Интересно, подумал Клеммен, что будет, если вывалить перед ней тележку орехов? Обоснуется рядом с ней? Хотя нет, грызун скорее умрёт от истощения, закапывая свалившееся на голову богатство и охраняя его от посягательств соперников.
Белка, похоже, та самая, которая съела давеча третью ягоду. Уж больно похожая отметина — светлое пятнышко на рыжей груди. Белка выбралась из пакетика (последний превратился в лохмотья), наградила человека укоризненным взглядом и поскакала прочь.
Если забыть о том, что человека они воспринимают исключительно как источник пищи, очень милые создания, подумал Клеммен. В окрестностях Веннелера белки — традиционная добыча и человека близко не подпускают. От двуногого пришельца там в первую очередь надо ожидать меткого выстрела.
Отряхнувшись, Клеммен выпил пригоршню воды из ручейка, оглянулся. Парк расстилался вокруг во всём великолепии. Отличное место для отдыха. Чужие сюда не забредают, а прочие приходят по делу и не станут отвлекать.
Даже здесь он не переставал размышлять над тем, кто из пяти кандидатов в подозреваемые в умышленном разрушении Оазиса является подлинным «преступником». Торговец тканями, восточная окраина Лерея. Студент Академии… ого, в таком-то возрасте! Целительница, остров Арнтай… не слыхал о таком острове. Курьер королевской почты, Киншиар. Нотариус, Веннелер. Земляк. Остальные подозреваемые постепенно отсеялись. Эти пятеро, изображения которых Клеммен видел перед собой на небольших глянцевых карточках, не имели убедительного алиби. Каждый из них мог быть причастен.
Все пятеро — Люди.
Случайность?
Вряд ли. Хотя Оазис посещали представители всех рас. Кто ради лечения, кто из любопытства; в книге посетителей цель визита указывать не обязательно.
А зря, подумал Клеммен, глядя на часы. Пора. Пообедаю и — ещё один визит в библиотеку. На этот раз — в Паэрон. Там много древних рукописей, глядишь — что-нибудь об Оазисе будет.
Отчего-то казалось, что происшествие в Паррантине может дать ответы на многие вопросы.
Главный из которых: чего не договаривает Д.? Чего ради взял человека, абсолютно бесполезного в смысле магических искусств?
Прямого ответа ждать не приходилось. А вынуждать Д. или Кинисс лгать или отмалчиваться было бы неприятно.
Паэрон, Лето 48, 435 Д., 15-й час
— Вас зовут Клеммен? — голос был человеческим, бесцветным, усталым.
Юноша поднял взгляд.
Мороз пробежал по коже. Он сразу же узнал говорящего; одно из пяти лиц, в которые он не так давно вглядывался. Нотариус. Из Веннелера. Откуда он здесь? Зовут его…
— Минше Керрент, нотариус, к вашим услугам, — представился незнакомец; лет ему чуть более сорока, прикинул Клеммен. По меркам Веннелера, в самом расцвете сил. Вот только на расцвет сил не похоже. Дрожит, чуть заикается — не похож на знаменитого владельца большой нотариальной конторы. Нисколько.
— Наслышан, — встал Клеммен и протянул руку. Сказанное было чистой правдой. Слышал, правда, как хорошее, так и не очень, но какое это имеет значение? — Как вы здесь оказались?
— Вас искал, — Минше оглянулся, словно ожидая увидеть за спиной разбойников с окровавленными топорами. — Мне нужно поговорить с вами. Как можно скорее. С глазу на глаз.
Преодолев изумление, Клеммен на ощупь отыскал в кармане одну из «безделушек» и та подсказала, что собеседник верит в то, что говорит и не находится под магическим воздействием. Ну что же…
— Хорошо, — Клеммен вернул фолиант пожилому библиотекарю и направился следом за человеком, имя которого пользовалось у Озера заслуженным уважением. Да только было видно: хлопни у него за спиной в ладоши, и тот окончательно обезумеет, завопит, примется крушить всё на своём пути. По всему видно: человек настолько испуган, что уже не стремится скрывать этого. Ну, дела…
Клеммен пересёк крохотную площадь; на ближайшем участке крепостной стены располагается кафе. На свежем воздухе и с прекрасным видом на озеро и реку. Найти свободный столик не составило большого труда.
— Слушаю вас, — произнёс Клеммен, после того как минут пять они просидели, глядя друг на друга, время от времени отпивая из бокалов.
— Мне страшно, — выдал Минше очевидную истину. — Мне никогда не было так страшно, ненгор. А всё из-за этого проклятого Оазиса и меча, будь он неладен.
— Что вы знаете об Оазисе? — спросил Клеммен, у которого стало зарождаться предчувствие, одновременно приятное и ужасное.
— Я тот самый идиот, который выкопал обломок меча, — последовало тусклое, едва слышное признание. — Но, боги свидетели, по глупости, исключительно по глупости.
— Слушаю, — Клеммен изо всех сил старался подавить нетерпение. «Рассказывайте всё, да по порядку!» — хотелось ему рявкнуть, но так поступать было ни в коем случае нельзя.
— Я туда лечить суставы отправился, — продолжал Минше. — Я не хочу отнимать у вас много времени, ненгор… вот, — он протянул свёрнутую в трубочку пачку листов бумаги. — Всё описал, очень подробно. И, собственно, я это уже рассказывал, вашим коллегам. Но я узнал, что вы интересуетесь Паррантином и…
«Кто вам сказал это?!» — едва не воскликнул Клеммен, которому тоже стало страшно. И жарко, и душно, несмотря на прохладу.
— …и попытался вас найти.
Теперь Клеммен запустил все индикаторы, которые были при себе. Слежки нет, человек не под гипнозом, не под наркотиками, не под магическим воздействием. Впрочем, сильный страх — самое действенное одурманивающее средство. Что его могло так напугать?
— Слушаю вас, — Клеммен не нашёл ничего лучше этих слов, собеседник явно желал хотя бы изредка слышать чужой голос. — Очень внимательно слушаю.
— Вы записываете наш разговор? — щека Минше дёрнулась, словно сказанное им было чрезвычайно непристойно.
— Нет, — Клеммен положил руки перед собой. На самом деле, для записи на килиан нет необходимости держать матрицу в руке. Но далеко не всем это известно. Однако он и в самом деле не собирался ничего записывать. Помимо всего прочего, это — ощутимый служебный проступок. Записывать можно только с разрешения начальства, с предоставлением обязательной копии. Иначе говоря, при проведении официального расследования.
Нотариус ощутимо успокоился.
— Я уже не знаю — кому верить, кому нет. Вам я верю, вы ещё молоды и не… извините! — он слабо махнул рукой.
Официант наполнил их бокалы и удалился.
— Седьмого дня я нашёл на столе деловое письмо, в обычном конверте — мне таких приходит десятки каждый день, — Минше успокаивался; в особенности потому, что видел обе руки ненгора, безо всяких магических штучек. — Там требовали, чтобы я не смел говорить о том, кто рассказал мне о Мече, иначе, мол, будет худо. Но, признаться, я и не собирался рассказывать. Это звучит не очень красиво, но не собирался. В конце концов, кто угодно ведь мог его выкопать!
«Вот тут ты ошибаешься», мысленно усмехнулся Клеммен.
— Это был высокий человек… — Минше явно не видел и не слышал ничего, увлечённый своим признанием. — Он подошёл и сказал, что целебный источник — это превосходно, но если я прикоснусь к реликвии, которая спрятана от любопытных глаз… то все мои болезни пройдут мгновенно. Рассказал про Меч, где его отыскать. Он говорил, что ничего страшного это не вызовет, клянусь!
— Я верю, — у Клеммена пересохло в горле, никакое питьё не помогало. — Продолжайте. Это действительно помогло?
— Да! — с отчаянием в голосе воскликнул Минше. — Помогло! Я словно заново родился. Боюсь, что предпочёл бы никогда не рождаться — При других обстоятельствах Клеммен, возможно, и улыбнулся бы.
— Вы видели этого человека впоследствии?
— Да, — прошептал Минше и оглянулся. — Вчера. Вечером. В зеркале. — Поднял на ненгора глаза с широко раскрытыми, несмотря на солнечный свет, зрачками. — Я сошёл с ума?
— Не думаю. Вас преследуют неспроста, — Клеммен больше не испытывал радости оттого, что виновник нашёлся. Но поздно, сам влез в это странное дело. Надо дойти до конца. — Никому ничего не рассказывайте. Будут спрашивать обо мне — скажете, что я расспрашивал, но ничего не добился. Возьмите вот это, — он протянул нотариусу шарик из дымчатого стекла. — Если произойдёт что-то из ряда вон выходящее, сожмите покрепче или разбейте.
— З-зачем?
— Подать сигнал о помощи. Никому ни слова о том, кто дал вам это. Я найду вас, в ближайшем будущем. Завтра утром или сегодня вечером. Старайтесь находиться в людных местах. Не смотрите в зеркала, в воду, в подобные поверхности. Вам понятно?
Судя по виду нотариуса, Клеммен только что отменил объявленный кем-то смертный приговор.
— Понятно, — он осторожно взял шарик, словно опасаясь, что тот укусит.
— Возвращайтесь домой, — Клеммен встал. — Далее я не могу действовать сам. Я подчиняюсь инструкциям. До встречи!
— Рад был познакомиться, — Минше поднялся на ноги, возвращаясь к облику хорошо известного и уважаемого человека. — Большое спасибо за помощь. — И удалился.
Теперь придётся сообщить обо всём Д. и как-то объяснить, зачем потребовалось интересоваться судьбой Оазиса. Ну да ладно. Что-нибудь придумаем. Клеммен нажал на камушек на брелке — никакой реакции. Ещё раз — три слабых сигнала. «Занят, вызовите позже». Вот так всегда.
Сообщать вышестоящему начальству — навлекать неприятности на свою голову, на голову Д. и Кинисс. Вызвать её? Тоже не отвечает. «Вне зоны досягаемости». Ещё лучше!
Впрочем, если бы таинственный «советчик» Минше что-то заподозрил, вряд ли нотариус смог бы отыскать Клеммена здесь, да ещё и рассказать всю историю. Одно ясно: не раньше завтрашнего утра надо прибыть в Веннелер, вместе с Д.. Порядок прежде всего. Буду вызывать Д. и Кинисс каждые четверть часа.
Чем заняться?
В библиотеку теперь идти не горит. Погулять по окрестностям, да и возвращаться пора. Начать с во-он той аллеи. Прекрасный вид на парк — или заповедник? Когда-то там были пустоши, руины прежних поселений. Руины местами остались. Очень живописные руины.
Венллен, Лето 48, 435 Д., вечер
Д. так и не появился. Кинисс не отозвалась. Если завтра утром связь с ними не восстановится, придётся сообщать вышестоящему начальству. Заварилась каша… И куда это Д. делся? Интересно, сможет ли вызов вытащить из эльхарта ? Клеммен хихикнул, представив себе эту картину. Нет, вряд ли. В конторе пусто, запертые комнаты, запертые столы.
Возле самого порога дома на Клеммена налетел пошатывающийся субъект, от которого за сто шагов разило дешёвым вином. Его мутные глаза довольно долго пытались понять, с чем произошло столкновение, и выражение лица стало угрожающим.
— Ш-шатаются здесь, — он громко икнул. — Пройти не дают. Ой! — он увидел значок ненгора и вмиг протрезвел. — П-прошу прощения, уважаемый, п-прошу прощения! Ни за что бы не… не… — он вновь икнул и Клеммен поморщился. Ну и дела! Сюрпризы, один другого чище.
— Ладно, забудем, — он отодвинул верзилу от себя. — Всё в порядке. Прощайте.
— П-прощайте! — обрадовано воскликнул неизвестный и поплёлся дальше, продолжая что-то бормотать и натыкаться на редких прохожих. Давненько я пьяных прямо на улице не видел! Да ещё в Венллене…
С замком пришлось возиться несколько секунд.
— Заело? — участливый голос из-за спины. Клер Инвор, сосед, художник, кажется. — Помочь?
Странное покалывание внутри головы. Переутомился я сегодня.
— Нет, Клер, спасибо, — Клеммен оглянулся, помахал соседу рукой, и тот, улыбаясь… исчез.
Клеммен замер, как вкопанный. Челюсть его отвисла.
— Клер? — прошептал он, поражённый.
Нет Клера. Только что стоял у двери собственного дома, с вывеской-рекламой своей студии. Вот она, вывеска — «Портреты, неотличимые от оригинала»… И где же…
Дом исчез.
Был — и не стало. Ни дома, ни вывески. Ровная брусчатка на том месте, где только что был дом. Прохожие идут, не оборачиваясь, не удивляясь… как будто всё в порядке. О боги, что случилось?!
Повернулся ко входной двери. Тупо посмотрел на неё. «Входная дверь». Что случилось с замком?
Замок исчез.
И дверь исчезла.
Открылся проход внутрь. Клеммен, пошатываясь, вошёл, по привычке ища за спиной ручку, чтобы закрыть дверь за собой. Уши сдавливала тишина, стук сердца становился громким, словно барабанный бой. Это не с окружающим миром происходит, подумал Клеммен, тяжело дыша. Это со мной. Что такое? Отчего всё это?
…Клер смотрел, разинув рот, как побледневший Клеммен шатающейся походкой тяжело больного протиснулся в дверной проём. Что с парнем? Приболел? Переутомился? Второе вероятнее, такая нервная работа…
Клеммен налетел в полутьме на тумбочку, зашипел от боли. Проклятая тумбочка.
Тумбочка исчезла.
Понимание неожиданно ослепило Клеммена — он не помнил, на что только что налетел, не помнил даже, как оно называлось: немедленно забыл это , забыл навсегда, надёжно и бесповоротно. О небеса, только не это!
Тьма сгущается. Подумай, вспомни, Клеммен, хохочет она. Вспомни всё подряд. Подсказать? Вспомни о родном городе, о родителях, о…
— Нет, — простонал Клеммен, подтягиваясь, чтобы не сломать шею — лестница исчезла, стоило поскользнуться на ней. Входная дверь в кабинет испарилась. Отчего так всё болит? Словно не по пустому пространству движется, а натыкается на невидимые препятствия.
Мгла, непроницаемая мгла. Не останавливайся. Не думай. Действуй инстинктивно. Тебе нужна помощь… помощь… пальцы наткнулись на выступ, нажали. Стало светлее. Светильник… нет, не думать о нём! Вон, стоит табурет… точнее, стоял… что стояло? Неважно. Взгляд Клеммена шарил по полкам, опустошая их, после чего он плюхнулся в кресло перед столом и нетвёрдой рукой нащупал что-то твёрдое, прямоугольное, только что взятое с полки.
Открыл, не глядя. Уставился на текст. Буквы чёткие, заострённые. режущие глаз. Отлично. Надо не позволять себе думать ни о чём. А для этого…
«Целью настоящего исследования является изучение связи между развитием языков с одной стороны, и развитием человеческих обществ — с другой…», — прочёл Клеммен вслух; голос отразился от стен, вернувшись насмешливым эхом. Окружающий мир сжался до стола, светильника, кресла и текста, что бежал перед взглядом чёрными блестящими дорожками. Хрупкий, непрочный мирок. Только бы не рухнул, только бы не рухнул. «…рассмотрим на примере рукописей, найденных…»
Время остановило свой бег.
— …ищем тебя, ищем…
Тяжёлая, словно налитая свинцом, голова.
— Клеммен?
— А? — юноша поднял голову со стола; он заснул, держа в руках книгу. Перед ним стоял Д., вид у начальника был ошалелый. Тут на Клеммена накатила горячая волна ужаса. Он подумал о Д.! Сейчас Д. исчезнет, испарится навсегда…
Но Д. и не думал испаряться.
— Что с тобой? — поинтересовался Д. — Выглядишь так, словно тебя час избивали. Великое небо! — он взял со стола книгу, лицо его посерело. — Когда это случилось?
— Не знаю, — Клеммен ощутил, что зверски голоден. — Вечером. Я шёл домой… и… оно… начало исчезать… — он закрыл лицо руками. — Не могу вспомнить… ничего.
— Да, — произнёс в конце концов Д. — Тебе невероятно повезло, мой мальчик. Как ты догадался? Отчего взял именно эту книгу? — помахал в воздухе «Трактатом о развитии языка»
— Вы говорили, что это одна из тех книг, которую можно прочесть и с чистой совестью забыть всё, что там говорилось.
Д. скрутил смех. Он хохотал так, что слёзы полились из глаз, а сам он вынужден был усесться на пол. Клеммен почувствовал себя значительно лучше. Прошёл изнуряющий, лишающий сил ужас. Голод, правда, не прошёл. Только усилился.
— Идём, — Д. поднялся сам и помог подняться Клеммену. — Тебе нужна срочная помощь, медлить нельзя. Так… нет. Закрой-ка глаза. Нет, давай я их тебе завяжу.
— Зачем?
— Долго объяснять. Давай же, быстро! — вдруг повысил он голос. — Времени очень мало.
Пришлось подчиниться.
Странно было шагать по чему-то неровному и не помнить, что бы это такое могло быть. Очень странно. Описать словами — и вовсе невозможно.
Венллен, Лето 50, 435 Д., ночь
— Сиди спокойно, — голос принадлежал Кинисс. Глаза Клеммена всё ещё были завязаны. В голове была блаженная пустота; память необратимо не пострадала, и самое главное, кажется, было в ней на месте. События последних нескольких лет — точно.