— Я что-то не вижу никаких следов гостеприимства, — пробурчал он.
Уэверли пожал плечами. — Когда ты звонил, он сказал, что будет здесь в девять. Может быть, сейчас он экономит электричество.
Но когда они оба вышли из машины и подошли к двери, они обнаружили, что она заперта. С внутренней стороны витрины к стеклу было прикреплено объявление, где крупными буквами было написано: ЗАКРЫТО. ПОЗВОНИТЕ ЕЩЁ РАЗ.
Сдвинутые брови Кейта выражали его гнев, но Уэверли только покачал головой:
— Значит, он немного опаздывает. Давай дадим ему еще несколько минут.
Всякий хлам на улице начинал кружиться и плясать при каждом порыве ветра.
Мне это не нравится, — сказал Кейт. — Теперь он будет дуть еще целых три дня.
Такое уж время года, — мягкий голос Уэверли ничего не выражал, как и его лицо. — Расслабься.
Это действует мне на нервы, — Кейт безостановочно ходил туда-сюда по тротуару перед входом в магазин. — Я почти всю прошлую ночь из-за этого не спал. Жизнь здесь, среди холмов, делает тебя раздражительным. Я вскакиваю всякий раз, когда стучат ставни. И я никак не могу выбросить из головы эту картину — то, как тварь глядит и выгибается, как будто она прямо сейчас готова выпрыгнуть из холста и схватить тебя за глотку.
Не потому ли ты купил ее? Я думал, что тебе понравилась эта вещь.
Так и есть. Но здесь нечто другое. В ней есть что-то такое. Что заставляет принимать ее за реальность.
Но ради Бога, Элиот, фотография была сделана с натуры.
Что-что?
Уэверли усмехнулся.
Я только что процитировал тебе последнюю строку из «Модели Пикмана». Тебе следует самому прочитать этот рассказ. И, между прочим, тебе надо бы прочесть все, что написал Лавкрафт, — и все, что написано о нем, тоже. Напомни мне, чтобы я принес тебе некоторые из этих книг.
Я не уверен, что мне этого хочется.
Ну-ну, дружище, — где же твое интеллектуальное любопытство? Это вроде аллеи, по которой тебе нужно пройти.
Я не люблю аллей, — сказал Кейт. — Ни когда в них гуляет ветер «сантана», ни когда в самом конце аллеи меня ждет встреча с монстром, — он самодовольно улыбнулся. — Не обращай на меня внимания — это просто нервы. — Кейт остановился и поглядел на часы. — Где только черти носят этого Сантьяго? Уже половина десятого.
В то время как Кейт стал пристально разглядывать пустынную улицу, Уэверли снова подошел к входной двери в магазин.
Подожди минутку, — сказал он.
Кейт взглянул на него.
Может быть, он уже здесь, — Уэверли стал пристально смотреть сквозь оконное стекло. — Та дверь в конце придела — она должна вести в заднюю комнату. Видишь, — сквозь нее снизу пробивается свет?
— И правда. Скорее всего, он должен был войти через черный ход.
Уэверли загремел дверной ручкой, потом заколотил в стекло, но никакого ответа не последовало. — Нас не слышат, — сказал он. — Давай-ка обойдем дом сзади.
Кейт посмотрел на него с перекошенным от отвращения лицом. — Я тебе говорил, что терпеть не могу аллей.
Снова прозвучал смешок Уэверли. — Ну, в этой- то аллее тебя никакой монстр не поджидает, это я тебе гарантирую. Пошли.
Он обнаружил узкий проход, идущий вдоль стены здания, и они пошли через него. Кейт шел сзади, спотыкаясь в темноте, неохотно следуя за Уэверли, в сторону сгущающейся темноты в самом дальнем конце аллеи.
Там, действительно, был черный ход, и оттуда исходило яркое мерцание света. А в самой аллее стоял разбитый, когда-то белый грузовичок-пикап с надписью «Ф. Сантьяго. Антиквариат», просто написанной на дверной панели.
Ну, что я тебе говорил? — сказал Уэверли. — Вот его машина. И ни одного монстра я не вижу.
Он подошел к прочной деревянной двери, и эхо от удара в нее разнеслось по всей аллее, после чего растворилось в завывании ветра. Подняв руку, чтобы ударить еще раз, Уэверли внезапно остановился, его кулак разжался, и он взялся рукой за дверную ручку.
Дверь не заперта.
Пока он это говорил, то повернул ручку, и дверь открылась.
Кейт вошел внутрь.
Мистер Сантьяго? — Он поглядел вперед в сторону, откуда исходил свет, затем, нахмурившись, повернулся к Уэверли. — Посмотри!
Задняя комната магазина была пуста. Но под ярким светом электрической лампы без плафона на потолке они обнаружили свидетельство чьего-то недавнего присутствия. Опрокинутый стул; ящики письменного стола, валяющиеся на полу; их содержимое, похожее на белые волны из смятой бумаги; картотечный шкаф, весь развороченный, валявшийся у стены; куча пустых ящиков и коробок в углу — все это являло собой безмолвное, но и безошибочное свидетельство тому, что здесь был обыск и похищение имущества.
Все — в клочья, — пробормотал Уэверли.
Но где же Сантьяго?
Пока он говорил, Кейт прошел вдоль комнаты в направлении закрытой двери, ведущей ко входу в магазин. Прежде чем он дошел до нее, он обнаружил справа от себя другую, меньших размеров дверь. Она была слегка приоткрыта, и Кейт заколебался, прежде чем взяться за ее ручку.
Подожди, — Уэверли оказался рядом с ним, жестами показывая, что следует быть осторожным. Кейт заметил, что его приятель нашел в куче хлама на полу старинный большой шпиндель и держал его теперь, как оружие.
Дай-ка я пойду первым, — сказал Уэверли.
Он толкнул дверь и сразу же вошел в нее.
Затем он начал задыхаться.
Ковыляя за ним, Кейт уставился в маленькую ванную комнату, которая была за открытой дверью. Там не было света, но окно на задней стене было открыто. В силуэте склонившегося на подоконник человека он узнал Сантьяго. Прошмыгнув мимо Уэверли, он пересек комнату и потряс Сантьяго за плечо. Облокотившаяся на подоконник фигура как-то криво сползла на пол, и Кейт завопил. Это потому что Фелипе Сантьяго был мертв. Его выпотрошенная и разжеванная голова не имела лица.
Притаившийся ужас, — прошептал Уэверли.
Притаившийся ужас.
О чем ты говоришь? — Кейт щурился от утреннего света, тускло падавшего на то, что тщательно рассматривал Уэверли.
Рассказ Лавкрафта. Один человек и его друг журналист решили исследовать заброшенную деревню, жители которой были убиты кем-то или Чем-то, которое, по всей видимости, появлялось из глубоких лабиринтов под холмами. Разразилась буря, и они нашли укрытие в хижине. В темноте журналист высунулся из окна, чтобы наблюдать ночную грозу. Наконец, его приятель заметил, что тот не двигается. Он тронул его за плечо, и… — Уэверли прервался и пожал плечами. — Остальное ты знаешь.
Я ничего еще не знаю, — сказал Кейт. — Я все еще полагаю, что нам следовало вызвать полицию вместо того, чтобы бежать оттуда.
Уэверли вздохнул. — Давай не будем проходить через все это снова! Если такое случится, то ни тебя, ни меня здесь больше никогда не будет. Мы будем сидеть в городской тюрьме по подозрению в убийстве и ожидать вопросов от чиновников из окружной прокуратуры. Причем это будут вопросы, на которые ни у тебя, ни у меня нет ответов.
Но ведь, несомненно, полиция убедится, что мы никакого отношения не имеем к смерти Сантьяго!
В таких случаях полиция предпочитает выглядеть близорукой. И даже если они не найдут улик, чтобы обвинить нас в преступлении, мы будем привлечены как парные свидетели. Ты сказал мне, что не любишь аллей. Ну да, а у меня вот аллергия на тюремные камеры, — Уэверли покачал головой. — Когда они обнаружат тело Сантьяго, весь ад вырвется наружу, на свободу. Без сомнений, такие события вызывают сенсацию, но нам с тобой совершенно ни к чему такая популярность. Нам лучше не впутываться в это во все.
Кейт оглянулся и посмотрел на книжные шкафы, стоящие вдоль стен рабочего кабинета.
Но мы уже впутались, — сказал он с унылым видом. — Проблема в том, что я никак не могу понять, во что именно мы впутались. Ты говоришь, что этот некто Лавкрафт написал рассказ о том, что из окна высунулся какой-то человек, и лицо его было обглодано. А теперь это происходит в реальной жизни…
Уэверли резко прервал его нетерпеливым жестом. — Нам незачем брать это в расчет. Я полагаю, в докладе следователя будет указано, что Сантьяго сильно и долго били по голове каким-то острым предметом, от чего все его лицо оказалось раздолбанным.
Но зачем? Судя по всему, мотивом здесь был грабеж. Кто бы он ни был, но совершившему преступление вовсе не надо было убивать этого Сантьяго. И даже если он был убит случайно, не было никакого смысла так сильно уродовать его лицо и класть его на подоконник таким же образом, как это описано в том самом рассказе.
Уэверли стал, по привычке, дергать себя за бороду. — Природа копирует искусство, — сказал он. — Или искусство копирует природу? Итак, вот что мы имеем: смерть Сантьяго и твоя картина. Все это напрямую связано с произведением Лавкрафта.
— Но Лавкрафт никак не связан с Сантьяго.
Полагаю, что связан, — Уэверли залез в карман своего пиджака и достал оттуда клочок мятой и обшарпанной, пожелтевшей бумаги. Аккуратно расправив, он положил его на стол перед собой.
Что это такое? — сказал Кейт.
То, что я нашел на полу в задней комнате, когда поднимал шпиндель — иголку для накалывания бумаг, — ответил ему Уэверли. — У меня не было возможности внимательно рассмотреть это, пока мы шли сюда. Ты был слишком напряжен и испуган, чтобы заметить, как я подобрал это, поэтому я решил ничего не говорить тебе об этой находке. А теперь, я полагаю, тебе самому следует взглянуть на это.
Он пододвинул этот клочок в сторону Кейта. Тот внимательно посмотрел на обрывок почтовой бумаги, исписанной торопливым, неясным почерком. Напечатанный адрес прочитать было легко, но корявый почерк читался, действительно, трудно.
Кейт поднес бумагу ближе к свету и медленно стал расшифровывать то, что там было написано.
10, Барнс Стрит, Провиденс, Род-Айленд, Октябрь, 13, 1926.
Мой дорогой Аптон!
Пишу тебе в состоянии дрожи и трепета. Все то, что ты раскрыл мне в Бостоне, — сначала на словах, а потом и дал мне в этом наглядно убедиться, — все это вызывает у меня неотложную потребность встретиться с тобой снова, и чем раньше, тем лучше. Я, действительно, хочу посмотреть на те твои труды, на которые ты намекал. Даже в самых невероятных фантазиях я и представить себе не мог существования такого…
Читаемый текст обрывался, поскольку бумага была измята и порвана; дальше не было возможности прочитать этот фрагмент; Кейт поднял глаза и встретился с холодным, ничего не выражающим взглядом Уэверли. Мой дорогой Аптон, — медленно произнес Уэверли. — Ну, теперь-то ты убедился? Был такой художник, и Лавкрафт его знал.
Но ведь здесь нет подписи. Откуда тебе знать, что именно Лавкрафт написал это?
Здесь указан его адрес. И каждый, кто знаком с особенностями его почерка, легко может определить, что письмо принадлежит именно ему. Уэверли встал, подошел к книжному шкафу, что находился за спинкой его кресла, и достал оттуда небольшой томик в желтом запыленном переплете. Кейт краем глаза увидел название «Marginalia» и обложку с иллюстрацией, изображающей античное здание, заключенное в красивую рамку; на заднем плане было изображено поле, густо заросшее сорняками, а на нем какое-то бородатое согбенное существо, со страхом взирающее на то самое заключенное в рамку жилище. Уэверли раскрыл книгу на странице с репродукцией на открытке- вкладыше, исписанной от руки разными знаками.
Посмотри на это, — сказал он. — Вот план первого этажа, где располагался кабинет Лавкрафта, и дата — 2 мая 1924 года, — написанная его рукой. Уэверли перевернул еще несколько страниц и дошел до нового вкладыша, на котором чернильной ручкой был нарисован дом, с надписью внизу; открытка; от руки нарисованная карта; пробная страница с исправлениями.
Кейт скептически посмотрел на своего приятеля.
— Я допускаю, что почерк выглядит тем же самым, но кто тебе докажет, что это не подделка?
Посмотри на этот листок, — Уэверли поднес рваную бумажку к свету. — Желтая и крошащаяся. Видишь, как поблекли чернила? Это письмо было написано более пятидесяти лет назад, когда Лавкрафта никто не знал и никому он не был нужен. Таким образом, кому бы пришло тогда в голову подделывать его почерк?
Возможно, это было сделано недавно, — сказал Кейт. — Кто-то взял бумажный бланк старого образца — какой-то предприимчивый шутник…
Здесь мы имеем дело не с шутками. Ничего смешного нет в жестоком и извращенном убийстве. — Чувствительные к свету глаза Уэверли сощурились под темными стеклами очков, и он вышел из полосы ослепительно яркого света, который падал сверху. — У убийцы — или убийц — была чрезвычайно серьезная цель.
Ограбить магазин?
Уэверли покачал головой. — Им не интересен был антиквариат. Им нужны были те ящики, что Сантьяго купил на распродаже в Бостоне. И им нужно было избавиться от него, прежде чем он поймет, чем он обладает и откуда эти вещи. Помнишь, как были обшарены его письменный стол и картотека? Я думаю, они искали все, что связано с торгами, чеки, квитанции о доставке — все, что так или иначе связано с этой покупкой. И, скорее всего, в этих пустых картонках, которые мы видели, были те самые материалы, что они искали.
Что за материалы?
Я думаю, там были сложены невостребованные личные вещи Р. Аптона — его книги и собрание писем, которые к нему приходили. Письма, вроде этого, — от Говарда Лавкрафта. — Уэверли опять поднял фрагмент письма. — Возможно, они разорвали и обронили часть страницы, которую они не заметили, потому что шпиндель упал и накрыл ее.
Лоб Кейта наморщился. — Я не мог этого купить. Зачем красть какие-то книги и переписку принадлежавшие художнику, о котором никто не слыхал?
— Возможно, как раз для того, чтобы о нем некто и не услышал, — сказал Уэверли. — Но мы найдем ответ… Кейт резко встал и положил ладонь на свое изможденное лицо. — Мне необходимо хоть немного отдохнуть.
Хочешь остаться здесь? Я могу устроить тебя в свободной спальне наверху, если тебя это устроит.
Нет, я, пожалуй, отправлюсь домой.
Ты уверен, что сумеешь вести машину?
Кейт посмотрел в окно. — Еще слишком рано для большого утреннего движения. Со мной все будет в порядке.
Уэверли проводил его через комнату к входной двери. — Позвони мне вечером. Тогда мы решим, каков наш следующий шаг.
Кейт покачал головой и сказал:
— Я не хочу предпринимать больше никаких шагов.
Но сейчас мы не можем останавливаться!
Еще как можем, — голос Кейта был тверд. — Я выхожу из игры. Ничего не хочу слышать, ничего не хочу знать, — он открыл дверь и через порог вышел в ранний утренний свет. — Все, что я хочу, — это забыть обо всем этом безумном деле. Вот что я и собираюсь сделать.
Пока Уэверли глядел на него, Кейт подходил к тому месту, где оставил машину. Когда он отъехал, в его действиях чувствовалась решительность. Видно было, что решение это у него окончательное, и, несмотря на усталость, он быстро и уверенно проезжал по пустынным городским улицам и разветвленным дорогам, ведущим к дому на вершине горы над каньоном. Только после того как он поставил свой «Вольво» в гараж и открыл входную дверь в собственный дом, он позволил себе роскошь расслабиться.
Как хорошо было снова оказаться здесь, в своем тихом доме! Пока Кейт шел через гостиную к спальне, события прошедших двенадцати часов представлялись ему чем-то вроде дурного сна, ночного кошмара, от которого он наконец-то очнулся, здоровый и невредимый.
Но, пока он шел, заглянул в открытую дверь рабочего кабинета, и все здоровье и спокойствие пошли прахом. Кабинет выглядел едва-едва освещенным. Там ничего не было тронуто. В комнате царил полный порядок. Но стол, на котором лежало то самое полотно, был пуст.
Картина исчезла.
Полуночный свет пробудил горы и проник в окна рабочего кабинета Кейта.
Посмотри, — обратился он к Уэверли, — как они могли пробраться сюда, за окно?
Тот, оказавшийся в его комнате неизвестно откуда, ответил:
А ты убежден, что у тебя в кабинете ничего не пропало?
Ну да, конечно, — Кейт указал на фигурки из гагата и слоновой кости. — Они чего-то стоят, и весьма дорого, но ни одна из них не пропала. Те люди искали именно картину. — Он покачал головой — Но кто же они такие, и откуда они узнали, что картина именно здесь?