьютер, когда, бывает, не сообразить сразу, на какой машине ты находишься…
В порядке исключения отсюда могут забрать за примерное поведение и другие заслуги перед отечеством. Единицы из сосланных возвращались обратно. Их даже иногда показывали по телевидению, в Сети Тимур как-то читал несколько интервью. Но это были, конечно, уже совсем другие люди, хотя СМИ и утверждали, что они вернулись отсюда «в здравом уме и твердой памяти». Во всяком случае, никто не слышал о хакерах, повторно промелькнувших в журналистских сообщениях после подобных ссылок разной длительности…
Как все гуманно, справедливо и продуманно: преступнику сохраняют жизнь, свободу, его даже не ограничивают в действиях. Были, правда, гуманисты, которые кричали, что человек вне своей эпохи нежизнеспособен. Но их быстро заткнули неоспоримым доводом: еще как жизнеспособен, если его поставить перед фактом.
Тимур по привычке побрел в сторону Адмиралтейства, к метро. Потом вспомнил, что станции еще, наверное, нет. Но все равно — надо же куда-то идти… Да, все предельно просто. Как можно в современном мире, пронизанном всепроникающей сетью телекоммуникаций, изолировать человека от компьютера? Если мы ежедневно должны ездить в транспорте, слушать новости, работать, учиться, общаться, наконец?.. Можно. Даже не ущемляя столь превозносимые права человека. Надо просто отправить человека туда, где все есть, а компьютеров нет. Еще нет. И человечество не чувствует в них необходимости…
Тимур поймал себя на том, что рассеянно шарит в карманах в поисках смарт-карты. «Черт!» — пробормотал он. Подземного перехода и синей светящейся буквы «М» на привычном месте не было. Вероятно, не было еще и самой станции «Гостиный двор». Тимур свернул к Публичной библиотеке. Хоть она-то была на месте, и совсем привычная. Перед входом было людно, толпились, оживленно переговариваясь, ребята студенческого вида. Тимур грустно улыбнулся: бывало, он и сам просиживал здесь чуть ли не сутками. Если можно, конечно, говорить об этом в прошедшем времени… Как странно — он не может сейчас войти внутрь, привычно провести смарт-карточкой перед фотоэлементом, просмотреть те же архивы, которые он читал месяц назад…
Тимур сел на скамеечку в скверике у памятника Екатерине, лицом к Публичке. Знакомая библиотека, обычный скверик — здесь, как всегда, людно, привычный шум Невского в двух шагах. Где-то рядом, наверное, из репродукторов на столбах звучала маршевая мелодия, не знакомая Тимуру, но, наверное, хорошо известная людям вокруг, потому что многие улыбались, слыша ее. Тимур вслушался, кажется, даже разобрал некоторые слова: «Здравствуй, страна героев, страна мечтателей, страна ученых!..» Это они про себя поют. Эх, люди, знали бы вы, насколько жалко ваш воспеваемый технический прогресс будет выглядеть через сто лет!
Тимуру почему-то вспомнилось, как в начале лета он сидел здесь же, почти на этой самой скамейке, только через сто с лишним лет, со своим другом-одногруппником. Они ждали, пока откроется библиотека, и тряслись перед экзаменом по схемотехнике. Экзамен предстоял тяжелый, за целый год, сто с лишним вопросов, пятьдесят практических заданий: паяльник, припой, флюс, набор микросхемок, провод в термостойкой изоляции, ножницы, скальпель — а ну-ка, попробуй за полчаса по памяти спаять АЦП, или несимметричный мультивибратор, или простенькое АЛУ. Они тогда рисовали на песчаной дорожке электрические цепи и логические схемки, спорили, придумывали двоичные числа подлиннее и наперегонки переводили в hex. Тогда это было серьезно. Сейчас об этом смешно вспоминать… То есть, было бы смешно…
Почему так, интересно, — его совсем не впечатляет то, что наука и техника сделали возможными перемещения во времени. Почему он две последние недели только и думает о том, что ему теперь делать? Интересно, к этому привыкаешь со временем или просто тихо сходишь с ума?
Рядом с Тимуром сидели бабушка с внучкой дошкольного возраста, они давно говорили о чем-то им обеим интересном, но Тимур заметил их только сейчас и непроизвольно вслушался в разговор. Сначала слова пожилой женщины просто отвлекли его от мрачных мыслей, потом он стал вслушиваться все внимательнее.
— А посмотри, как кругом теперь все чистенько, дома все отремонтированы, освещение какое, — говорила бабушка.
Тимур непроизвольно повел взглядом в сторону проспекта. Чистенько — это точно. Это они здесь молодцы. А вот насчет освещения — его здесь просто нет. Впрочем, откуда им знать?..
— А в войну знаешь, как было? — продолжала бабушка. — Было затемнение.
— Это как? — с интересом спросила девочка. — Совсем свет не включали, да?
— Света не было, внученька, во всем городе не было, топить было нечем электростанции. И мы зажигали такие коптилочки с машинным маслом — фитюльки они назывались. А окна всегда закрывали темными занавесками или фанеркой забивали, чтобы фашист свет не увидел и не прилетел город бомбить.
— Бабушка, а ты бомбу видела?
— А как же не видела. Я знаешь, сколько «зажигалок» с крыши посбрасывала? А один раз прямо в наш дом здоровенная «фугаска» угодила…
— Ой! — сказала девочка, прижимаясь к бабушке. — Страшно?
— Еще бы не страшно! И вот ведь как нам повезло — не взорвалась она. Пробила три этажа, да так и застряла, а не взорвалась. Вот так, а то бы не было ни меня, ни твоей мамы, ни тебя… А вот туда, к Гостиному двору, мы зимой за водой ходили. Там, видно, трубу прорвало, и была такая огромная ледяная шишка, мы с твоей мамой по ней доползали до трубы и брали воду. А потом на саночках везли домой.