— Ну! И что?! — крикнула Надя, с трудом преодолевая грохот магнитофона, и развела руки в стороны, точно хотела обнять ветер. Ее волосы развевались, словно плащ колдуньи. — Ничего не слышу, ничего не чувствую! Столбы не рушатся. Конечно, меня задавят, если я буду торчать здесь достаточно долго! Смотри! Ничего не происходит! Ну что?! Теперь тебе не страшно?!
Ее голос едва заметно дрожал — то ли от сдерживаемого смеха, то ли от чего-то еще. Наташе хотелось ее убить. Экспериментатор хренов! Лишнее доказательство тому, что Надька — сумасшедшая.
Или, что сумасшедшая она сама.
Но ведь теперь не страшно, правда? Все спокойно. Это всего лишь старая дорога. Вот, шагни через бордюр. Подними ногу и опусти ее на асфальт — сначала одну, потом другую. Простое движение, правда? Выйди и убедись сама. Сделай ручкой своим глупым страхам. Ты же взрослый человек. Давай, выйди на дорогу и уведи с нее другого взрослого человека, который явно перепил.
— Ну, и что ты можешь сделать?! — вдруг с каким-то отчаянием завопила Надя и вскинула вперед и вверх руку с сигаретой — то ли нелепая пародия на нацистский салют, то ли еще более нелепый знак вызова. Наташу неожиданно разобрал смех. Надька, похоже, допилась до синих драконов, но все равно смешно. Черт, что это еще за сцена?! Ну просто вызов на дуэль! Наташа хихикала уже истерически и никак не могла остановиться и Надя в ответ смеялась с середины дороги — Наташа не слышала ее за музыкой, но знала, что та смеется. Господи, какой идиотизм! Поединок, а! Каково?! Надька — рыцарь. Пецарь, блин! На ристалище вызываются благородные пецари! Поединок на асфальтовых катках до первой поломки! Ой, мама!
— Пошли домой! — выдавила из себя Наташа между приступами хохота. — Пошли, слышишь?!! Ну хватит уже дурака валять!
— Иду, — крикнула Надя, повернувшись к ней лицом. — Не ходи сюда! Сейчас приду. Дорога тут как труба — такой ветерок душевный! Сейчас! Все равно машин не видно!
Конечно, в этой чернильной подвальной тьме машину будет видно издалека — длинные яркие лучи фар пронзят ночь, словно игла бабочку, и старый асфальт на мгновение превратится в драгоценное серебро…
Господи, как же орет этот магнитофон! Сейчас она не выдержит и разобьет его каким-нибудь булыжником, и тогда вместо одной будут две драки! И когда же они все заткнутся — ничего не слышно!
— Нет, пошли сейчас! — Наташа перешагнула через бордюр и направилась к подруге. — Надька, ешкин дрын, ну что ты в самом деле!!!
Рыцари будут биться тупым оружием?
— Наташка, уйди отсюда! Говорю же, иду! Не ходи, уйди!
Благородные рыцари готовы к поединку? По звуку рога…
По звуку…
Сделав шаг, Наташа вдруг застыла, и улыбка сползла с ее лица, и время потекло медленно-медленно, и она видела светлый костюм посередине дороги — так далеко посередине — Надя стояла к ней лицом — смутное пятно в темноте — и наверное что-то говорила, но ее не было слышно.
Ничего не происходит. Отчего же у нее такое чувство, будто ее провели? Будто перешагнув через бордюр, она нажала на какую-то скрытую пружину, и ловушка захлопнулась?
— …ходи, говорю же! Стой там! — Надя кричала во все горло, но крик звучал как далекий призрачный шепот. — Черт, сережку уронила!
Все равно машин не видно.
— …елки-палки, где ж она?!
По звуку рога…
Как же орет этот магнитофон!
По звуку…
Все равно машин не видно.
Вообще ничего не видно.
И не слышно!
Веришь ли ты в меня?
Крик выпрыгнул из ее горла, как испуганная птица — пронзительный и страшный — выпрыгнул словно сам по себе, без участия ее легких, одновременно с тем, как она почувствовала легкую вибрацию асфальта и едва слышный гул. Наташа метнулась — прочь с дороги, через дорогу, вперед — смела по пути в прыжке Надю, испуганно-удивленно взвизгнувшую, и вдвоем они с размаху шлепнулись на асфальт за бордюром. Секундой позже дорожный мрак сгустился и превратился в большую фуру, темную безличную громаду. Грузовик с ревом и дребезжаньем, почти потонувшем в грохоте музыки и криках, пронесся мимо скорчившихся за бордюром девушек, взметнув тучу пыли и сухих листьев, и Наташе, наполовину оглушенной, показалось, что она почувствовала еще что-то — словно всплеск дикой ярости, словно разочарованный вопль обманутого существа, и она так сжалась в комок, словно на нее вот-вот должно было обрушиться небо.
Только через пять минут она осмелилась поднять голову. Сложно было что-то увидеть в темноте, но Наташа знала, что сейчас дорога пуста.
Набирается сил для нового удара?
Время снова шло с обычной скоростью и все вроде бы вернулось на свои места, но Наташа не знала, сколько продлится эта мнимая безопасность.
Так или иначе, нужно было поскорей добраться до дома. Они лежали за бордюром, не на дороге, но это еще ничего не значит, потому что… Наташа вспомнила яркий солнечный день, одуванчиковую полянку и несущийся по тротуару грузовик. Пока они рядом с дорогой — безопасность — лишь иллюзия.
— Надя! — хрипло позвала она и закашлялась. — Надька!
Несмотря на музыку, ее услышали и ответили придушенно:
— Слезь с меня!
— Чего?
— Ты меня раздавишь!
Наташа приподнялась и села, и рядом на асфальте со стоном села Надя, интенсивно потирая ушибленные части тела.
— Вот козел! Кто ж ездит с выключенными фарами?! Тварь поганая! Черт, по-моему, я сломала руку!
— Да я тебе сейчас шею сломаю! — взвизгнула Наташа и набросилась на нее с кулаками, повалила обратно на асфальт. — Я тебя убью! Чего ты поперлась на дорогу?!! Что за выпендреж?!! Нас чуть не переехали! Ты понимаешь это?!
Надя, крича в ответ, что она теперь многое понимает, начала ее отпихивать, и несколько минут они шумно катались за бордюром, наугад колотя друг друга, но удары становились все слабее и слабее, и в конце концов они сели, обнялись и дали волю слезам. Обеих трясло мелкой дрожью, и рыдания больше походили на икоту. Компания неподалеку продолжала веселиться, не обращая на них внимания.
— Спасибо, — наконец сумела выговорить Надя, добавив к благодарности дробный стук зубов. — Как же я этот грузовик не заметила? Какой же идиот ездит ночью без света?!
— Надя, потом! — пробормотала Наташа, впиваясь пальцами в ее предплечья. — Все потом. Нужно уйти.
— Ты думаешь…
— Да! Ты можешь встать?
— Попробую.
Но светлое пятно, которым в темноте виделась ей Надя, вместо ожидаемого движения вверх поплыло куда-то в сторону, и Наташа поспешно протянула руку, тщетно пытаясь его остановить. Музыка неожиданно заглохла, крики оборвались, и они оказались в пугающей тишине.
— Ты куда?! — в панике взвизгнула Наташа.
— Картины… Я их уронила.
— Хрен с ними, я тебе новые нарисую! Вставай!
— Их нельзя тут оставлять…ага! — в голосе Нади послышалось легкое торжество, и раздался слабый шелест пакета. — Все, пошли.
Они с трудом поднялись, цепляясь друг за друга, и замерли, прислушиваясь. После недавнего грохота было слишком тихо, и шум ветра походил на дыхание кого-то огромного, затаившегося среди тьмы. Держась за руки, словно маленькие девочки, заблудившиеся в каком-то страшном месте, Наташа и Надя с тоской смотрели на дом. Он был совсем рядом, почти сразу за дорогой, шириной в несколько метров, но им казалось, что от дома их отделяет пропасть.
— Нужно бегом, — сказала Надя решительно, и Наташа чувствовала, как рука подруги вздрагивает в ее пальцах, словно сердце. — Все, давай!
Они пересекли дорогу на рекордной скорости, едва касаясь ногами асфальта, пронеслись через двор, одновременно нырнули в подъезд, при этом чуть не застряв в дверях, и только на спасительной площадке четвертого этажа Наташе перестало казаться, что вот-вот кто-то схватит ее сзади.
Она не стала тратить время на поиски ключа, вонзила палец в звонок и нажимала на кнопку до тех пор, пока в коридоре не зашлепали тапочки (слава богу, Пашка дома!). Заскрежетал замок, дверь приоткрылась, выбросив на площадку желтоватый клин света и в образовавшуюся щель высунулась взлохмаченная Пашина голова.
— Ты вообще за временем… — начал было он негодующе, как и подобает оскорбленному мужу, но Наташа, не дав ему договорить, втолкнула его в коридор, влетела в квартиру, следом заскочила Надя. Вместе они с грохотом захлопнули за собой дверь и привалились к ней, тяжело дыша. Разглядев их при ярком свете лампы — взлохмаченных, исцарапанных, грязных, в крови, Паша воскликнул с отчаянием человека, каждый вечер убирающего со своей дороги бревно и каждое утро находящего его на прежнем месте:
— Что теперь случилось?!!
— Какой-то придурок нас чуть не переехал! — Наташа сбросила босоножки и опустилась на банкетку, с тоской разглядывая треснувшее по шву платье. — Пашка, кофе у нас есть? А еще лучше водка!
— Откуда водка?! — удивился Паша со скептицизмом, сквозь который явственно пробивалось сожаление, и спохватился: — Вы где были?!
— Пиво пили! — сердито буркнула Надя, пытаясь повесить пакет с картинами на крючок, но руки у нее тряслись так, что, сделав несколько попыток, она просто прислонила его к стене. — Какая разница где?! Нас чуть по дороге не размазали, а ему интересно, где мы были! Черт! Наташка, есть вода? Я сейчас кровью себе весь костюм измажу! Ну и шваркнула ты меня!
— Фура б тебя не так шваркнула! Ох! — Наташа встала, на что сейчас же возмущенно отреагировало разбитое колено.
— А цветы откуда? Вы что — с праздника? — Паша снова попытался занять в разговоре ведущую линию. Наташа опустила глаза и, не сдержавшись, захохотала, увидев, что Надя все еще сжимает в руке две измочаленные розы и смотрит на них с каким-то тупым изумлением, словно не понимая, откуда они взялись. Надя присоединилась к смеху с истеричной готовностью, прижавшись к двери и закинув голову.
Поняв, что сейчас бесполезно о чем-либо их расспрашивать, Паша отнял у Нади цветы и втолкнул обеих в ванную, открутил кран до упора, и во все стороны полетели ледяные брызги.
— Отмывайтесь! Е-мое, вам в больницу надо!
— Хоррошо, что н-не в мморг! — с трудом проговорила Надя, давясь словами. — Все, костюму хана!
Она села на бортик ванны, осторожно смочила водой руку, на которой кожа была содрана так, словно по ней хорошенько прошлись наждаком, и зашипела от боли.
— Пашка, бинт принеси из аптечки! — крикнула Наташа, склонившись и внимательно разглядывая свое колено. — И мазь там была… «Левомеколь», кажется! И ножницы! И халаты мои принеси!
— А где они?!
— Быстрей давай!
Паша умчался, и через несколько секунд из комнаты долетел грохот и звон аптечных пузырьков. Наташа повернулась и с тревогой посмотрела на Надину руку, из которой длинными нитями вымывалась кровь.
— Перестань так… сейчас Пашка принесет… эх, вату я вчера не купила! Приложилась ты качественно!
Надя мотнула головой.
— Заживет. Главное, что не правая, а то мне завтра… Ты скажи, зачем ты полезла на дорогу, я же тебе… — но тут прибежал Паша с аптечным ящиком, явно отчаявшись найти в нем то, что нужно, и она раздраженно поджала губы.
Через полчаса девушки, забинтованные, мокрые и слегка успокоившиеся, сидели на кухне, переодетые в халаты, и, обжигаясь, глотали горячий, пахнущий дымом кофе. Паша примостился на табуретке между ними, разгневанный и одновременно растерянный, словно Дед Мороз, у которого дети в качестве новогоднего подарка попросили анашу.
— Вы хоть номер запомнили? — вопросил он сердито, и Наташа, глотнувшая слишком большую порцию, подавилась и расплескала кофе по столу.
— Какой номер?! Ты в окно выглянь — темень какая! У нас же не инфракрасное зрение!
— Так он совсем без света ехал что ли? Вот му…к! Погоди, а что вы там делали?!
— Сережку искали! — Надя нежно оглаживала свою забинтованную руку. — Сережку я потеряла. Ветром унесло. Ветер видишь какой?
От Наташи не укрылся взгляд, который Паша кинул на Надю — недоверчивый и одновременно смущенный, словно она произнесла какую-то редкостную пошлость.
— А до этого вы где были?!
— В музее. Я Наташку попросила со мной сходить. Помочь надо было. У нее все равно выходной.
— Так это в музее так красиво наливали?
— Юбилей у музея был. Празднества. Отказываться неудобно. Еще запрут в запасниках на месяц.
— Ясно, — Паша неожиданно успокоился. — Сигареты у вас есть?
— Сумку мою принеси из коридора, — Надя положила руки на стол, глядя на подрагивающие пальцы. — Не могу. До сих пор колотит.
— Реакция, — заметил Паша. — Конечно! Да вы обе зеленого цвета!
— Какого цвета?
— Зеленого. Вам сейчас кофе, что черепахе горчичники! Слушайте, может я сбегаю, там через дорогу круглосуточный…
— Нет!!! — вскричали Надя и Наташа одновременно и так громко, что испуганный Паша плюхнулся обратно на табуретку, с которой было встал.
— Чего орете?!
— Денег нет, — сказала Наташа торопливо. — Совсем нет денег!
— А…
— И у Надьки нет! Да и не хотим мы! Хватит и кофе! И вообще спать пора. Нам же на работу завтра. Времени сколько?
— Начало первого.
— Ну, вот видишь. Сейчас, мы кофе допьем, покурим и все. Спать! Надька, я тебе на диване постелю.
Паша недоуменно пожал плечами, пробормотал: «Ну, как хотите», — и удалился. Проводив его взглядом и подождав, пока он не скрылся в комнате, Надя вскочила, быстро прикрыла кухонную дверь и шепотом спросила:
— Так зачем ты вылезла на дорогу? Я же тебе сказала — не ходи!
— Если б я не вылезла, мы с тобой тут не сидели так мило! — огрызнулась Наташа, не понимая ее возмущения.
— А тебе не приходит в голову другая мысль?
— Какая?
— Если б ты не вылезла, то ничего бы и не было?
— Что?! — Наташа изумилась. — Ты что, с ума сошла?! Думаешь, грузовик бы не поехал тогда по дороге?!
— Поехал бы, отчего же. Только фары бы у него горели. Я же стояла посередине дороги, помнишь? Ты тогда не могла видеть, а я видела вдалеке свет от фар. А потом они погасли, и я подумала, что машина остановилась или свернула во двор. Ничего же не было слышно, помнишь? Вот я и отвернулась тогда. А они просто погасли, понимаешь?
— Ну и что?
— А то, что они погасли, когда ТЫ на дорогу вышла!
Наташа замахала руками, точно отбивалась от стаи комаров.
— Подожди-подожди! Я-то могу поверить что с этой дорогой что-то не так, что она… что на ней легко погибнуть… я в этом убедилась. Но ты что хочешь сказать — что она за мной охотится, что ли?! Да и вообще это могла быть другая машина! Надя, это даже не смешно?!
— А кто смеется?! Ты подумай сама! В четыре года тебя здесь чуть грузовик не задавил — раз? Недавно столб на тебя обрушился — два? И сегодня…
— Ну, сегодня-то мы были вместе…
— …с тобой! Когда я вышла на дорогу одна, я просто хотела проверить все наработки. Мне все это, естественно, казалось бредом. Теперь не кажется. Но ведь все началось, когда на дорогу вышла ты!
— А может она просто ждала, чтобы побольше народу… — Наташа осеклась, и они с Надей посмотрели друг на друга испуганно. Потом Надя медленно произнесла:
— Ты понимаешь, что мы с тобой уже говорим о ней, как о человеке?
Наташа мотнула головой — то ли в знак отрицания, то ли соглашаясь, и решительно встала.
— Я иду спать! И твой сегодняшний эксперимент — совершенно дурацкая затея! Чудо, что мы вообще остались живы!
Надя переплела пальцы и посмотрела на нее исподлобья.
— Вот именно, чудо! Как ты узнала о грузовике?
Наташа пожала плечами.
— Не знаю. Наверное, интуиция.
— Вот слово, которое я ненавижу! Ты же сама говорила, что дорога тебе не нравится! Тебе не кажется, что между вами есть какая-то связь?
— Надя, пойдем спать, — сказала Наташа с тоской. — Ничего мне не кажется. Я уже ничего не понимаю. Но к этой дороге я больше близко не подойду! Это я тебе обещаю! Если еще хочешь делать свою передачу — делай. Но я тебе тут не помощник. Расследуй, делай что хочешь. Только не ходи на дорогу ночью. Ты видела, чем это сегодня закончилось. Случайность это была или нет — не знаю, но в следующий раз, может быть, оттолкнуть тебя будет некому.