При нем российская армия понемногу сократилась до разумного минимума, многочисленные разведслужбы слились в единую, чиновный аппарат прошел настоящую аттестацию с выбраковкой. Приоритет, отданный науке, быстро позволил создать и обкатать несколько моделей строения государственного аппарата. Наиболее экономная и эффективная внедрялась со скрипом, но за восьмилетку прижилась. Президент выстоял, продержался оба срока, перехитрил оппонентов, а преемник не стал чудить, двинулся по накатанной колее. Наука показала высокую рентабельность, даже вышла на самоокупаемость, кроме фундаментальной, конечно…
Борис отвлекся от размышлений, услышав о скором приезде японской правительственной делегации:
— И что они ищут?
— Хотят посмотреть, как ИЛИ работает. Идут по всей цепочке отбора малявок, с роддомов и детсадов, представляешь? Спохватились, лукавые азиаты, что русский медведь далеко убежал, догонять пора.
— Ах, вот как даже? — Физик испытал гордость.
Страна восходящего солнца решила перенять опыт. Хотя зачем, казалось бы? Россия продолжала покупать автомобили и бытовую технику за границей. Но японцы оценили, насколько предпочтительней зарабатывать на продаже идей и патентов — на продукции, не разрушающей экологию. Европа и Северная Америка до сих пор тревоги не выказывали, хотя внешний долг давнишнего заемщика, с учетом еще «советского» — был погашен десяток лет назад.
Государство убедилось, что грамотное управление ничуть не уступает частному предпринимательству, а чаще — превосходит. Главное, найти и воспитать талант. Управляющего, врача, учителя, писателя, художника, строителя, инженера, повара ли, да любого специалиста искали среди детсадовцев и первоклашек. И находили — с помощью новых методик, в корне отличных от тупого тестирования на формальные знания. И готовили — с помощью умных учителей.
Скажем, Российский ИЛИ — «Институт Любых Идей» — отыскивает завиральных фантазеров. Мальки препятствий не видят, авторитетов не знают, границ возможного не представляют, а потому такой бред несут, такую ахинею сочиняют! Идеи проверяются, воплощаются в материал — и хоть взрослые скептичны, нет-нет, да и случится чудо.
Борис Иванович сих пор не верит, что его, тогда еще Борьки Ларина, идея реализована в стереоскопическом телевизоре. Вот он, экран, на который его друг вывел показатели своего сектора. И то, найди общее между столбом ионизированного воздуха, где провинциальный пацаненок хотел рисовать цветными лазерами, и стивизорным изображением? Теперь, став взрослым, Борис понимает, почему детей не привлекают к доработке изобретений. Безнадежность попыток общеизвестна — утилитарность чужда гению. Жаль, гениальность с годами проходит. Исключения перечтешь на пальцах…
— Ну, впечатляет? — Сергей встряхнул друга за плечо.
— Да, особенно хемостимуляция аутотренинга. Йогам на это нужно жизнь положить, а тут — две недели! Входишь в состояние праны, и уже здоров!
— Ну вот! А ты своими хвастаешься! Моя Оксанка всем фору даст!
— Не хвались, вой, идучи на рать… — начал Борис.
— … а хвались, идучи с рати! — с хохотом завершили они поговорку.
* * *Сигнал личного вызова поднял Сергея с постели.
— Ты в курсе? Наши в боксе, — голос Бориса тревожен настолько, что адреналин смыл сонную одурь мгновенно. Наставникам гениев растолковывать не надо, они к неприятностям привычны.
— Нет? Охрана сказала про Антона, Тимку и Оксану. У них еще два шлема-антиграва, идут на совместный эксперимент. Лички отключены, я у своего проверил…
Ограничений на вход для учеников не существовало — в любое время суток делай, что хочешь. Иначе нельзя, гений и регламент не уживаются! Но предупредить-то можно? А эти чертенята вечно устраивают игры в какие-то секреты, в прятки! Хотя что с детей возьмешь?
Пока мчались к институту, Борис сто раз проклял себя:
— Надо было отпросить Тима у родителей, походить по городу, как следует отвлечь от неудачи. Или байдарку взять, чтобы утомился и дрых до утра… Ой, балбес я, балбес! Воспитатель, называется…
Родители Тимофея, рабочие-отделочники, понимали гениальность сына и с уважением относились к просьбам наставника. Как ни странно, улучшение благосостояния народа понемногу меняло ментальность россиян — презрительная обзывка «интеллиго» почти исчезла из уличной речи. Престиж образования взлетел до небес, и даже дети пьющих родителей стремились выучиться до приличной работы — давно уже умные и грамотные зарабатывали больше.
Олжас ждал Бориса и Сергея у камеры общего обзора:
— Лежат, голубчики, в шлемах, рядышком! Полная телеметрия только по Антону. Грубо, с экрана — в норме. Идем?
Дети уже выпали из реальности — парили над испытательной платформой. Спальные мешки Оксаны и Тима веревками крепились к фиксаторам кокона, где лежал Антон.
— Надо будить! Пульс за 200, перебор! — Борис Иванович настаивал, как самый неопытный.
Олжас Кожахметович реагировал спокойней, ему нравилась ЭКГ Антона. Необычайно высокую активность мозга для быстрой фазы сна отметил и Сергей Львович. Решили подождать, оценить динамику изменений. Борис, мало понимающий в показателях, огляделся. Выгреб из-под кокона тетрадь в жесткой обложке.
— Это Ксюшкин, рабочий, — опознал Сергей, раскрывая дневник по цветастой закладке в кукольных и цветочных наклейках. И вдруг опустил руки, бледность залила лицо. Олжас выхватил дневник:
— Опа, приплыли! Вот чего я не ожидал…
Борис через плечо прочел: «…на водяной бане. Полученное основание разбавила ИПСом, окислила серной. Грязный амфетамин сульфат…»
— Да, наркотик. Дай бог, первый раз, но как мы проглядели? — лицо Олжаса утратило улыбку. — Давайте выводить.
Тимофей очнулся первым, выпутался из спальника и бросился к наставнику:
— Есть, Борис Иванович, есть!
— Что именно, уточни, — сдержанно, не выбрав еще манеру поведения, откликнулся тот.
На Тимкин голос наложился дискант Оксаны и добавился тенорок Антона, отстегнувшего последний фиксатор:
— Поле информационное! Мы в него включились! Полный отпад, когда на прямой обмен выходишь! Я понял, как оперативная память в компе работает…
Олжас сумел ввести обмен впечатлениями в приемлемое русло:
— Оксана, как младшая, излагает первой, потом Тимофей и Антон. А для начала — родители знают, где вы сейчас? Звоните, пусть хоть они успокоятся, коли вам не спится…
* * *— …тормоз — в последовательной работе мозга, — подчеркнула Оксана, — я для вас, Борис Иванович, поясню. Обмен информацией внутри нашего мозга осуществляется посредством нейронов. Сигналы от нервных клеток передаются другим. Места соединения, где передается информация между нейронами, называются синапсами, а сам процесс — синаптической передачей. При этом клетки используют вещество, нейромедиатор…
— Да проще будь, Ксюшка, и люди к тебе потянутся! — съехидничал Тим, а потом объяснил, что если импульс подать на клетку не опосредовано, химией, а прямо… И не с рецепторов, а внутрь, в зону хранения информации…
Антон отодвинул его, добавил, почему лучше идти с «корпус каллосум»… Где полушария связаны, оттуда… Ведь инфа и в правом, и в левом мозгу…
Олжас и Сергей одновременно уточнили:
— Как синхронизировать три мозга, шесть полушарий?
— Сперва нужен «раздрай» до предела. Мы его сделали с наркотиком, — безмятежно пояснила Оксана. — Я проверяла кофеин, этанол, никотин — ерунда! Мескалин — мухоморам не сезон, остался ЛСД и амфетамин. Да он не нужен…
— …если задать исходный десинхрон в шлеме… — подхватил Антон.
— …просто я не додумался сразу, — продолжил Тим.
Два мальчишки и светловолосая девчушка представляли собой трио, ведущее слитное повествование. Они описывали впечатления, не прерывая коллективную речь, а передавая от одного к другому. Даже термины использовали общие, что удивляло наставников:
— …и стали думать одновременно. Каждый мог свободно обращаться к памяти другого…
— …только не личной, там стопор моральный есть…
— …который зависит от уровня хозяина. Но можно и произвольно снять, дать полный доступ. Особенно, если таиться — в лом…
— …и попер кайф от всезнайства и всемогущества. Казалось, на раз решим хоть теорему Ферма…
— …а потом сошло, как дурь наведенная…
У Бориса Ивановича началось головокружение. Основы мироздания ощутимо дрожали, растрескиваясь от детских голосов. Он воспринимал себя глупой, маленькой козявкой, которая не может понять даже, как называется то, что он слышит. Собравшись с силами, вмешался:
— Сейчас ощущение общих, многих знаний осталось?
Тим, Антон, Оксана замолчали, углубились в себя, воскликнули:
— И сейчас — да! Надо вплыть… вход в директорию… как библиотека со стеллажами… не все надписи знаю… ответ всплывает в мозгу, как свой…
Наставники переглянулись. Ученики занырнули настолько глубоко, что разбираться предстояло не один день, в лучшем случае. Но в остальном — страшных последствий не наблюдалось. Пока. И врачебное обследование им пройти следует. Отдохнув, конечно. Олжас подвел итог:
— Домой, родители ждут. Оксана, Антон — поехали!
— Мы с Тимофеем соседи, — кивнул Сергей Львович, и все шумно направились к выходу. Возле машины, протянув руку, Борис Иванович спросил:
— По-взрослому, Тим… Как тебе показался амфетамин? Это наркотик, настоящий.
— Честно — никакого удовольствия. На тупой ржач пробило, типа мы — гопота на тусне. А на выходе зеро… А что?
Наставник облегченно вздохнул:
— Да хотел рассказать… Теперь не стоит… Ну, как хочешь. Вуд, физик, двадцатый век, рассказывает, как проверял опиум на стимуляцию научной мысли. В дурмане напал на чрезвычайно важную научную идею, но на какую именно — забыл. Пока приходил в себя, она вылетела из головы! Повторно накурился, и мысль явилась! Вуд записал гениальную идею… Очнувшись, развернул бумажку, а там: «Как ни велик банан, кожура еще больше»…
Никто не отозвался на дубовое «моралитэ». Зависла неловкость. Так и расстались. В пути Сергей Львович пытался спасти ситуацию. Сравнивал эксцентричного хитреца Вуда с Ходжой Насреддином, с Козьмой Прутковым. Тим молчал до порога своего дома:
— Борис Иванович так сильно обиделся? Мы же хотели проверить…
* * *Наставник Тимофея грыз себя за тупость и бестактность:
— Психолог, называется… Промолчать не мог… Оскорбил мальчишку недоверием… Ну и что с того, что переволновался? На то ты и учитель!
Нашагав по кабинету не один километр, Борис решил заняться хоть каким-то делом. Стивизор компа ответил на команду дежурным приветствием: «Стране не нужны пролетарии!» За этот призыв вульгарные коммунисты мгновенно предали анафеме того президента. Однако слово безвозвратно утратило прежний, марксистский смысл, став клеймом для неимущих людей, лентяев, коптящих небо без заботы о будущем.
Борис заказал базовые сведения по химизму мозга. Ночь безнадежно испорчена, сна ни в одном глазу. Дома никто не ждет — жены пока нет. Какой смысл ездить туда-сюда? А так — хоть чуток пользы будет.
— Ого, вот это объем! Куда там информационному полю… Чудовищно много. Придется до утра насиловать голову мнемотрамбовкой. А выбора нет, иначе доверие Тима улетучится быстрее утреннего тумана…
Борис обреченно приготовил себя к темповому усвоению, запил таблетку (творение Сергея). Откинул спинку кресла, прилег. Контактные линзы с микропроекторами (изобретение Олжаса) — под веки. Еще несколько минут, и начнется стремительная передача информации напрямую в подсознание. Мысли стали размываться. Ускользающее сознание связало предстоящие мучения с виновниками, но не укоризной, а восхищением:
— Нет, ну надо же! Чертенята ухитрились обменяться информацией, накопленной в их гениальных черепушках! И стали втрое образованнее! Да еще и стали напрямую… это как? телепатически? — подключаться к долговременной памяти друг друга! Или… Да ну, бред! Не может быть общего информационного поля Земли! А если есть? И мальки нашли методику? Тогда мнемотрамбовка больше не понадобится? Океан знаний — и все мои?
Перед засыпающим внутренним взором ожила черно-белая фотография седого, лохматого мужика, подмигнула:
— Что и требовалось доказать. Чихать на Конец Света от кометы и астероида. Мы успеем, Борис! Человечество переживет Солнце и не погибнет в коллапсе Вселенной. Разум найдет, как сохранить себя навсегда, меняя вселенные, словно старые квартиры. С сегодняшним количеством гениев — это вопрос пары тысяч лет. А у нас в запасе — намного больше!
…и не понять, сам Борис, лукавый экспериментатор Вуд или парадоксальный Альберт напоследок изобразили не такое уж далекое будущее: миллиарды людей дружно показывают язык обманутой, невечной Вечности…
Хайфа, 2010
Яна Завацкая. Free Trade Area.
Алексеич позвонил в 9:35, а без пяти десять новичок стоял у стеклянной двери в наблюдательную кабину. Не могу сказать, чтобы это меня обрадовало. Именно в мою вахту, а ведь я хотел сегодня отсканировать результаты последней серии в экспериментальной оранжерее. Но что делать, раз надо? Я радушно распахнул дверь.
— Томас, — он сдавил мою руку неожиданно жестко. На вид — щуплик; белесые волосики на висках, чуть испуганные глаза, хотя и храбрится. Я искренне улыбнулся.
— Валерий. Заходи — это наша кабинка. У вас там, наверное, похоже?
Томас у себя в Канаде тоже работал на гидропонике. Так что общий язык мы быстро нашли. Я мало читал о методах ФТА — а что о них читать, если они от нас минимум на десятилетие отстают? Хотя наши, говорят, отслеживают и у них новые идеи — мало ли? Вот и Томас порассказал мне кое-что интересное, например, субстраты у них используются совсем другие. А до регулировки атмосферы они еще не дошли. Я налил Томасу кофе, и мы мило беседовали, покачиваясь в креслах над зеленым морем. В кабинке у нас красиво — будто сидишь в гигантском зимнем саду, вокруг неистовая зелень, просверки стали и стекла — оборудование, всюду снуют тонкие лапки манипуляторов, в верхних этажах, среди висячих лиан, облепленных тропическими фруктами, носятся стайки колибри. Кабинка неторопливо скользит по монорельсу под куполом, объезжая всю фабрику. На самом деле визуальный контроль нужен лишь в особых случаях, дежурство заключается в наблюдении за приборами.
— А какой у вас выход продукции? — неуверенно спросил Томас.
— По каким позициям? Наша фабрика выпускает четыреста тридцать восемь наименований. Мы практически кормим весь Новосибирск.
— Например, томаты.
Я назвал цифры по всем шести сортам. Томас покачал головой и присвистнул.
— Боюсь, нашим до такой урожайности далеко. Это за счет генетики?
— Да, конечно, — я хотел рассказать о своем эксперименте, но подумал, что малоинтересно, слишком уж специальная тема.
— А почему вы называете ваше предприятие «колхоз»? — поинтересовался Томас.
— Это мы шутим так. Слушай, может, сходим в столовку, перекусим? У меня обычно в это время второй завтрак.
Томас окинул взглядом кабинку.
— А как же вахта?
Я показал ему нотик.
— Дистанционно. Мое постоянное присутствие не требуется. К тому же есть еще второй пост и инженерно-технический. Мы на перерыв по очереди ходим.
Томас заказал салат из нашей продукции, я ограничился кофе со свежими рогаликами. Канадец ел с аппетитом и сдержанно восхищался запахами и необычайно, по его мнению, ярким вкусом огурцов и помидоров.
— Ага, как говорит Ахмед, наш генэксперт, — я изобразил кавказский акцент, — это агурец? Эта разви агурец?! Эта жи дыня!
Томас вежливо-скованно улыбнулся. Я вспомнил школьные уроки коммуникации.
— Слушай, расскажи о себе. Где учился, чего к нам решил переехать…
— Да у меня все обычно. Мне тридцать два. Закончил высший колледж сельского хозяйства, — подчеркнул он с ноткой гордости, — сразу нашел неплохое место, на фирме в Торонто. Четыре года работал биоинженером, затем прошел дополнительный курс и стал начальником участка… А почему переехал? Перспектив у нас там нет. Наша фирма во время кризиса разорилась. Наверное, с моим образованием я бы в итоге нашел работу, но зарплаты предлагали такие, что и браться не стоило. У меня кредит был за машину. Семьи у меня нет. С подругой, — он смущенно потупился, как бы извиняясь за личную нотку, — поругались как раз. Я и подумал — почему не рискнуть? Русский я знаю с детства, у меня бабушка русская, да и в колледже учил.