— Нашим коллегам, видимо, пришло в голову, что строители могли чего-то не обнаружить.
— Пожалуй, — кивнул ольт, усаживаясь напротив. — Для меня это было ударом — я ведь полагал, что знаю Дом как свои пять пальцев.
Он ещё долго говорил, я что-то отвечал, беседа текла себе и текла. А я, стыдно признаться, собирал силы, чтобы проверить фигуру, ченкх . Было ужасно неловко и страшно. Словно я — начинающий воришка, ведущий обыденный разговор с тем, кто должен стать моей первой жертвой.
Решился.
На неуловимый миг пальцы Эиронтаи сжались и вновь разжались.
Послышался звон: сжимая пальцы, он задел чайную ложку. Поднимать не стал. Обычай такой. Пока гость не встанет и не поблагодарит, поднимать с пола ничего не полагается. Что будет, если гость, шутки ради, посбрасывает на пол все столовые приборы, я не знал.
— …лет семьдесят, — продолжал он увлечённо. — А когда Дом заработал, у предполагавшегося смотрителя нервы быстро не выдержали. И меня попросили вернуться.
Мы посмеялись с ним вместе.
Когда мы распрощались (довольные друг другом… я всё ещё испытывал смущение — ведь он так и не понял, что я проводил на нём опыт), я некоторое время постоял за оградой Паррантина. Глядя то на громаду Дома, то на почерневший от времени раскидистый сиарх . Нашёлся же идиот, которому вздумалось откопать меч и разрушить Оазис! Кто это был, интересно?
Мне отчего-то захотелось это выяснить.
Ченкх , подумал я. Слово явно не из Среднего языка. Д. говорит, что есть целая отрасль магии — магия жестов. Ченкх относится к тайной области этой магии. Чего только не придумают!
Оннд, Лето 45, 435 Д., 10-й час
Послезавтра приём, подумал Клеммен. В библиотеке Оннда хорошо, удобно и спокойно. Ощущается груз времени, лежащий на городе, но беспокойства это не вызывает. За этими столами могли сидеть и правители, и простые граждане; и великие мыслители, и простые ремесленники: в Оннде лишь один процент неграмотных, обучение основам наук, языку обязательно для всех граждан государства и платить за это не нужно. Да, судьба милостива к этому городу и выросшей вокруг него Федерации. Безмятежной его жизнь не назвать, но с неизменной лёгкостью он выплывает изо всех водоворотов и сходит со всех мелей, куда его заносит время.
Единственный город, где правители всегда у всех на виду. Д. говорит, что это ширма, марионетки, что настоящих правителей на так просто встретить. Но так ведь повсюду. Все эти короли, князья, герцоги и прочие — чаще всего власть кажущаяся. А подлинная власть невидима, неосязаема — ведь если её заметно, значит, власть готова рухнуть…
Клеммену польстило то, что в Центральную библиотеку Федерации его пустили не потому, что он ненгор, а на общих основаниях. Библиотекарь точно так же велел заплатить за право использовать возможности учреждения, выдал личную карточку-пропуск и полупоклоном пригласил нового читателя в храм знаний. Туда, где запах трав скрывал едва ощутимый привкус пыли веков. Наконец-то меня встречают, как любого другого человека, подумал Клеммен. И понял, что устал быть выделяющимся, особенным, с кем непременно надо считаться. Может быть, именно это побуждает ольтийских аристократов переодеваться в лохмотья и выпрашивать милостыню?
Желание избавиться от давления времени. Клеммену очень понравились эти слова. Но какое отношение это может иметь к нему самому? Прямо, как в поговорке: с кем поведёшься…
…Он открыл внушительный том и принялся искать ссылки, записи, намёки. Книга хранила записи обо всех, кто удостоил Паррантин своим посещением — ради лечения ли, ради испытания собственных сил или просто из любопытства. Поразительно, чего только нет в этой библиотеке. Родословные корольков, владения которых на карте можно различить только при помощи сильной лупы. Летописи, составленные обитателями мест, названия которых уже ничего никому не говорит. Словари, мемуары, жизнеописания, огромное количество научных трактатов. Многое из этого уникально, страшно подумать, что единственный пожар может уничтожить так много. Клеммен поразился, насколько кощунственной была мысль о пожаре. Впрочем, всё давно уже переносится на «зрячие» кристаллы, килианы , на иные носители информации. Всё, что доступно читателям, наверняка существует во множестве копий. Как минимум то, что власти города считают самым ценным. Килиан -матрица стоит очень дёшево (хотя для его заполнения необходимо либо самому быть Магистром инструментальной магии, либо нанять Магистра). Кристалл с записью хранится почти неограниченно долго и весьма прочен.
Есть исключения, конечно. Сведения, которые должны храниться недолго, записывают на иные матрицы: хрупкие, нестойкие, быстро и безвозвратно теряющие то, что на них записали. Бюро очень часто прибегает к таким носителям. Ну и конечно, кодирование, защита, секретность… тоже создадут множество преград тем, кто попробует обратиться к запретным сведениям.
…Вот они, сорок два человека, которые посетили Оазис за последние две недели его существования. Можно было выбрать и более широкий интервал. Признаться, Клеммен сам не знал, отчего взял две недели.
Никто не останавливался в Оазисе дольше пяти дней. Повезло, что «подозреваемых» всего сорок два: в иные времена в Паррантин прибывало до полутора сотен челове ежедневно — вон сколько там построено гостиниц. И все пустуют… жуть! А какая могла быть толчея внутри Дома!. Д. утверждает, что, даже если все жители мира захотят одновременно войти в Дом, то каждому из них будет нелегко встретить внутри кого-нибудь из остальных. Шутит, наверное.
Ну ладно. После приёма можно будет заняться этим частным расследованием: кто мог извлечь обломки меча, уничтожить Оазис, серьёзно изменить мана-потоки вокруг Дома. Дом. Самое странное сооружение из всех существующих. Примечательно, что Академия официально никак не отреагировала на разрушение Оазиса. Правда, прошло уже два года…
Клеммен захлопнул том и оставил его, как положено, на специальном месте в углу стола. Два года. В Академии дураков нет. Следовательно, либо это событие не было отнесено к намеренной диверсии, либо, напротив, было… Мда. В обоих случаях реакция вполне естественная: делаем вид, что повода для беспокойства нет. Жаль, что значка хватает только на то, чтобы войти внутрь Академии. Больше никаких привилегий.
Ну что же, будем думать. Клеммен встал и стеллажи и направился к выходу. Погулять пока по городу. Может быть, появятся идеи.
Как меня занесло в этот переулок, я и сам не знаю. Наверное, интуиция… если предположить, что я знал, зачем именно встретился там с… впрочем, всё по порядку.
Посидел немного на площади — прямо перед внешней стеной Дворца Мысли. Вход туда не всем разрешён, да и не все туда стремятся. Немало веков власти города создавали иерархию халла , сословий — и вот результат. Недоверие и некоторый страх перед науками и магией, возможно, не лучший способ ограждать людей от опасностей, которые могут нести знания, но… что сделано, то сделано. Странно здесь, в Оннде, но можно привыкнуть. Тем более, с моим-то значком.
С площади видны башенки Храмов. Они отовсюду видны, так постарались архитекторы. Пожалуй, только Храм Жреца Всех Богов построен в новое время (века четыре тому назад), возраст остальных гораздо больше. Д. мне привил то, что сам называет «разумным атеизмом». Это очень простая вещь: относиться ко всем культам с равным уважением, не оказывать предпочтения, не выказывать пренебрежения. Просто принимать их существование к сведению. Боги по-прежнему смотрят на нас, всё меньше полагающихся на «силы свыше», и гневить их не следует. Иначе доказательства их существования будут неожиданно предоставлены в самом убедительном свете. Я, по привычке, сделал «охранный знак»«: отец… бывший отец то и дело делал такой знак, если доводилось говорить о чём-то „высшем“. Глупая привычка, но успокаивает. Д. ещё говорил, не уточняя, всерьёз ли, что боги слышат слова, но заглядывают при этом в душу. Иначе говоря, думай, что хочешь, но сто раз подумай, прежде чем произнести вслух.
Храмы процветают, как и прежде. Даже когда Оннд бывал захвачен неприятелем, их не смели разрушать. Объяснений предлагается много, меня лично ни одно не устраивает. Никогда не иссякает поток паломников к святилищам Оннда. А если иссякнет — значит, конец города и мира не за горами.
Я заходил то в одно заведение, то в другое — здесь съесть немного жареного мяса, там — опрокинуть стаканчик лёгкого вина… на площади можно найти всё, что угодно. Забавно: в Оннде очень много разных рас, но мне попадались только Люди. Что, все прочие — под Маской ? Неуважение к «нелюдям» в Оннде не приветствуется. Хотя нижние халла относятся к «чужакам» с опаской.
Наводит на раздумья Оннд, что ни говори. Бродил я, бродил, как вдруг обнаружил, что стою у небольшой лавки — старьёвщика, вероятно — и смотрю на всевозможный хлам на витрине. Ну да, на центральных улицах положено иметь и витрины, и охрану.
Постоял и вошёл.
Тихо звякнул колокольчик и пожилой хозяин лавки, после секундной заминки, повернулся лицом к посетителю. Внешность его показалась Клеммену знакомой. Несомненно, где-то уже встречались! Странности памяти, никогда прежде не медлившей, не очень-то обеспокоили юношу: что-то скользнуло по его шее, обжегши пронзительным холодом. Он едва не поднёс руку к горлу. Ах да, амулет-треугольник. Что это с ним?
И тут он вспомнил торговца.
Грениш. Старьёвщик, по совместительству — скупщик краденого. Вот оно как! Неплохо устроился — в самом Оннде, в центре города! Что ж, старый знакомый — всегда приятная встреча.
— А, это ты! — обрадовался старик, энергично пожимая ему руку. — Тебя и не узнать! Очень приятно, очень приятно. С того дня, как ты появился и передал привет от Д., я частенько думал, как ты там. Как дела?
Столь необычное радушие смутило Клеммена, но, с другой стороны, кто сказал, что скупщики краденого — все до одного чёрствые и подозрительные?
— Прошу, прошу сюда, — старик откинул часть стойки, освобождая проход. — Очень рад встрече. Новостей с востока не так уж много. Проходи, проходи, если, конечно, не торопишься.
Что тут сказать! Никуда Клеммен не торопился.
Грениш провёл его через несколько коридоров в приличную, убранную со вкусом комнатку и что-то крикнул слугам, сам усевшись напротив.
— Ну, — произнёс он, улыбнувшись. — Вижу, ты теперь большая шишка. Из грязи, как говорится… Нам всем — включая Д. — пришлось подниматься с самого низу Да. Как подумаешь, сколько…
Звякнул колокольчик.
— Как не вовремя, — вздохнул старик, поднимаясь. — Сейчас вернусь. Надо бы табличку повесить, что закрыто.
И ушёл.
Вновь что-то обожгло холодом ямочку пониже шеи. Что-то сильное и словно текучее пошевелилось там. В комнате никого не было. Клеммен расстегнул рубашку. Треугольник сам собой повернулся золотой стороной вниз. От него исходило тепло и желтоватое свечение.
Что такое?
Тут словно пелена упала с глаз. Комната — что-то неправильное с этой комнатой. Как выглядела та комната, в которой он появился в тот день в Веннелере?
Память вновь дала осечку.
Послышались мягкие шаги, старик вернулся. Клеммен уже сидел на прежнем месте, изо всех сил скрывая охватившее его беспокойство. Д. говорил, что интуиции надо доверять безоговорочно. Внутренний голос не ошибается, это человек порой не может его расслышать.
Старик говорил о том, как сильно изменился егогость, почти слово в слово повторяя уже сказанное.
Клеммен почти не слушал его.
И тут словно лопнул долго надувавшийся пузырь.
Комната в Веннелере, в которой находилась лавка Грениша, была неухоженной, покрытой пылью и паутиной, давно не знала ремонта и должной заботы. Здесь же всё идеально убрано, пахнет не пылью и затхлостью, а старинной мебелью, лаком, добротным дубом. Не может человек так изменить свои привычки!
Клеммен встал, ощущая, что задыхается. Старик замолчал, продолжая с любопытством глядеть на посетителя.
И вновь память прорвалась вспышкой.
«С тех пор, как передал привет от Д…»
Никогда Грениш не называл Д. по имени! Ни полным, ни сокращённым! Да что же это?!
— Вы не Грениш, — услышал он свой собственный голос и старик вздрогнул, а лицо его стало словно чуть прозрачным… или показалось?
— Вы не Грениш, — Клеммен почувствовал, что ясность мышления возвращается с каждым мигом. Треугольник стал очень тяжёлым, цепочка врезалась в шею. Пульсирующее тепло исходило от амулета. — Не знаю, что вам от меня надо, но…
Тут он заметил то, что до сего момента не замечал.
Тень.
Кто-то сидел, прислонившись к стене за портьерой. Из-под неё выглядывали видавшие виды кожаные ботинки. Клеммен опустил взгляд на ноги «Грениша»… те же самые ботинки! Жар накатил волной, слабость сковала по рукам и ногам.
Голова весила тысячи тонн. Поднять её стоило огромных усилий.
— Вы… — начал было Клеммен, но слова застряли в горле. Перед ним находилось существо из сновидении о Скрытом Доме. Походило оно на человека, проросшего жуткими грибками и плесенью, оплетённого отвратительными волокнами, мёртвого заживо. Клеммен понимал, что если встретится взглядом с этим обретшим плоть кошмаром, то лишится рассудка, раз и навсегда.
Как и во сне, бежать было трудно, ужасающе медленным получалось бегство. Существо гналось за ним. Если оно заперло дверь… только не это!
Треугольник обжигал. Возможно, боль от его прикосновения позволила сохранить рассудок. Время замедлило ход; удары собственного сердца оглушали, кровь раскалённым поршнем ударяла в виски. И всё же безумный страх покинул Клеммена, рука сама собой скользнула в карман, к «брелку» для ключей — средству экстренной связи. Клеммен нажал на него сильно, и даже успел подумать, что так недолго и сломать «безделушку».
Мягкие удары ног о пол. Гонится, гонится по пятам.
Клеммен ловко повернулся, вписываясь в поворот, толкнул планку стойки за спиной. Только бы чудовище не умело проникать сквозь стены. Дверь оказалась закрытой; Клеммен сгруппировался и, прикрыв лицо, как учил Д., бросился наружу прямо сквозь витрину.
Та звонко взорвалась сотнями осколков; некоторые больно укололи сквозь куртку, но лицо не пострадало, а это — главное. Клеммен приземлился на мостовую, поверх стеклянного крошева, среди груды хлама, что был в витрине и принялся подниматься на ноги — бежать отсюда, поднимать тревогу, спасать свою и чужие жизни.
Время пошло обычным темпом.
Разгорячённый, покрытый потом и кровью из десятков мелких порезов, Клеммен увидел, что никто за ним не гонится. Люди сбегались к месту происшествия, в том числе и стража.
Клеммен хотел показать свой значок, но ноги подвели его: он упал навзничь, не в силах ни пошевелиться, ни издать ни единого звука.
Оннд, Лето 45, 435 Д., 14-й час
— Самое странное, что вы вообще выжили, — произнёс собеседник с едва ощутимым акцентом.
Они находились в том же самом магазине; подлинный хозяин его, как и слуги, всё это время пролежал в глубоком обмороке. Пока место происшествия изучалось, их всех унесли прочь — видимо, для начала в лечебницу. Витрину успели заменить, беспорядок внутри — прибрать. Теперь Клеммен и несколько неизвестных ему людей (то ли из чего-то, похожего на Бюро, то ли из Академии, то ли ещё откуда) беседовали в одной из задних комнаток. Снаружи казалось, что лавка попросту закрыта. Слух о том, как ловко стражники схватили неудачливого грабителя, уже, вероятно, распространяется среди жадного до происшествий населения.
— Сам не знаю, — у Клеммена болело плечо, которым вышиб витрину, ныли мелкие порезы, и вообще было немного не по себе. Неплохая получается поездка.
— Мы давно выслеживали его, — продолжал человек. Представляться он не торопился, а Клеммен не настаивал. — С вашей помощью, случайной или нет, мы его схватим. С минуты на минуту.
— Неужели хозяин?
— Да нет, — человек был немолод, но худощав. Никаких знаков отличия на его форме не было. Похож на офицера местной армии, на весьма опытного офицера. — Это всего лишь невольная жертва. Да и засада вряд ли ставилась на вас.